Но главный сюрприз был впереди.
— Кора, — попросил он, а так как его голос разносился микрофонами, то люди стали вставать на цыпочки, чтобы увидеть, к кому обращается принц. — Кора, передай мне, пожалуйста, воспоминания первой жены физика Эйнштейна.
— Первой жены… — прокатилось по площади.
— Воспоминания…
— Эйнштейна… Вы знаете Эйнштейна? Я не знаю никакого Эйнштейна!
Кора передала книгу. Густав открыл ее, проверил, на месте ли закладка.
— А теперь, — произнес Густав столь руководящим голосом, что ослушаться его было невозможно, — я попрошу подняться ко мне вот этого господина в бронзовой маске.
Головы всех на площади стали поворачиваться к господину, в непривычного вида греческом шлеме и бронзовой маске, скрывавшей лицо. Тот с опозданием почувствовал внимание толпы и осознал опасность в приглашении принца. Очевидно, подумала Кора, он просто забыл, что выделяется таким странным образом.
— Идите сюда, — позвал Густав. — К вам же обращается ваш принц.
Бронзовая Маска постарался двинуться в обратном направлении — подальше от платформы. Почувствовав это, зрители на площади сомкнулись и принялись подталкивать Бронзовую Маску к платформе, причем потерявшие уверенность в своем всесилии бюрократы и аристократы, так же как простой народ, дергали Бронзовую Маску, толкали и тянули, так что через две минуты Бронзовая маска очутился на платформе.
— Мои дорогие сограждане! — воскликнул тогда Густав озорным голосом Тесея, сражающегося на мечах со своими сверстниками. — Я хочу показать вам человека, который в последние дни предпринял несколько попыток меня убить.
— О-о-о-о! — прокатилось по площади.
— В свое время при необходимости я могу обратиться в суд и привлечь туда таких свидетелей, как принц Кларенс из рода Дормиров, даму Клариссу и даже мою родную тетку Амалию Рагозу.
Бронзовая Маска попытался спрыгнуть с платформы, но Густав решительно схватил его за плечо.
— Но я не намерен наказывать этого человека, — сказал он. — Этот человек сам придумал себе наказание, равного которого по изысканности и жестокости еще не знало человечество.
Вновь заинтригованная толпа замерла, с неба роем спустились жучки телевизионных камер и замерли над головой принца. Бронзовая Маска нервно оглядывался, и Коре было видно, как воспаленно блестят его глаза.
— Если хочешь, Оливер Джадсон, — сказал Густав, — то ты можешь снять шлем. Без него легче дышится.
Ой! — мысленно воскликнула Кора. Как же она могла не узнать главного убийцу! Он оставался для нее настолько вне подозрений, что даже разговаривая с ним, видя его глаза и руки, она, опытный профессионал, не заметила очевидного сходства. Конечно же, это Оливер Джадсон, он же — Будда бесконечной жизни по имени Амитаюс, он же — оракул Провала, самый знаменитый человек в государстве Рагоза.
Но мало кто в толпе догадался, кто такой Оливер Джадсон, ведь знали всесильного оракула, фактического властителя судеб всей страны. Знали Будду Амитаюса, но не Джадсона…
— Помочь тебе? — спросил Густав.
— Нет, — ответил оракул. — Мне удобнее в шлеме.
— Наивно. Весь народ нашего государства хочет увидеть тебя воочию, а ты прячешься в медном ночном горшке.
— Не смей так говорить, мальчишка! — воскликнул оракул, сам сорвал шлем и бросил его на платформу. Шлем покатился по ней и, покачавшись на краю, замер.
И тут народ узнал оракула Провала.
И гул ужаса прокатился по площади. Так велика была власть предсказателя, так упорна была вера в его всемогущество…
— Почему, Оливер, — спросил Густав, глядя, как ветер колышет редкие волосы оракула. — Почему ты хотел моей смерти?
— Потому что, — ответил оракул, приглаживая волосы и обретая уверенность в себе, потерянную несколько минут назад. — Потому что все мои предсказания, без исключения, обязательно сбываются. И если я предсказал смерть человеку, он должен умереть!
Предсказатель говорил хорошо поставленным голосом, приблизив губы к микрофону, отчего его голос, казалось, заполнял все пространство над площадью и проникал в сердца тысяч людей.
— Я предсказал твою смерть, — произнес оракул. — Значит, ты, считай, мертв.
— Значит, ошибся, мой старый друг.
— Я не друг тебе, принц. Я выше тебя. Я знаком и близок с астральными силами, с черной и белой магией. Великие экстрасенсы России прилетают ко мне после своей смерти посоветоваться о вечности. Как смеешь ты, ничтожество, поднять на меня руку!
Оракул разошелся вовсю, и Кора видела, как толпа постепенно отступала от платформы, люди не смели стоять так близко к своему божеству.
— Ты кончил? — хладнокровно спросил принц Густав.
Оракул ничего не сказал. Он ожидал ответного крика или капитуляции противника, но не такого делового вопроса.
— Если кончил, то завяжи шнурок. У тебя шнурок на правом башмаке развязался.
И это тоже было сказано так, что оракул посмотрел на свой ботинок, потом присел на корточки и стал завязывать шнурок.
Эта минута и дала возможность Густаву вновь овладеть вниманием толпы. А людям опомниться от грома джадсоновской речи.
— Мы с Оливером Джадсоном, — буднично продолжал Густав, — вместе кончали спецшколу. Только я закончил десятилетку за восемь лет, а наш уважаемый оракул умудрился просидеть в каждом классе по три года. И его выпустили из школы на волю, когда у него уже была третья жена и восемь детей. Что ему оставалось делать? Он пошел в экстрасенсы.
Толпа грохнула хохотом. И понятно — люди в хохоте расправлялись с собственным страхом и собственным пресмыкательством перед Буддой вечной жизни Амитаюсом.
Оракул поднялся, с трудом удержал равновесие и попытался оттолкнуть принца от микрофона. Но принц уже привык к дуэлям, он так рубанул ребром ладони по тянущейся к микрофону руке оракула, что тот завопил на всю площадь:
— Ты с ума сошел! Ведь больно же…
Это были самоубийственные слова.
И если даже Оливер Джадсон, поняла Кора, сможет сохранить за собой рабочее место над Провалом, ему потребуется несколько лет, чтобы вернуть хотя бы часть власти над умами рагозийцев.
— Мы так устроены, — продолжал Густав, не глядя на оракула, — что помним только сбывшиеся предсказания. Нас можно дурачить сколько угодно и назначать конец света раз в три месяца, а затем отодвигать его по климатическим условиям. Из тысячи предсказаний Оливера Джадсона сбывалось одно, но о нем сразу же начинали трубить газеты и купленные экстрасенсом телевизионные дикторы. Отсюда один шаг до преступлений…
Густав сделал паузу.
А оракул предпринял еще одну попытку незаметно сползти с платформы, но тут уж в дело вмешалась Кора и легко выбросила его обратно на помост.
— И ты здесь, — сказал оракул растерянно, будто только что узнал Кору. Он остался сидеть у ног Густава. Он подобрал свой бронзовый шлем, но надевать не стал, а обнял и прижал к животу.
— Сейчас идет следствие в Галактическом центре, — сказал Густав, — о причастности оракула к смерти моего отца.
— Я никого не убивал! — сказал оракул, глядя вверх.
— Но ты знал от заговорщиков день и час смерти моего отца. И ты опубликовал это предсказание, чтобы добиться славы оракула! С помощью сети шпионов и при помощи своей любовницы… — Густав посмотрел на Клариссу. Та стояла, в ужасе зажав рот ладонью, — …имя которой не играет роли, он проникал в дома, спальни людей, он узнавал грязные секреты, он шантажировал и вымогал деньги — дым, выходящий из Провала, стал самым грязным дымом нашего отечества.
Как все любопытно и несправедливо устроено на свете, подумала Кора. Не будь Кларисса-Медея так сказочно хороша, пожалел бы ее Густав? Скрыл бы ее имя?.. И тут же она остановила себя: не ревнуй.
— Вранье, вранье, вранье! — Оракул отпихивался рукой, но не поднимался с помоста.
— Вы только вспомните, какую власть над нашим государством получил этот жулик! Как ловко он и его друзья пользовались нашей доверчивостью и дикостью нашей клановой системы! Три года назад он предсказал войну с нашими соседями варилами. Может, вы помните, что произошло? В день, предсказанный оракулом, наша армия напала на наших соседей. И не потому, что это было так удобно только одному оракулу. Вы спросите у генералов, не договорились ли они заранее с Оливером Джадсоном.
Гул возмущения охватил площадь. Некоторые вельможи, пригибаясь, бежали с площади к своим машинам.
— А вы забыли, как голодала вся страна, когда оракул объявил, что нельзя сеять хлеб, потому что планеты противятся этому. Сколько они все заработали на ввозе хлеба? И власть этого третьегодника стала столь громадной, что если он предскажет кому-то из вас, что его мать должна умереть ночью, то ее может убить собственный сын.
— Это клевета!
— Тогда скажи, скажи, зачем ты отправился в Древнюю Грецию? Почему ты хотел убить меня?
— Потому что все мои предсказания сбываются. А если и не сбываются, значит, я так захотел.
— Когда ваш любимый оракул говорит, что руководил моим убийством только для того, чтобы сбылось его предсказание о моей смерти, это правда, — сказал Густав. — Я не должен был возвратиться сюда живым. И когда не удались покушения на меня других убийц, он занялся этим сам. И если бы я погиб, то он бы вновь торжествовал. И вы бы еще покорнее подчинялись его приказам и капризам. Но можно я задам тебе вопрос, Оливер? Почему тебе нужно было предсказать мою смерть? Только потому, что тебя попросила об этом моя тетя?
— Я не просила! Он сам придумал! И мне сказал! — завопила из толпы герцогиня.
— Все куда серьезнее. Оливер однажды совершил роковую ошибку. Ошибку, в которой он раскаивается всю жизнь. Ты помнишь?
Оракул не ответил.
— Именно эта ошибка чуть не стоила мне жизни. Дело было пять лет назад…
— Замолчи! — закричал оракул, стараясь встать, и Кора с удивлением увидела, что ноги не держат предсказателя, — так он был испуган.
— Пять лет назад, на вечере встречи учеников нашего класса оракул сильно напился. Очень сильно. И у меня с ним вышел спор. Я спросил его, может ли оракул предсказать собственную смерть. И он ответил, что такое предсказание — дело чести каждого достойного оракула. Например, Нострадамус предсказал свою смерть. «А ты?» — спросил я. «А я как оракул сильнее всех!» — «Тогда скажи, когда умрешь?» — спросил я его.