– Я стала ожившей покойницей? – съехидничала Каллеата, пока девушка рассматривала расклад.
Лисантэ подняла голову:
– Трудно сказать. Значения карт складываются в единое целое, но оно выше моего понимания.
– Неудивительно – с таким-то прошлым о каком настоящем можно говорить! – Каллеата казалась даже повеселевшей.
– Воробей переходит в свою земную ипостась и становится Неясытью Междумирья, – задумчиво, будто не услышав насмешки собеседницы, проговорила Лисантэ. По диагонали, вниз от расклада о настоящем, она выложила еще четыре карты. – Восемь карт, описывающих настоящее, – и семь из них принадлежат свите Господина Запределья в разных стихиях.
– А из чьей свиты восьмая? – поинтересовалась Каллеата.
– Из свиты Создательницы. Жнец. И он на позиции вашего врага, что странно. Он обычно воплощает смерть, но вы уже умерли.
– Но остальные-то семь карт тоже что-то значат, не так ли?
– Значат. Если обратиться к человеческим категориям, то они говорят о неуспокоенности, о жажде мести, которая вас сжигает, о поиске и разочаровании. Но есть еще некий смысл, и мне он недоступен.
– Тогда давайте к будущему.
Лисантэ выложила уже вверх от карты Воробья еще четыре карты, потом четыре по верхней диагонали и замолчала надолго.
Агнеда заглянул через плечо сестры.
– Лис, это же наша карта! – и он ткнул в Казначея.
Лисантэ кивнула.
– Верно. Наши судьбы связаны, госпожа Каллеата. Нам предстоит долгий путь – туда и обратно. И вам придется вернуться. – Вдруг лицо Лисантэ окаменело, а голос стал хриплым и гортанным, как будто рождаясь в недрах горла. – Потому что обещанное всегда возвращается к Шести, госпожа Каллеата.
Агнеда изумленно воззрился на сестру: он не помнил ее такой и не слышал подобных интонаций.
Каллеата смотрела на предсказательницу одновременно с ужасом и яростью.
– Никогда! Твои карты лгут! – прошипела она.
– Карты не лгут, госпожа Каллеата, и вы это знаете! – В незнакомом Агнеде голосе звучало беспощадное торжество.
Каллеата откинулась на спинку стула, тяжело дыша. Повисла тишина. Лисантэ выглядела обессиленной, как аэд после заклятия сложной руны.
– Вы когда-нибудь проходили дорогу в вашем сне до конца? – внезапно спросила Каллеата.
– Нет, – сухо ответил Агнеда.
– Я думаю, – Каллеата говорила медленно, взвешивая каждое слово, – я думаю, подходит время узнать, что в конце.
И она положила на стол маленькую руну, отлитую из зеленого материала точь-в-точь того же оттенка, что и дорога на последней картине матери близнецов.
Агнеда покрутил руну перед глазами.
– Стилистика, как у Шести, но такой в колоде нет, – с удивлением сказал он Лисантэ. – Что это за руна, госпожа Каллеата? Выглядит как альгирд… Не может быть!
Та лишь усмехнулась:
– Вам достаточно знать, что в ночь, когда она засветится, придет время ответов. Я буду вас ждать в Заречном храме.
Каллеата встала и скорым шагом пошла к лестнице наверх.
– Стойте! – Агнеда бросился за ней. Он выбежал на улицу – но там было пустынно, как будто ханшеллийка растворилась во тьме, облепившей фонарный свет.
Жизнь стремительно менялась: Риемо выздоровел, но клуб закрылся. Иртх выдался теплым, и кэльвы собирались в скверах, однако былая общность оказалась утрачена: падение «Цитадели», которую они привыкли считать вторым, а то и первым домом, внушило разочарование – в мире, в людях, даже в Риемо, не сумевшем ни отстоять, ни возродить клуб.
Девятнадцатилетие Нирмана совпало с ночью, которую обсуждали во всех Шести мирах, – ночью Ахтессы. И логики, и аэды, и универсалы ожидали то ли начала новой эры, то ли конца старой. Со всех экранов говорили о тесситах и их загадочном календаре, даже в аэдической прессе вспомнили о том, что нынешнее явление Звезды Мертвых совпадает не просто со сменой эпох, а с концом последней эпохи Защитницы, который тесситы толковали как конец истории вселенной.
Нирман мечтал отпраздновать свой день рождения, совпавший с таким событием, если не на единственном альгирдовом портале в Антарионе, то хотя бы поблизости от него. Он взял билеты на поезд для себя и близнецов. Каково же было его разочарование, когда Лисантэ вежливо, но тоном, не допускающим возражений, отказалась. Нирман не верил ушам – она ведь не только отказалась принять приглашение на его день рождения, она отказалась от шанса увидеть историческое событие, а Агнеда ее поддержал! Он расспрашивал близнецов, пытаясь их понять, те отвечали что-то невнятное про какой-то экзамен, к которому необходимо готовиться… Отговорка была столь абсурдна, что Нирман почувствовал себя обманутым и даже преданным; он обиделся и вспылил. А вечером сел на поезд до Ярмиона в одиночестве.
Близнецы же после ссоры с Нирманом вернулись домой.
– Может, мы все же зря так с ним? С чего ты решила, что это случится сегодня? – На душе у Агнеды скребло: откуда-то вызревала уверенность, что помириться с Нирманом уже не выйдет.
– Если руна альгирдовая, то случится. И как мы тогда из Ярмиона попадем в Заречный храм?
Но тяжесть на сердце не проходила у обоих. Эта давящая тяжесть полностью вытеснила ожидание чуда, и даже надежда на то, что ночь принесет ответы на давние вопросы, их не радовала. Близнецы разошлись по своим комнатам.
Агнеда уже выключил свет, когда в дверь постучали.
– Агни, светится! Она и в самом деле альгирдовая!
Он поспешно отворил дверь. Лисантэ с порога протянула открытый спичечный коробок:
– Вот, смотри.
В темноте из коробка вырывалось зловещее зеленое свечение.
– Значит, тесситы не ошибались, значит, Ахтесса вернулась и конец эпохи Защитницы… Пора в Заречный храм, да?
– По Старой Дороге. Приготовь велосипеды, а я переоденусь.
Агнеда подкатил оба велосипеда к крыльцу. Лисантэ вышла, держа конверт.
– Сначала к почтовому ящику, – распорядилась она, вскакивая в седло.
– Нирману письмо? – нарочито небрежно спросил Агнеда.
– Нет, – холодно отрезала Лисантэ. – Госпоже Шандэ.
– Кому?!
– Пока ты гонялся за снами, я тоже не только на свидания ходила. Я еще гадала и очень много думала. Я поняла, что важно предупредить ее о том, что мы уже знаем.
– А мы что-то знаем?
– Достаточно, чтобы предупредить. Просто мы не всё понимаем.
– Когда же ты успела написать?
– Несколько дней назад. Решила, пусть лежит наготове… Кстати, я вложила пару твоих рисунков. Те, которые совпали с моими гаданиями.
– Еще и мои рисунки… Ладно, но могла бы и предупредить.
– Ты бы начал спорить! Иногда ты просто невыносим, как и все мужчины!
Агнеда в ответ только вздохнул, и до почтового ящика они ехали молча.
У ящика Лисантэ спешилась, бросила конверт в прорезь… и вдруг, закрыв ладонями лицо, горько, совсем по-девчачьи разрыдалась.
– Лис, Лис, сестренка… – Агнеда соскочил с велосипеда и обнял ее, как в детстве. – Лис, ты из-за этого дурака, что ли?! Так он сам завтра к тебе прибежит, вот увидишь!
– Агни, не будет никакого завтра! Слышишь?! Для нас не будет!
– Куда ж оно денется, дурочка? Нам с тобой еще на экзамен успеть надо!
Но она разрыдалась еще горше и безутешнее.
– Агни, не обманывай себя! Нынешняя ночь не может кончиться благополучно – борьба каких-то немыслимых сил, Воробей, сны, история, которая началась, кажется, до нашего рождения, еще эта руна… Агни, Агни, пожалуйста, давай вернемся, давай никуда не поедем! Давай выбросим эту проклятую руну и продолжим жить так, словно никогда ничего этого не было! Давай продолжим жить! Пожалуйста!
Он прижал сестру к себе, она уткнулась в его грудь и снова зашлась в рыданиях. Агнеда ласково гладил ее по голове, по длинным струящимся волосам, по спине.
– Лис, сестренка, – он говорил тихо и нежно, – Лис, я бы хотел. Но ведь невозможно. Ты же сама объясняла, что знаем мы намного больше, чем понимаем. Наш отец в каких-то неведомых границах, наша мать убила себя – а мы даже не знаем почему. Да еще странный сон, который снится только стратегам, помнишь? И сейчас выбираем не мы, вселенная выбрала нас. Нам не сойти с этой Старой Дороги. Откажемся сегодня – придется завтра, только станет еще хуже. И единственный выход – до конца.
– Агни, мне так страшно!
– Мне тоже, родная, – сказал он почти только губами. Но она все равно услышала и прижалась к нему еще теснее, пытаясь одновременно и найти защиту, и дать ее.
Рыдания Лисантэ затихали. Агнеда поднял глаза – Хранительница распростерла оба своих крыла по ясному небу.
– Необходимо пройти этот путь, чтобы люди и впредь могли видеть те же звезды, – сказал он, сам не понимая, как сорвались эти слова с его губ, кто вложил их в его горло и что они значат.
Лисантэ как будто совсем успокоилась и оторвала еще влажное от слез лицо от его груди.
– Ты прав, – тихо согласилась она. – Заречный храм ждет. Поехали.
Утро 25-го дня иртха дало знать о себе пением птиц. Риемо еще не спал. Дело было то ли в депрессии, накрывшей его после закрытия «Цитадели», то ли в том, что явление Ахтессы и связанные с этим предсказания и ожидания взбудоражили и его воображение. Рета пестрела сообщениями о светящемся альгирде. Он раздраженно выключил компьютер – поспать бы немного, а днем продолжить поиски работы: похоже, тесситы ошиблись, и ночь явления Ахтессы в Ханшелле не стала последней в истории вселенной, а значит, без заработка никак. Хотя… кого он обманывал! Все его попытки найти работу нужны лишь для успокоения родных, а по-настоящему интересных для себя вакансий он не находил. Отложенные на черный день сбережения неумолимо таяли, будущее выглядело безысходным, а совместная, столь желанная жизнь с Сафирет казалась невозможной. «Любовь и бедность», – вспоминались ему слова из песни. Он не представлял, как разрешится этот клубок противоречий между долгом, желанием быть с любимой женщиной и нежеланием поступиться своими жизненными интересами и позициями.