Допустим, перерождение могло повлиять на его личность. Но я был готов поставить собственную жизнь на то, что Катрион бы никогда не решился на такое перерождение, если бы знал, что в итоге буквально перестанет быть собой.
А значит вывод мог быть только один: перерождение пошло не так. Это был уже не совсем Катрион. Что-то сломалось. Что-то изменилось.
Мысли сшибались в моей голове, как волны во время шторма. Каждая деталь, каждый факт выстраивался в четкую цепь, звено за звеном. Аспект Понимания работал на пределе, перебирая воспоминания, как архивные документы.
Перед глазами всплыло мое последнее «смертельное» ранение — когти Катриона, пронзающие грудь. Он вырвал мое сердце, но я не погиб, как Катрион, должно быть, ожидал.
Единство. Катрион явно не то, что не был против разрушения своего мира Байгу, он провоцировал их на уничтожение Единства своим бездействием. Вот только из-за моего вмешательства полного уничтожения огромного мира не произошло, а значит не произошло и полноценной ГИБЕЛИ его Закона. Наоборот, я поглотил его часть.
Барьер в Войде. Эти четыре месяца, пока мы собирали силы… Войд разъедал защиту, как кислота. Я помнил эти черные прожилки, ползущие по энергетическому куполу. Что они привнесли в процесс перерождения?
Но главное — Эргал. Его странное поведение. То, что он выдал местоположение Катриона через Амалу. То, как он смотрел на меня, когда говорил об «отце». В его глазах не было страха. Было… понимание. И сопротивление.
Он не получил всех нужных ингредиентов для ритуала, не умер окончательно, чтобы окончательно возродиться, сам ритуал оказался скомпрометирован и искажен.
Как вишенка на торте тот, кто должен был отдать свое тело Катриону, при этом исчезнув навсегда, явно не был в восторге от такой перспективы. Собственно, ничего удивительного.
И вскоре все эти изъяны начали напрямую сказываться на самом Катрионе.
Великое Древо агонизировало.
Я стоял на трещащей под ногами коре, наблюдая, как гигантские листья — каждый величиной с континент — один за другим теряли жизненную силу. Их прожилки темнели, становясь похожими на трещины в высохшей глине. Ветви высыхали и опадали вниз, на землю главного мира, принося колоссальные разрушения, придавливая целые страны и народы.
И миры, покоившиеся на этих листьях и ветвях, медленно сползали с поверхности, как капли ртути со стекла, оставляя за собой мерцающие следы разрушенной реальности.
Катрион висел в центре этого хаоса, его тело теперь представляло собой чудовищный гибрид насекомого и растения. Хитиновые пластины покрылись древесным рисунком, а из соединений между ними пробивались тонкие побеги, жадно впитывающие сок Древа.
— ВЫ ВСЕ ЕЩЕ НАДЕЕТЕСЬ? УЗРИТЕ МОЩЬ ИСТИННОГО ТВОРЦА!
Ствол, стоявший рядом, вдруг содрогнулся. Его корневидные пальцы впились в растрескавшуюся кору.
— Он… вытягивает… последние соки… — древесный голос звучал прерывисто, надтреснуто. — Древо… не выстоит…
Я поднял голову. Трещина, начавшаяся у основания, уже поднималась вверх со скоростью лесного пожара. Ее края светились тем же зловещим изумрудным светом, что и глаза Катриона.
Ги, весь в ссадинах и ожогах, остановился рядом со мной. Его дыхание было тяжелым, как работа кузнечных мехов.
— Это дерьмо рухнет на наши головы, если мы ничего не сделаем.
Я молча кивнул.
Ствол сделал последнюю отчаянную попытку — он вонзил руки в трещину, пытаясь сомкнуть ее края. На мгновение разрушение замедлилось. Но затем из разлома вырвался фонтан изумрудного пламени, и древний гегемон отпрянул, его руки почернели, как обугленные сучья.
Катрион расхохотался.
— ТЫ ТОЛЬКО УСКОРЯЕШЬ НЕИЗБЕЖНОЕ. ЭТО ДРЕВО УМРЕТ, КАК И ВСЕ, КТО ПЫТАЕТСЯ ВОССТАТЬ ПРОТИВ МЕНЯ!
Трещина ускорила свой рост, теперь она разделила ствол уже наполовину. Отколовшиеся фрагменты коры падали вниз, обнажая пульсирующую внутренность Древа.
Однако и состояние Катриона явно оставляло жедать много лучшего. В течение одной секунды его тело то раздувалось до размеров малого мира, то сжималось почти до человеческих пропорций. Пальцы на левой руке или, возможно, уже лапе, внезапно удлинились в древесные побеги, затем с треском вернулись к хитиновым когтям. Крылья то расправлялись как листья, то складывались как хитиновые пластины. И даже сама аура потеряла всякую стабильность. Слишком много соков Великого Древа он высосал за несколько минут нашего боя.
— НЕ СМОТРИТЕ НА МЕНЯ ТАК! — его голос раздвоился, один тон сохранял уже привычную истеричность, другой звучал… знакомо. Холодно. Расчетливо. — Я… Я СОВЕРШЕНЕН…
Вот только, похоже, даже его сломанный мозг уже начал понимать, что это далеко не так. Более того, хотя наш бой и привел к, скорее всего, почти полному уничтожению мирового скопления Древа Вечности, на победу Катриона это было мало похоже.
Искаженный, из-за начавшегося распада Великого Древа потерявший свою подпитку, с начавшей ехать кукухой, подавляемый почти двумя десятками разных аспевто, он еще был невероятно опасен, но дело явно шло к его поражению.
И как бы он сейчас ни был безумен, Катрион не мог этого не понимать.
— Он собирается бежать, — вырвалось у меня.
Ги рванулся вперед, его кулак сжался с хрустом ломающихся костей:
— Нет уж, ублюдок…
Но Катрион уже начал процесс телепортации — его контуры стали размываться, заполняясь изумрудным туманом. Я понимал, что мы попросту не сможем остановить его, навязав бой. Он был слишком силен.
И после того, как он сбежит, все, что нам останется — это каждый раз опаздывать. Всегда приходить слишком поздно. Всегда находить лишь пепелища. Это сейчас мы сумели угадать его цель, но в следующий раз подобного может уже не повториться.
Я прыгнул, ощущая, как моя форма искажается, растягивается, превращаясь в живую черную дыру. Кожа лопнула, обнажая пульсирующую энергию под ней. Челюсти (были ли это еще челюсти?) раздвинулись шире, чем позволяла анатомия.
Катрион обернулся в последний момент.
— ТЫ НЕ…
А затем его тело пропало внутри моей пасти.
###
Абсолютная чернота пространства Чревоугодия дрожала от столкновения энергий. Четыре моих аспекта приняли форму, противостоя проглоченному Катриону.
Лев — исполинский золотой хищник, каждый мускул которого пылал превосходящей мощью. Его грива пылала живым огнем, а когти оставляли в темноте сверкающие шрамы.
Понимание — хрустальный многогранник, чьи грани непрерывно перестраивались, анализируя каждую частицу вражеской энергии. Его холодный свет прорезал тьму геометрическими узорами.
Повешенный — тенеподобный великан с бесчисленными руками, каждая из которых держала разные орудия: одни — мечи из сжатого времени, другие — щиты из искаженного пространства.
Чревоугодие — сама суть этого места: черная пучина с бесконечными цепкими щупальцами, каждое из которых было усеяно ротовыми отверстиями.
Катрион стоял в эпицентре, его аспект перерождения материализовался как изумрудный смерч, пронизанный золотыми нитями. Энергия исходила от него волнами, искажая само пространство вокруг.
— ТВОИ ЖАЛКИЕ АСПЕКТЫ — КАК ДЕТСКИЕ ИГРУШКИ! — его голос разрывал реальность изнутри.
Нити его аспекта начали проникать в структуру моего пространства.
Лев атаковал первым. Его клыки вонзились в плоть Катриона, но…
— ДУРАК! — Катрион взмахнул рукой, и изумрудные нити обвили золотого хищника. Шкура Льва начала темнеть, превращаясь в кору, грива — в сухие ветви.
Понимание бросилось анализировать атаку, но Катрион ударил по нему сокрушительным импульсом. Хрустальные грани покрылись паутиной трещин.
— ТВОИ СИЛЫ СТАНУТ МОИМИ!
Повешенный попытался опутать его руками-тенями, но нити перерождения превращали их в пыль при контакте. Чревоугодие метнуло щупальца, но они чернели и рассыпались, едва касаясь изумрудного сияния.
Я чувствовал, как пространство начинает выходить из-под контроля. Стены черной бездны местами зеленели, принимая его оттенок.
— Я НЕПОБЕДИМ! — он сделал шаг вперед, и земля под ним расцвела странными цветами. — Я ПРЕВРАЩУ ТВОЕ ЧРЕВОУГОДИЕ В САД ПЕРЕРОЖДЕНИЯ И ЗАХВАЧУ ТВОЕ ТЕЛО!
Мои аспекты отступали, израненные и обескровленные. Лев — некогда золотой исполин — теперь хромал на три лапы, его четвертая превратилась в иссохший древесный сук. Понимание рассыпалось на сотни треснувших граней, каждая из которых тускло отражала наше поражение. Повешенный, лишившийся большинства своих теневых рук, еле держался на коленях. Даже само пространство Чревоугодия напоминало теперь поле боя — черная бездна покрылась язвами изумрудного света, сквозь которые прорастали золотые нити вражеской энергии.
Катрион шел через это искаженное пространство, его шаги оставляли за собой цветущие трещины. Его голос гремел, смешиваясь с гулом распадающейся реальности:
— ТЫ ВИДИШЬ ЭТО? — он широко раскинул руки, и золотые нити его аспекта потянулись к последним островкам сопротивления. — ТВОЯ СИЛА СТАНОВИТСЯ МОЕЙ. ТВОИ АСПЕКТЫ — МОИМ ИНСТРУМЕНТОМ. ТЫ — ПРОСТО ЕЩЕ ОДИН ШАГ НА МОЕМ ПУТИ.
Я лихорадочно перебирал варианты. Четыре аспекта, шестнадцать атрибутов. Параллельное использование, комбинации, активация одного через другое — ничего не работало даже в самых смелых фантазиях.
И тогда пришло озарение — ослепительное, как вспышка сверхновой.
Я едь так и не разобрался со слиянием. И теперь, узнав, как свою силу обрел Катрион, я понял, что было не так.
Нужно было не просто сочетание двух-трех аспектов или нескольких атрибутов. Нужно было полное, абсолютное объединение всего, что я имел.
Без страховки. Без понимания последствий. Зная лишь одно — другого выбора нет.
— ПОРА ЗАКОНЧИТЬ ЭТО, — прошептал я, и пространство содрогнулось.
Лев, несмотря на раны, поднял голову. Понимание собрало осколки в шаткую конструкцию. Повешенный выпрямился, достав последние резервы. Чревоугодие сжалось, готовое к финальному рывку.