Книга 16. Пожиратель Богов. Часть 4 — страница 20 из 43

Мир вокруг нас дрожал, как живое существо в предсмертной агонии. Воздух гудел от накопленной энергии, искрился фиолетовыми разрядами, которые разрывали пространство, оставляя после себя чёрные шрамы небытия.

Циарин, превратившийся в чудовищного гиганта, наполовину муравья, наполовину бурю из плоти и энергии, поднял свои искажённые конечности. Его тело пульсировало, впитывая последние остатки жизни из мира Улья.

— ТЫ ВСЁ ЕЩЁ ДУМАЕШЬ, ЧТО СМОЖЕШЬ ПОБЕДИТЬ⁈ — его голос гремел, как тысяча раскатов грома, сотрясая то, что осталось от ландшафта. — Я — ЭТО УЛЕЙ! Я — ЭТО ЗАКОН!

Я стоял напротив, чувствуя, как доспех Дарвы вибрирует на мне, реагируя на нарастающую угрозу. Моя правая рука непроизвольно сжалась в кулак — бронированные пальцы скрипели, сдерживая энергию, готовую вырваться наружу.

Во мне, несмотря на немалое количество розданных «трофеев» еще сохранились огромные объемы энергии. Закон перерождения Единства, часть Закона неугасимого огня Лавовой Феи, Законы миров тех Руйгу, что я прикончил, а также энергии всех тех противников, что я сожрал до сих пор.

Я мог бы использовать эти силы, выпустить в разрушительном ударе невероятной мощи, такой, что даже мутировавший Циарин не смог бы такого пережить. Но нельзя тратить это на него. У меня еще были враги куда опаснее. Катрион ждал. И Маала ждала. И для них я приберегу главные козыри.

Циарин совершил последний рывок. Его пасть, больше похожая теперь на воронку в ничто, раскрылась на все 180 градусов.

В глубине глотки закрутился вихрь из фиолетово-чёрной энергии, вобравший в себя всё: свет, звук, даже само пространство вокруг. На мгновение мне показалось, что я вижу в этом вихре лица — миллионы поглощённых душ, навсегда ставших топливом для его Закона.


— УМРИ, ПОЖИРАТЕЛЬ! — его рёв разорвал тишину.

Сгусток чистой деструкции вырвался наружу. Это не был просто энергетический луч — это была сама концепция уничтожения, воплощённая в физической форме.

Он двигался медленно, почти лениво, но я знал — это иллюзия. Каждая микросекунда его движения оставляла после себя трещины в реальности, которые не затягивались, а продолжали расти, как ядовитые паутинки.

Я вдохнул, чувствуя, как внутри меня пробуждаются древние силы. Четыре аспекта. Шестнадцать атрибутов. Я слил все, что имел, в эту атаку, прекрасно понимая, что не смогу выйти из этого столкновения невредимым.

Удар.

Не взмах, не бросок — именно удар. Прямой, честный, без уловок. Мой кулак встретил летящую смерть Циарина в середине пути.

Столкновение было… красивым.

Сначала — свет. Ослепительно-белый, выжигающий сетчатку даже через закрытые веки. Потом — тишина. Настоящая, абсолютная, когда перестают работать даже внутреннее ухо. Я видел (хотя «видел» — не то слово), как две силы сплелись в смертельном танце.

Они будто кружились друг вокруг друга, сливались и снова разделялись. На мгновение показалось, что они нейтрализуют друг друга. Но нет.

Боль пришла неожиданно.

Правая сторона… её просто не стало. Не было взрыва, не было ощущения удара — просто в один момент рука, плечо, часть груди превратились в пыль. Доспех уцелел — великолепная работа Дарвы — но под ним теперь была пустота.

Но Циарину было хуже.

Моя атака не просто прошла сквозь его защиту — она разорвала её на атомы. Тысячи микроскопических взрывов превратили его правую половину в кровавый туман.

Его хитиновый панцирь, покрывшийся трещинами и зазорами из-за мутаций, но ставший даже тверже, чем был, рассыпался, как песочный замок.

Я двинулся вперёд. Левая рука (теперь единственная) сжалась в кулак.

Шквал.

Удар, усиленный аспектом Повешенного, был прекрасен в своей простоте. Никаких спецэффектов, никаких ярких вспышек — просто кулак, летящий в голову противника.

Треск хитина был музыкой для моих ушей. Череп Циарина (точнее, то, что от него осталось) не просто треснул — он взорвался изнутри, выплеснув содержимое в виде синеватой плазмы.

Одновременно я запустил Чревоугодие — не просто чтобы добить, а чтобы лишить его последнего шанса. Я чувствовал, как Закон тиранической узурпации (такой гордый, такой сильный ещё минуту назад) теперь дрожал в моей хватке, как пойманная птица.

— Прощай, ублюдок, — прошипел я, наблюдая, как свет в его единственном глазу медленно угасает. — Скажи привет Умсе и Семургдалиону… если найдёшь их в моём желудке.

###

Кровь Циарина — густая, почти черная, с вкраплениями мерцающей энергии Закона — медленно стекала с моих когтей, испаряясь в насыщенном магией воздухе Улья.

Его тело, некогда могучее, а теперь разорванное в клочья, лежало передо мной, постепенно распадаясь на частицы Закона, которые медленно растворялись в пространстве, словно дым после костра.

Я чувствовал их вкус на языке — горький, металлический, с оттенком чего-то гнилостного. Тираническая узурпация. На самом деле поразительная сила, в чистом виде, пожалуй, сильнейший из Законов Байгу, скорее всего даже сильнее перерождения Катриона.

К сожалению, ему не повезло с хозяином.

Где-то вдалеке гремели взрывы, слышались крики Шиито и Теневых Гвардейцев, сражавшихся с оставшимися Руйгу. После того, как Циарин начал пожирать Улей ради собственного усиления, правила, подавляющие моих союзников и усиливавшие их врагов, исчезли. И Руйгу Циарина начали безбожно проигрывать.

Так что помощь моя уже не требовалась. Да у меня и была другая задача.

Я закрыл глаза, погружаясь в аспект чревоугодия. Моя сила разлилась по миру Улья, как чернильное пятно, просачиваясь в каждую трещину, в каждый закон этого места.

Закон тиранической узурпации сопротивлялся — он был жив, он был его, и даже сейчас, после смерти этого тела Циарина, он не хотел подчиняться. Но я уже знал его структуру, его изъяны, его вкус.

— Найдись, — прошептал я, заставляя свою энергию проникнуть глубже, в самое сердце этого мира.

И там, в глубине, я почувствовал его.

Слабое мерцание. Дрожащий огонек сознания.

Циарин.

Без моего вмешательства ему потребовались бы десятилетия, чтобы снова обрести форму. Возможно, даже века. Но у меня не было намерения ждать.

— Восстановись, — прошипел я, вплетая в поток Закона нити аспекта понимания и чревоугодия.

Энергия сгущалась, стягиваясь к дрожащему ядру — крошечной искре «Я» Циарина. Я наблюдал, как частицы Закона начинали притягиваться к нему сами, словно железные опилки к магниту.

Его сознание вспыхнуло, хаотичное, неоформленное, но уже живое. Однако он еще не понимал, кто он, где он, что произошло.

И уже не поймет.

— Мур!

Феникс, до этого момента сражавшийся вместе с Шиито и Тенями, мгновенно отреагировал. Его алые крылья распахнулись, и он приземлился на плечо, пристально следя за моими действиями. Он знал, что будет дальше.

Я схватил сгусток сознания Циарина — липкий, пульсирующий, наполненный яростью и страхом — и, не тратя времени на церемонии, втолкнул его в клюв Мура.

Феникс проглотил добычу, и его тело тут же вспыхнуло ослепительным пламенем. Не просто огнем — чистым Законом, вырвавшимся наружу. Перья почернели, затем вспыхнули багровым, потом золотым. Кости трещали, крылья сжимались, тело скукоживалось, будто его сдавливала невидимая рука.

Но на этом дело не закончилось.

Энергия хлынула в Мура, как вода в бездонный колодец. Я чувствовал, как внутри него бурлят два Закона высочайшего уровня, два противоречивых принципа, сплетающихся воедино.

Мур взвыл — не от боли, а от переполняющей мощи. Его тело сжалось до размера птенца, затем и вовсе свернулось в яйцо, обернутое кольцами пламени. Оно пульсировало, как сердце, излучая тепло, от которого трескался камень под ним.

Оставалось только ждать.

— Интересно, что из тебя получится, — хмыкнул я, проглотив яйцо Мура, спрятав его в том же кармане чревоугодия, где своего часа дожидался драконий ус.

Кровь Циарина еще дымилась на моих перчатках, когда остаток армии Руйгу застыл в нерешительности.

— Я сдаюсь! — прохрипел высокий Руйгу-богомол. — Прошу, у меня не было выбора, кроме как подчиняться, но больше я не хочу!

Его примеру последовали десятки других, в целом примерно половина выживших. Некоторые Руйгу падали на колени, другие просто застывали на месте, опустив головы.

Но другая половина…

Другая половина сомкнула ряды еще плотнее. Их аура вспыхнула багровым светом — не страхом, а яростью. Из их рядов вышел исполинского роста Руйгу, тоже муравей, как и Циарин.

— Мы не станем рабами! — его голос прокатился по полю боя, заставляя содрогаться даже воздух. — Лучше смерть, чем предать клятвы!

Его боевой клич подхватили десятки глоток. Их энергия слилась в единый порыв, создавая волну давления, от которой задрожала земля под ногами.

Я лишь усмехнулся.

— Как пожелаете.

Первый яростный Руйгу-минотавр бросился вперед. Я даже не стал уклоняться. Моя ладонь сомкнулась на древке оружия — и в следующий миг оно рассыпалось в прах, поглощенное моей аурой. Он успел лишь округлить глаза, прежде чем мои пальцы впились в его шлем.

Рядом раздался вопль — двое других бросились на меня с флангов.

Я позволил их атакам достичь цели, но оружие лишь бессильно скользнуло по драконьему доспеху. А через секунду мои руки уже сжимали их сердца. Два хрустальных всплеска — и их тела рухнули, превращаясь в пыль еще до падения.

— БЕГИТЕ! — закричал кто-то сзади, но было уже поздно.

Я двинулся сквозь их ряды, как жнец сквозь пшеницу. Каждый шаг — еще одна пожранная жизнь. Один воин попытался ударить меня в спину — его лапа расплавилась, едва коснувшись моей ауры. Другой метнул копье — оно застыло в воздухе, прежде чем я втянул его в себя вместе с метателем.

Сдавшиеся наблюдали за этим, бледные как смерть. Некоторые дрожали так сильно, что их доспехи звенели.

— Слушайте внимательно,