– Самая свинская ночь в моей жизни. Подвинься. – Рагдар уселся рядом.
– Он выживет сегодня?
– Шанс появился. И вот, – Рагдар протянул еще светившуюся альгирдовую руну. – Забери. Не хочу оставлять у себя.
Бальвир повертел странную вещицу.
– Это Ассанты?
– Я к Вальдерасу. – Рагдар как будто не услышал вопрос.
Вальдерас не спал.
– Я сам облачу тебя. – Рагдар знаком отослал оруженосцев. – Как ты?
– Тронут, что ты все же соблаговолил явиться.
– Твое чутье по-прежнему предупреждает об опасности?
Вальдерас вслушался в ощущения.
– Странно, – ответил он наконец. – Безысходность прошла… Что изменилось за пять часов?
Рагдар неопределенно пожал плечами. Он старательно затянул ремешки креплений кирасы и наручней и тщательно их проверил.
– Ты готов. Помни о защите, не теряй головы.
С концом ночи Кархалта тесситы удалились в свои подземные тальпы, более не интересуясь делами живых. Альгирд еще слабо светился. Карагартцы и ульмийцы, состоявшие в свитах своих царей, окружили портал, чтоб свидетельствовать поединок. По внешней окружности портала напротив друг друга встали Ассанта и Вальдерас, а между ними по праву царской крови – Кшаран.
Когда завершились последние приготовления к поединку, Кшаран возгласила:
– Встречайте первое утро эпохи Защитницы Восходящей. Пусть начало ее ознаменуется царской жертвой во благо наших царств!
Кшаран отступила на пару шагов и взмахнула мечом:
– К бою!
Вальдерас и Ассанта сошлись. Ассанта уверенно развивала наступление, а Вальдерас начал оборону. Но вдруг он ловко нырнул в сторону, выбил меч у противницы – и его клинок устремился по косой восходящей прямой к ее горлу.
Рагдар знал, что последует за этим: лезвие остановится между ее ключицами, Вальдерас предложит почетный мир и династический брак, Ассанта согласится – и Ханшеллой будут править люди, а не Тени. Если Ассанта сумела избавиться от самой Защитницы, то его друг, несомненно, освободится от власти безымянной твари за своим плечом.
Рагдар почувствовал пристальный взгляд. На него уставилась Тень Вальдераса: ее клюв полураскрылся, как будто в усмешке, а в ликующем взгляде читался вопрос: «Ну и что ты сделаешь теперь, умник?» Ее рука устремилась под локоть Вальдерасу…
Время беспощадно ускорилось. Рагдар стремительно кинулся на ристалище, чтоб не позволить, не допустить, остановить…
– Стой! Не смей! – изо всех сил кричал он, но опаздывал, безнадежно опаздывал…
Ладонь твари ударила локоть Вальдераса, и меч вошел в шею Ассанты. Упав на колени, она бросила на него последний взгляд…
Альгирд погас.
Бальвир и Нартор попытались остановить Рагдара у царского шатра:
– Он никого не хочет видеть, даже нас выставил.
– Меня не выставит. – Рагдар не замедлил шаг, и друзья посторонились.
Вальдерас бессильно сгорбился на полу, скрестив ноги, опершись локтями на колени и спрятав лицо в ладонях. Заслышав шаги, он поднял голову. Пряди, обычно скрывавшие шрам, прилипли к стороне лица, мокрой от слез, и на Рагдара пялилась мертвая глазница.
– Это я, – тихо сказал Рагдар.
Вальдерас беззвучно зашелся в рыданиях, раскачиваясь корпусом и подвывая. Рагдар с болью смотрел на друга: даже в детстве, даже жестоко избитый и униженный Нартором Вальдерас не плакал.
Рагдар сел рядом.
– Рагдар… Рагдар… Я… я не хотел! Не понимаю, как это случилось! Я уже хотел пошутить, что… Рагдар, я любил ее!
– Знаю, – тихо ответил тот.
– Не лги! Не смей! Ты знал, что я способен! Я не знал, а ты – знал! Я же с утра слышал нашептывание! Царское чутье подстрекало убить! А во время поединка – визг… Но я твердо решил, что будет по-моему… А потом… потом ты пытался остановить! А я… Я не знаю, что нашло на меня!
– Я не тебе кричал, – еще тише сказал Рагдар. – Совсем не тебе.
Пятерней Вальдерас откинул слипшиеся волосы и уставился на Рагдара живым глазом:
– Я же знал, в какой момент остановиться. И остановился, но… Не верь, я и сам себе не верю… На мгновение мне показалось, что меня толкнули под локоть…
Рагдар обнял друга за плечи и едва слышно шепнул:
– Нет более невиновного в ее гибели человека, чем ты…
Первый портал
– Господин Силлагорон, мы уже разобрались, почему Вальдерас и его друзья отказались от религиозных традиций. Но как же ульмийский халитар? Джарс поддержал Вальдераса из-за родства?
– Не только. После гибели Ассанты положение дел складывалось неоднозначно: все ханшеллийцы верили, что она Воплощенная. Поэтому даже ульмийцы толковали победу Вальдераса в поединке не в пользу последнего. А вот с Битвой у Трех Рек сложнее… Конечно, победить Воплощенную без помощи Запределья невозможно, но…
– Но?
– В Битве у Трех Рек Рагдар спас очень многих, не только царя. Кто же признает, что обязан своим спасением лжепророку?
– А при чем здесь Джарс?
– Рагдар спас его внучку, предложив себя в жертву Шести. Такой шаг никак не вязался с представлениями о Запределье, что, несомненно, успокаивало совесть Джарса как первого халита. Человеческие мотивы, думаю, тоже понятны. Конечно, Джарс был благодарен. Да и политика сыграла не последнюю роль.
– Политика?
– Ульмийский халитар рисковал потерять поддержку ульмийцев, объяви он Рагдара лжепророком. Его проще было сделать героем нового мифа. Не забывайте, Шесть имели скорее философское, нежели экзистенциальное значение. Урожаи и удачу в бою приносили не они.
– Неужели не нашлось халитов, которые бы руководствовались верой, а не политическими соображениями?
– Нашлись, конечно. Поэтому ульмийский халитар раскололся, и Вальдерас залил храмы Шести кровью.
После гибели Ассанты на карагартский престол взошла Кшаран. Она отказалась от договоренностей сестры с Вальдерасом.
Уныние, в которое повергла подданных гибель Воплощенной, Кшаран переплавляла в ненависть к Ульму.
– Но ульмийский ублюдок ничтожен и слаб! – зачитывали царские глашатаи с храмовых и торговых площадей Карагарта и союзных городов. – Не он, а ульмийский лжепророк обратил в бегство призванное войско! Не он, а лжепророк – угроза порядку, который установил Кшартар! Мы сокрушим лжепророка! Мы очистим земли Ульма от скверны Запределья!
– Но почему лжепророк, моя царица? Разве не Вальдерас убил Ассанту? – недоумевал первый халит Карагарта: впервые царство объявляло врагом не-царя.
– Чтоб укрепить веру в Двоих, необходимо покарать кого-то, кто вызывает ужас у моих подданных, – ответила Кшаран, не отрываясь от письма, которое обдумывала последние несколько дней. – Вальдерас – царь, до него доберемся нескоро. А вот до этого блевотыша Запределья я дотянусь.
В Ульме дела шли неблестяще, несмотря на победы. С тех пор как Ассанта призвала армию Извне, религиозный авторитет династии Тарниф стал непререкаем, невзирая на исход Битвы при Трех Реках.
Ульмийские халиты головы сломали, пытаясь разрешить парадокс: борьба за могущество Ульма противоречила воле демиургов. Победа Вальдераса в поединке означала торжество Господина Запределья, потому что разве могут быть иные Равные у Воплощенной?!
Династический брак между Ассантой и Вальдерасом позволил бы сослаться на волю демиургов о единении двух древних кровей и двух великих царств. Но Вальдерас зачем-то ее убил.
С этими мыслями первый халит Ульма, Джарс из древнего рода Мерханнов, вступил в царский теун, где его уже ждал первый амир – Бальвир Дхирам.
– А господин Кханк? Речь-то о нем, точнее, о его произведении…
– Пока без него, – уклонился от разъяснений Бальвир.
Джарс, давно отметивший про себя, что Рагдар вновь отдалился от царя, лишь вздохнул.
Бальвир предоставил Джарсу объяснять всю сложность религиозно-политической ситуации:
– Поэтому, мой царь, обе твои победы означают религиозное поражение, – подытожил Джарс свой рассказ. – И даже среди ульмийских халитов ходят разные толки… Главным врагом Карагарт объявил господина Кханка. Его нарекли лжепророком.
– Угроза Атальпас – Рагдар?! А я?! Я – кто?! – новость показалась Вальдерасу оскорбительной.
– Мой царь… Господин Дхирам, скажите уже что-нибудь!
– Вальдерас, Воплощенная Тарниф, живая или мертвая, всегда будет аргументом против тебя даже в глазах собственного халитара, – не замедлил сменить тему Бальвир.
– Звучит так, что проще самому принести себя в жертву на карагартском портале, – усмехнулся Вальдерас.
– Проще, но не правильнее. Почему бы не навязать свою игру? Смести фигурки госха, достать фишки тархи?
– О чем ты?
– Вот, прочитай, – Бальвир протянул Вальдерасу увесистый свиток.
– Что это?
– Плод паломничества Рагдара. Поэма «Меч и мечта Кшартара».
– При других обстоятельствах, мой царь, – снова заговорил Джарс, – я бы первый настаивал на том, чтоб автора такой поэмы клеймили и изгнали из всех городов. Но сейчас… Карагартцы проповедуют, что господин Кханк – лжепророк. Мы же объявим, что, напротив, он – пророк, что время демиургов и Запределья кончилось, свидетельствами чему и чудо, явленное господином Кханком на Трех Реках, и твои руны, мой царь, и гибель Воплощенной.
– Да вы, никак, религию менять затеяли. – Вальдераса так поразила дерзость плана, что он на мгновение забыл даже о гибели Ассанты.
– Иначе нам придется вечно оправдываться, а твои противники всегда будут с козырями. Так не лучше ли сделать вид, что больше не существует никакого Извне? – улыбнулся Бальвир и достал из-за пояса свернутый лист. – Вот, послушай, ведь не хуже, чем в Гальдаре: «В обычных вещах я неожиданно прозрел все мироздание, и невыразимым образом оно соединилось и слилось со мною, и вошло в меня, как будто между нами ничего не было, как огонь в железо и свет в стекло. Я стал всем тем, что прежде лишь видел и за чем наблюдал издалека. Я не знаю, как передать вам это чудо» (