– Считается, что для того, чтобы слиться разумом с Кэлидаррой, одной из возможных вселенных, нужно достичь этого самого состояния кэльвы. И есть разные способы достижения, от социально приемлемых, вроде медитации, до социально опасных, например, при помощи алкоголя или наркотиков. Есть и другие способы: длительное голодание или же бессонница. И еще проблема: дети кэльвы считают смерть желанной, потому что она позволяет снова слиться с матерью-вселенной. В большинстве случаев, конечно, они об этом только рассуждают, но некоторые, особо впечатлительные, приходят к мысли о суициде.
– Какую роль играет клуб «Цитадель» в социализации детей кэльвы?
– В этой субкультуре есть свои положительные стороны. Во-первых, кэльвы во многих вопросах действительно образованнее сверстников. Они склонны к размышлениям и саморефлексии, а это дает возможность диалога. Во-вторых, для ребят очень важна самореализация в искусстве: в музыке, литературе, театре, живописи. Они убеждены, что диалог с Кэлидаррой возможно выразить только так. Наш клуб поощряет философские беседы и занятия творчеством. Ребята сами приглашают интересных людей для бесед, консультаций или мастер-классов, ставят в клубе спектакли, одеваются по собственной моде. Я им предоставляю полную свободу выражать свое мировоззрение, мысли и чувства такими способами. Они ценят это и с пониманием относятся к ограничениям: например, у нас нельзя выпить больше одного бокала вина за вечер, и тем более исключены наркотики.
– Так просто? И это все, что требовалось, чтобы исключить наркотики, алкоголь и прочие ужасы, которые вы перечислили?
– Решение только кажется простым. Чтобы это работало, нужно объяснить, почему наркотики и, как вы выразились, прочие ужасы мешают, а не способствуют достижению кэльвы.
– И как вы это объяснили?
– Общество никогда не давало им выбора. Их ругали, стыдили, исключали из школ, ставили на учеты во всевозможные диспансеры, проводили другую работу, которую принято называть воспитательной. А я предложил им выбор: или они обретут свое место, в котором смогут реализовывать себя, сохранив человеческое обличье, или продолжат резать вены, экспериментировать с наркотиками и алкоголем без всяких шансов быть услышанными. Понимаете, я не навязал выбор, я дал право сделать его самостоятельно. И был понят. Теперь мне даже не надо следить за порядком – ребята сами друг за другом присматривают.
– Спасибо, господин Таэрдос. У меня еще много вопросов, потому что я по-человечески восхищаюсь тем, что вы делаете. Но, к сожалению, время репортажа очень ограниченное. Надеюсь, редакция запланирует еще сюжет. Госпожа Тариэн, ваша очередь.
Женщина робко посмотрела в сторону камеры.
– Госпожа Къерэн, могу ли я вас попросить не указывать мое имя в титрах? Я согласилась на интервью только ради господина Таэрдоса.
– Может, ваши племянники тоже бы согласились поучаствовать? – немного заискивающе спросила Глэсса.
– Нет, это невозможно.
– Ну хорошо, – с сожалением вздохнула Глэсса. – Но мне кажется, если бы телезрители узнали, что клуб «цитадель» помог детям самого Агнеды Рукволы…
– Даже не вздумайте! – От робости госпожи Тариэн не осталось и следа, в голосе послышался металл. – Мой зять не пользовался популярностью во многих кругах, но могущественные покровители у него были! И они уничтожат любого, кто попробует навредить детям Агнеды. Даже передачу центрального канала могут закрыть, и вы это знаете.
Глэсса знала и поэтому спорить не стала. Еще раз вздохнув, она приступила к интервью:
– Госпожа Тариэн, расскажите, как клуб «Цитадель» помог вашим родным?
– Мои племянники – сироты. Они потеряли обоих родителей в раннем детстве. Я их воспитывала и пыталась восполнить потерю отца и матери, как умела. Но дети попали под дурное влияние и стали неуправляемыми. Оба бредили кэльвой и мечтали ее достичь. Они добывали наркотические вещества, голодали неделями, дважды пытались себя убить. Не помогали ни психологи, ни психиатры. Я уже отчаялась и не представляла, что делать, когда кто-то из знакомых позвал детей в «Цитадель». Я даже не сразу узнала об этом, просто заметила через некоторое время, что поведение обоих разительно изменилось в лучшую сторону.
– И как же оно изменилось?
– Дети закончили школу. Пусть совсем не блестяще, но важен сам факт. В этом году мы с господином Таэрдосом даже убедили их поступить в один из престижных университетов в Антарионе.
– Спасибо, госпожа Тариэн. Я думаю, этого достаточно. Спасибо всем, господа. С вашего позволения мы пообщаемся с ребятами, согласившимися принять участие в съемках. Репортаж покажем на следующей неделе.
Съемочная группа спустилась в клуб, и госпожа Тариэн обратилась к Риемо:
– Господин Таэрдос, еще раз спасибо за племянников! Если бы не вы… Извините, что не позволила озвучить имя их отца, но, сами понимаете… Они дети человека, великого во всех Шести мирах, и недопустимо, чтобы о них пошла слава как о бывших наркоманах и самоубийцах, пусть даже и спасенных «Цитаделью»…
– Я все понимаю, госпожа Тариэн, не извиняйтесь. Я признателен вам за поддержку!
– Спасибо еще раз! Мне пора. – Госпожа Тариэн с благодарностью сжала его пальцы на прощание, а потом, не оглядываясь, поспешила к терраполису.
Репортаж вышел через четыре дня. В то утро Риемо заехал в офис Нордрека, надеясь решить вопрос с протекающей трубой на кухне «Цитадели».
Нордрек, внимательно его выслушав, лишь горестно вздохнул:
– Ри, ты знаешь, я ничего не жалею для молодежи, но тут же надо вызывать сантехника, а это снова расходы… Потерпи немного, вот свяжусь с префектурой, пусть присылают своего мастера, и нам ничего платить не придется! Давай-ка лучше посмотрим, что там про нас телевизионщики насочиняли.
Нордрек направил пульт на работавший в беззвучном режиме визор. Диктор, обретя голос, объявил:
– … И про цитадель детей кэльвы расскажут наши коллеги из Сайтэрры!
Репортаж о «Цитадели» длился минуты три. Глэсса сдержала обещание, которое дала Риемо перед съемками: детей кэльвы показали не асоциальной молодежью, а людьми, ищущими свою культурную нишу. Однако Лесареон Нордрек остался недоволен.
– Это, конечно, прекрасно, что на телевидении рассказывают про твое детище, – немного раздраженно начал он, выключив визор, – но, Ри, мы оба родились не вчера и оба понимаем, что благие дела требуют хороших экономических возможностей. А нам даже сантехника вызвать не на что!
– Я это понимаю, господин Нордрек, – ответил Риемо как можно спокойнее, стараясь скрыть иронию: его забавляло, что человек, негласно прозванный королем сайтэррских подвалов, жаловался на бедность. – Но при чем здесь репортаж?
– Я надеялся, что они все же упомянут мой бизнес. Когда твои политические соратники попросили у меня помещение, я рассчитывал если не на деньги, то хотя бы на рекламу. Но уже который репортаж – и я не получаю ничего! Даже в титрах меня указывают как просто предпринимателя.
– К чему вы клоните, господин Нордрек? – насторожился Риемо.
– Я думаю, нам пора бы уже как-то менять формат клуба.
– Поясните, пожалуйста.
– Риемо, я все понимаю: мы спасаем трудных подростков. Исправляя ошибки их прошлого, служим великому делу Антариона, его настоящему и будущему. Но, понимаешь ли, вокруг ведь жилые дома, и люди видят этих подростков… А они выглядят действительно… как бы сказать… нереспектабельно! Нестриженые, украшения дурацкие, цепи эти… Я уж молчу про грим! Мы можем набрать каких-нибудь других трудных подростков, ну, чтоб они были как ты? В костюмах, в галстуках, постриженные, приличные… Тогда и нормальные платежеспособные люди стали бы заглядывать в наш бар, чтобы пропустить рюмочку-другую.
– И что я с ними буду делать, господин Нордрек?
Нордрек внимательно вгляделся в недоумевающее лицо Риемо, пытаясь понять, искренне ли собеседник не понимает его или только разыгрывает непонимание. Лесареон проделал непростой и нечистоплотный путь от преподавателя физкультуры в Сайтэррской Музыкальной академии до титула короля сайтэррских подвалов. Иногда ему подсказывал дар стратега. Но дар этот был столь скромен и так редко давал о себе знать, что полагаться на него Нордрек не мог и был вынужден научиться хорошо разбираться в людях. Однако Риемо оставался для него загадкой. Лесареон так и не понял, кто этот человек: тридцатилетний идеалист-неудачник или ловкий пройдоха, умело изображающий идеалиста? Вот и теперь: Риемо действительно не понимает, к чему склоняется разговор?
– Ри, я буду с тобой откровенен так, как ни с кем и никогда. Мне нужна прибыль с этого подвала. Твоим однопартийцам – галочка, что они работают с молодежью. Тебе – место директора клуба и зарплата… Вот я и предлагаю вариант, удобный для всех: мы сохраняем клуб, его название, но меняем аудиторию, потому что она не имеет значения ни для одной избирательной кампании.
– Господин Нордрек, мне не важны ни статус, ни зарплата! Я в «Цитадели» не за этим! Я помогаю молодым людям, которые нуждаются в поддержке! – Глаза Риемо светились нехорошим энтузиазмом убежденного в своей правоте идиота.
«Не знаю, действительно ли ты кретин или только им прикидываешься, но сегодня тебе это не поможет. Раз ты сам не хочешь освобождать мне помещение, вынудим уйти твоих инфантильных полудурков-подростков!» – решил Нордрек, однако лицо его оставалось доброжелательным и ничем не выдавало этих мыслей.
– Тогда я вношу правки в расписание работы клуба на правах владельца помещения. Теперь по вечерам вторников, четвергов и пятниц – часы посещения для молодежи движения «Антарионские воины Прави».
– Но, господин Нордрек… они же совершенно несовместимы с детьми кэльвы, дело непременно закончится дракой… – Нордрек с удовлетворением отметил, что восторженный блеск в глазах Риемо сменился тревогой.
– Понимаю, а что делать?! Ты хотел трудную молодежь? Вот, получи! Среди ребят «Антарионских воинов Прави» много приводов в Саргат за хулиганство, пьянство и разбойные нападения на ханшеллийцев. Вот и занимайся их воспитанием тоже! И не жалуйся, что я не предлагал тебе выход попроще и поудобнее!