– Ауберат, Рагдар! – доносилось со всех сторон.
– Ауберат, Вальдерас! – выкрикнул Рагдар в ответ. – Ауберат, Вальдерас! Ауберат, Вальдерас!
И толпа подхватила клич своего любимца, но Вальдерас почувствовал еще большее раздражение…
Близился Кархалт гил Тиншасс. Вестники из Заречных храмов являлись в города, обходили кварталы богачей и трущобы бедняков, дни и ночи напролет возвещая о скором явлении Ахтессы, Звезды Мертвых.
Народы Ханшеллы поминали своих предков ежегодно. Но в Кархалт гил Тиншасс мертвые сами являлись в Заречные храмы: Звезда их царства освещала Поля Вечной Пахоты впервые за последние четыре тысячи лет.
За месяц до ночи Кархалта во дворец прискакал тесситский вестник. Не выказывая почтения к царю живых ни поклоном, ни жестом, подданный царя мертвых передал сидевшему на троне Вальдерасу письмо, запечатанное знаком свившегося червя.
– Я впервые вижу такие знаки! – удивился Вальдерас, развернув свиток.
– Мы пишем только на языке мертвых, – невозмутимо пояснил вестник.
– И чего хочет Заречный храм?
– Здесь написано, что в ночь Кархалта Заречный храм на Трех Реках призывает царя Ульма и царицу Карагарта. С Полей Вечной Пахоты пришла весть, что предки Сакхара и Тарниф, захороненные в криптах нашего храма, желают говорить с нынешними правителями.
– Мы будем с Ассантой в одном храме? – с трудом скрывая радость, спросил Вальдерас.
– В разное время. Дочь Тарниф до жабьего часа, ты – после.
– Что мне до́лжно делать?
– В ночь Кархалта граница между царством живых и царством мертвых почти стирается. Мир мертвых наполняет тальпы Неназываемого, но Многоименного. Кроме тесситов, ни один живой, перейдя черту, не вернется оттуда. Поэтому приходи не как человек Вальдерас, а как Создатель, павший в схватке с Господином Запределья, но вернувшийся к Создательнице после того, как Неназываемый, но Многоименный даровал ему живое тело.
– Священный Гальдар, Песнь о том, как Создатель вступил из Великого Извне в Великое Ничто?
– Да, царь. Приходи с малой свитой, но богатыми дарами!
В вечер Кархалта Вальдерас с небольшой свитой выдвинулся по широкой тысячелетней дороге, соединявшей храм Атальпас в Сантре с Заречным храмом у Трех Рек. У темнеющего горизонта алела Ахтесса. Мертвая долина Трех Рек фосфоресцировала ядовито-зеленым отсветом альгирдовой пыли, отравлявшей здешнюю землю со времен битвы Кшартара и Господина Запределья четыре тысячи лет назад.
Над дорогой к Заречному храму, навалившись немыми звездами на небо, простерлась ночь, безбрежная, как холмистая степь Трех Рек. Дороги человеческого царства обернулись тропами мироздания, и странствовать по ним отваживались лишь цари и души мертвецов.
Наконец, в свечении альгирдовой пыли зачернели менгиры Заречного храма. Два всадника на побеленных известью бегемотах преградили дорогу.
– Кто ступил на путь мертвых?
– Я, Вальдерас Сакхара, царь Великого Ульма…
– Живым нет пути на Поля Вечной Пахоты. Кто ты?
– Я, Создатель, из Великого Извне вступаю на путь к Великому Ничто…
Всадники расступились.
Вход в тальпы Заречного храма был прорыт в земле со стороны западных менгиров, а выход – со стороны восточных. И вход и выход закрывались каменными плитами, отпиравшимися изнутри с помощью хитрой системы рычагов. В центре, на портале Атальпас, царь и его спутники разыграли битву Извне, в которой пал Создатель.
После ритуала Вальдерас направился к западным менгирам, и от одного из них отделилась фигура. Это оказалась Кшаран.
– У меня послание от сестры, царь, – карагартская царевна протянула запечатанный знаком луны свиток и отошла на почтительное расстояние, чтоб Вальдерас мог обдумать письмо, не стесняясь ее близостью.
Вальдерас нетерпеливо сломал печать.
«Вальдерас из династии Сакхара, царь Великого Ульма и земель вкруг него на много дней пути! Я, Ассанта из династии Тарниф, Воплощенная Защитницы и царица Карагарта и земель вкруг него на много ночей, призываю покончить с противостоянием наших царств, неугодным ни демиургам, ни предкам Тарниф. Я вызываю тебя на поединок. Если ты падешь от моего меча, Ульм станет провинцией моего царства, а твоя семья будет с почестями принесена в жертву в карагартском храме Двоих из Шести. Если же победителем выйдешь ты, то я покорно приму любое твое решение: принесешь ли ты меня в жертву на портале Атальпас или возьмешь в жены. Поединок назначаю на утро после ночи Кархалта до угасания альгирда на портале Атальпас Заречного храма долины Трех Рек. Пусть умершие Тарниф и Сакхара свидетельствуют битву, а демиурги рассудят, кому из нас править Ханшеллой».
Вальдерас улыбнулся.
– Что-то хорошее пишет? – полюбопытствовал Нартор.
– Она назвала меня по имени, а не бледнокожим ублюдком. Но… – Вальдерас замолчал, прислушиваясь к себе. – Ощущения такие же, как когда мы ехали в Дорожный дворец. Кажется, к гибели.
– Дай, – встревожился Рагдар. Пробежав глазами письмо, он добавил: – Не соглашайся. И без царского чутья ясно, что это твой смертный приговор.
– Что предлагаешь?
– Выстави меня.
– Рагдар, это… просто немыслимо! Ладно Бальвир, но ты, человек Кодекса! Ты сам себя слышишь?!
– Она Воплощенная. По-другому ты не сохранишь царство и жизнь.
– А лицо? Лицо я сохраню, Рагдар?! А?!
– Вальдерас, это не поединок. Это убийство. Ты неплохой мечник, но она – Воплощенная. К утру, когда разойдется весть о поединке, даже самый азартный игрок на тебя не поставит.
– Признайся, тебе просто нравится быть спасителем! Тебе нравится, чтобы все думали, будто царь без тебя – полное ничтожество! И что бы делал бледнокожий ублюдок, если бы не великий Рагдар Кханк?! – взорвался Вальдерас. – Рагдар, пойми! Царь – я! И я хочу, чтобы победы, поражения – неважно – были моими! Если для того, чтобы спасти царя Вальдераса, человек Вальдерас должен умереть – быть посему! Поэтому, если хочешь оставаться моим другом, довольно меня спасать!
– Вальдерас, – шепнул Нартор, косясь в сторону, куда отошла Кшаран, – может, покончить с сучкой до наступления утра? Я позабочусь…
В ответ Вальдерас замахнулся кулаком и, если б Рагдар не перехватил его руку, ударил бы Нартора в челюсть.
– Еще раз такое услышу… – яростно прошипел он.
Нартор укоризненно покачал головой:
– Судьба царства и семьи – не тот вопрос, который решают штанами.
– Или гордыней, – добавил Бальвир.
Петли дхарм сжимали горло Вальдераса и холодили тело. Их пронзительный свист перерастал в приглушенный крик:
– Смириссссссь! Отступисссссссь! Умри-и-и-и-и!
Рагдар неотрывно смотрел за правое плечо друга.
– Что ты слышишь, Вальдерас?
– О чем ты? – Вальдерас не знал, что его испугало больше: повеление царского чутья – или то, что Рагдар о нем как-то догадался.
– Какие слова ты слышишь сейчас?
Вальдерас промолчал.
– Что бы она ни говорила, ее – лишь слова, а решения – твои!
– Нам пора, – прервал спор Вальдерас, – до поединка еще шесть часов, а тесситы уже ждут.
– Так что мне передать сестре, царь? – напомнила о себе стоявшая поодаль Кшаран.
– Передай, царевна, что я принимаю вызов.
Узкий лестничный провал зиял в ядовито-зеленом свечении рун портала. Лица и тела охранявших его тесситов были раскрашены известью так, как будто наполовину они плоть, а наполовину – кости. Один обратился к Рагдару:
– Демиургов и смертных, рабов и царей царство мертвых равно встречает! Вестник, кого ты привел?
– Сам Создатель покинул небо! Сам Создатель покинул землю! Сам Создатель ступил в Извне и неравный там принял бой! К Неназываемому, но Многоименному устремлен Создатель нашего мира! Через смерть он вернется к жизни! – процитировал Рагдар Талассат.
Тессит указал Вальдерасу на спуск в недра храма. Тесситские алебарды скрестились за его спиной.
Когда плита задвинулась за спустившимся в храм Вальдерасом, Рагдар обернулся к Бальвиру:
– Я уладить кое-что.
– Спятил?! Ты же вестник! Ты обязан встретить его на выходе!
– Хочешь покончить с бешеной бабой? – одобрительно поинтересовался Нартор. – Я с тобой.
– Нет, ты остаешься. Бальвир, придумай что угодно, но объясни Вальдерасу, почему я его не дождался. Я подтвержу. – И, не дожидаясь ответа, Рагдар скрылся за менгирами.
Воздух становился все более спертым и влажным. Ноздрей коснулся сладковатый запах тлена. Коридор сужался.
За десятой ступенью на небольшой площадке двое тесситов преграждали проход алебардами, немного рассеивавшими тьму свечением альгирдовых лезвий.
– О Создатель, – обратился к Вальдерасу один из них, – законы Неназываемого, но Многоименного чрезвычайно совершенны! О Создатель, не подвергай сомнению законы Неназываемого, но Многоименного!
Вальдерас снял царский венец и положил его к ногам говорившего. Тесситы разомкнули алебарды.
Зловоние усиливалось. В сгустившейся загробной зге Вальдерас снова различил альгирд алебард.
– О Создатель! Законы Неназываемого, но Многоименного чрезвычайно совершенны! О Создатель, не подвергай сомнению законы Неназываемого, но Многоименного!
Вальдерас оставил пояс с ножнами у ног тессита и продолжил спуск.
Коридор сузился настолько, что идти по нему можно было только боком, и Вальдерасу казалось, что он уже похоронен. Через равные промежутки его встречали стражи – каждый раз он отдавал им украшение или что-то из одежды.
В тальпу Неназываемого, но Многоименного Вальдерас вошел нагим. Волоски на теле дыбились от холода и страха, ноги и руки покрылись гусиной кожей, в глазах мутилось от зловония гниющего мяса, и он едва сдерживал рвоту.
К Вальдерасу подошли двое, и в мертвенно-тусклом свете альгирда они казались скелетами, а вовсе не раскрашенными известью людьми. Кто-то торжественно возгласил: