– Я прошу только за Нартора, своего спутника. Он высокороден, за него дадут хороший выкуп.
– В выкупе я не нуждаюсь: казна Ульма и так скоро станет моей. Тебя же, как зверя, провезут в клетке по всем городам Карагарта. В День Воцарения Двоих из Шести тебя побьют камнями на арене Верховного храма.
Кшаран намотала на кулак волосы Рагдара и обрезала их ножом.
– Отправлю ублюдку. Пусть знает, что ты в моих руках, и бесится от бессилья.
Вальдерас не отрывал немигающий глаз от изысканно вырезанных цветов и водил указательным пальцем по их кварцевым лепесткам. В раскрытом футляре чернели длинные пряди, намотанные на амулет Хранительницы, тот самый, который его жена подарила Рагдару в благодарность за спасение дочери.
– Соглядатаи подтверждают весть. Рагдара пленили в Тильзане и возят по Карагарту. След Нартора теряется там же.
Вальдерас отколупывал ногтем указательного пальца калердовую обивку футляра.
– Ты слушаешь?! – Бальвир злился. Он ожидал, что Вальдерас со свойственной ему горячностью и яростью бросит все свои помыслы и силы на спасение друзей.
Но тот с отсутствующим видом ковырял обивку футляра.
– Вальдерас! Рагдара побьют камнями в День Воцарения! Нартор пропал! Очнись!
Верхний угол с правой стороны поддался, и Вальдерас взялся за левый.
– Рассуди сам… Если Кшаран казнит его, тебе конец! Ульмийцы не простят тебе смерть Пророка Битвы. А вот спасение Рагдара стало бы очень удачным…
Вальдерас с силой захлопнул футляр.
– Думаешь, я ничего не понимаю?! – процедил он сквозь зубы, злобно прищурившись.
– Так веди мечи в Карагарт! Объяви, что идем за Пророком! Каносситы будут сражаться так, как не сражались даже за царскую… – Бальвир осекся, почуяв, что сболтнул лишнее.
– Как только Кшаран поймет, что наша армия движется к Карагарту, она казнит Рагдара раньше срока, – отрезал Вальдерас. – Применив грубую силу, мы скорее погубим его. Если больше предложить нечего, уходи. Не мешай думать.
Вальдерас постоянно уединялся в царской тальпе. Поговаривали, что он пошел по стопам деда.
Часы, сутки, недели Вальдерас проводил, не сходя с холодных плит портала, впериваясь в руны: а что, если и не-Воплощенный сможет зачаровать портал и мгновенно перенестись в другой храм?
Вальдерас бился, пытаясь вернуться в то состояние, когда ему открылась руна Таф, но единства между чувствами и помыслами не находил. Мысль о гибели Рагдара казалась невыносимой и притягательной одновременно. Сосредоточиться на каком-то одном чувстве и выйти по нему, как по путеводной нити, к единственно возможному начертанию рун, не получалось. Зависть, обида, гнев и любовь были равно страстны и тянули душу в разные стороны, как приговоренного, привязанного к диким лошадям.
– Не находишь нужных черт, царь?
Вальдерас вздрогнул. Вход в тальпу охраняли гвардейцы, незаметно пройти мимо них было невозможно. Но напротив него действительно стоял человек. Бледнокожий. С зелеными, словно из альгирда, глазами, какие бывают только у существ в Снах Извне. Вальдерас встал и почтительно склонил голову. Волоски на коже вздыбились.
– Ты Извне? Посланник демиургов?
– Я Мортен, – ответствовал тот так, словно это что-то проясняло. – Рано или поздно руны Пространства откроются тебе.
Мортен пристально смотрел поверх плеча Вальдераса, словно разговаривал с кем-то, кто стоял за царем. Вальдерас обернулся, но никого не увидел.
– Если найдешь начертания сейчас, то прославишься, как Кшартар.
– Верно, Посланник.
– Я помогу. – Мортен говорил медленно, не отрывая альгирдовых глаз от точки за плечом Вальдераса. – В обмен на необременительную услугу. Когда ты заложишь великий город, впиши в один из своих человеческих порталов одну… скажем так… нечеловеческую руну… И руны света рядом…
– Какую руну?
В воздухе возникло альгирдовое свечение, принявшее форму самой сложной руны, которую Вальдерас когда-либо видел.
– Впервые вижу такую… Ни на одном портале не встречал …
– Это же руна не для перемещения в пространстве, – отвечал Мортен таким тоном, словно говорил о чем-то очевидном для Вальдераса.
– Но как ты можешь быть уверен, что я выполню обещание?
– А ты согласишься до конца дней чаровать руны людей, не познав всевластие демиурга? – Теперь альгирдовые глаза смотрели на Вальдераса прямо, насквозь, навылет.
Руна в воздухе разгоралась: десятки черт загадочно мерцали, тая непознанное и суля нечеловеческое могущество…
– Я согласен! – прошептал Вальдерас, не в силах оторвать взгляд от манящего свечения.
Тонкие губы Мортена растянулись в улыбке:
– Вот то, что ты искал.
На рунах портала загорелись отдельные черты, складываясь в примитивный, доступный человеческому чувствованию и разумению узор. Вальдерас и вправду был в шаге от того, чтоб найти его самостоятельно.
– Погоди! Зачем тебе, чтоб я чертал руну Атальпас? – спохватился Вальдерас.
Но в тальпе никого не было – только он и его тень.
Дни сливались в бесконечность, полную боли и унижений. Тесную клетку возили по городам Карагарта. Каждый раз ее устанавливали в центре торговой площади, и халиты проповедовали, что ульмийское царство пало в своей ереси. Зеваки и религиозные фанатики тыкали через прутья палками и закидывали узника гнильем.
Наконец его привезли в Шембиз, второй город после столицы.
Рагдар возненавидел день. Людей тоже. Почти как себя самого. Он искал кэльвы и не находил. Дхармы равнодушно неслись по своим привычным траекториям, не обращая никакого внимания на последнего мечника из рода Кханков.
Звезды гасли на груди рассвета. Рагдар, как мог, устроился поудобнее и забылся.
– И это первый меч Ульма?
– Представляешь сказания о том, как первый меч Шембиза победил ульмийского лжепророка? Его ведь даже Воплощенная не одолела!
– Столичные выскочки сдохнут от зависти!
– Вздрючишь его?
– Не знаю даже… – говоривший колебался. – Он выглядит забитым, что ли… Чести победить такого врага нет…
– Не глупи, Артен! Он обратил в бегство армию Извне! Представляешь восхищение женщин?!
– Ладно, уговорил! Давайте выпускайте его!
– Эй, ульмийское отродье! – Даже если б Рагдар еще спал, он бы проснулся от ударов мечом по прутьям.
– Выходи! – и дверь клетки распахнулась.
Рагдар вышел и с наслаждением распрямился, разминая руки и ноги. Стоявший напротив молодой вельможа, вероятно, тот самый Артен, нерешительно переминался с ноги на ногу. Толпились зеваки, их сдерживали стражники.
Вельможа критически осмотрел пленника:
– Он меч-то удержит?
– Заставим! – Второй собеседник, одетый тоже как человек знатный, обратился к одному из стражников: – Дай меч. Господин Артен проучит эту мразь.
Стражник покорно протянул ему клинок, а тот передал его Рагдару:
– На! Покажи, за что тебя называют первым мечом Ульма.
Клинок выскользнул из ладони пленника. Это вызвало взрыв хохота.
– Ульмийцы даже удержать меч не могут! Ну давай, не позорь своего царя!
Рагдар наклонился за оружием, исподлобья изучая людей и площадь. Там, где Артен, стражников больше. Надо в другую сторону.
Он уронил меч еще дважды. Толпа заходилась от хохота, а стражники скучающе следили за зрителями – не за ним. Пора!
Поднимая меч в третий раз, Рагдар снизу горизонтальным махом ударил Артена по ногам, выпрямился, нанес рубящий по шее ближайшему стражнику и вошел в толпу, как нож в масло.
Он не разбирал, где воин, где ремесленник, где торговец, где мужчина, а где – женщина. Он ненавидел, ненавидел себя и их, их всех и себя, и клинок летал, расчищая путь. Горожане разбежались, остались стражники, но и они не могли задержать поединщика из рода Кханков.
– Расступись! – донеслось откуда-то сверху.
В следующий миг резкая боль парализовала правую ногу – в бедро впилась стрела. Он упал на левое колено. Разъяренная толпа, решив, что беглец уже не опасен, набросилась на него. Но Рагдар успел зарубить еще двоих, прежде чем его повалили…
Стражники отбили пленника, пустив в ход оружие, и водворили в клетку.
Рана загноилась. Несколько ребер сломали. Начались жар и лихорадка. Рагдар уже не осознавал происходящее. Иногда он кидался на прутья с криком: «Стой! Не смей!» Зевакам, глумившимся над ним, казалось, что так пленник отвечает на их издевки. Теперь он веселил их намного больше, чем когда был здоров.
Его привезли в столицу. Клетку установили около портала Шести на храмовой арене.
Кшаран, лично следя за приготовлениями к ритуальной казни, с неудовольствием воззрилась на пленника, искалеченного, вонючего и умирающего. Тот водил пустым взглядом из-под отекших век и бормотал нечленораздельно и бессмысленно.
– Это не то, что я ожидала увидеть, халит, – обратилась она к своему спутнику. – Я хотела, чтоб он до последнего мгновения осознавал, за что умирает! Кто?! Кто довел его до такого?! Я же приказывала!
– В Шембизе… Кто-то из местных охотников до славы решил потягаться с ним в поединке.
– Ему дали меч?! Равному моей сестре?!
Халит пожал плечами:
– Говорят, он выглядел таким измотанным …
Кшаран бессильно вздохнула. Пленник умудрился сбежать, оставаясь в клетке.
Стояла гулкая многозвездная полночь, какой всегда бывала полночь накануне Дня Воцарения Двоих из Шести.
Двое гвардейцев, охранявших клетку с лжепророком, заметили, что отдельные черты рун портала загорелись синим. Уверовав, что им суждено стать свидетелями явления демиургов, воины склонили колена и, выражая царские знаки почтения, опустили лица долу. Они различили несколько пар ног, обутых, как принято среди народов Великой Ульмы. Ноги направились в сторону людей, замерших в священном трепете.
Один из гвардейцев не успел понять, что произошло, когда меч упал ему на шею. Второй же почувствовал холод стали у горла и решился поднять лицо. На него насмешливо смотрел ледяной глаз бледнокожего отродья.