– Может, вы знаете, господин Таэрдос? Вы ведь тоже стратег. И я ни за что не поверю, что вы приехали только ради встречи со мной, эту байку оставьте для нее, – кивнул Нирман в сторону Арьетты.
– Я тебя раздражаю? До сих пор винишь меня в том, что случилось с Тариэнами?
– Они в ночь свечения альгирда отправились в Заречный лес и нарвались на медведя, здесь больше не о чем, – злобно оскалился Нирман. – Включаем фонари. Не отставайте, потому что лабиринт необъятный: тесситы столетиями расширяли подземную часть храма, вырубали крипты для покойников, тальпы для ритуалов и кельи для своего братства. Если потеряетесь, ждите на месте или строго следуйте туристическим указателям. Телефоны не помогут: глубина такая, что связь не работает.
Они двинулись по узкому известняковому коридору, стены которого иногда сходились настолько тесно, что пройти получалось только боком.
– А куда мы, если захоронение Ассанты не найдено? – спросила Арьетта.
– В криптовую часть Тарниф. Если Ассанта и в самом деле захоронена в этом храме, то только там. Обратите внимание, что, в отличие от антарионских князей, ханшелльские цари были аскетичны в своих посмертных притязаниях. Захоронения знати и простолюдинов отличались только статусом Заречных храмов, сами же по себе совершенно одинаковы: различны лишь именные подписи. Ну вот, например.
Свет фонаря выхватил углубление в стене, где стоял ровный ряд узких керамических урн.
– Видите надписи? Древнеульмийский эпохи Вальдераса. Эти урны принадлежат одной из ветвей Тарниф. И таких урн здесь много сотен. Ассанта, не Ассанта, царица, не царица – все они одинаковы: так тесситы показывали, что в глазах Неназываемого, но Многоименного все равны. Найти нужную урну – вопрос времени, конечно, но длительного.
Они продолжали экскурсию, однако Риемо почти не слушал: на груди, где руна прикасалась к телу, он ощутил странное тепло. Запустив руку под кардиган, он вытащил руну: та и вправду нагрелась и как будто светилась. Подумав, что ему померещилось, Риемо выключил фонарь, но зеленое свечение вспыхнуло еще ярче. По мере движения руна то гасла и остывала, то разгоралась и теплела снова. Охваченный предчувствием, Риемо понемногу отставал от Нирмана и семенившей за ним Арьетты. Те, увлеченные разговором, не замечали, что он уже не следует за ними.
Оставшись в одиночестве, выключив фонарь, он перевел дыхание… «Что я творю? Ведь если заблужусь…» Отринув страхи, Риемо шагнул в коридор, где руна разгорелась ярче. Догадка подтвердилась. Ориентируясь по самому странному компасу в своей жизни, он решительно двинулся по тесным проходам, чередовавшимся с криптами.
Он блуждал, потеряв счет времени. Наконец чутье подсказало, что он на месте. Руна в ладони раскалилась почти добела, но не обжигала. Риемо включил фонарь и осмотрелся. Вокруг все те же урны с древнеульмийскими непонятными ему надписями. «Ну давай, зачем мы сюда пришли?» – пробормотал он и, подойдя к урнам, стал поочередно подносить к каждой руну. Напротив одной она вспыхнула так ярко, что казалась уже совсем белой. «Мы это искали, да?» – спросил Риемо у неведомого собеседника, потом, не задумываясь, взломал походным ножом восковые печати на крышке, запустил руку в горловину, нащупал в прахе нечто и вынул. Это оказался рог, отлитый из альгирда и испещренный рунами Шести. Руна в руке погасла.
Самое время подумать, как выбираться отсюда…
Довольно скоро Риемо вышел на группу спасателей: оказалось, что Нирман, заметив его пропажу, поднялся с Арьеттой и сообщил о заблудившемся туристе начальнику археологической экспедиции. И вот уже шесть часов поисковые группы прочесывали лабиринт храма.
– Шесть часов?! – поразился Риемо. Он не чувствовал ни голода, ни жажды, ни усталости и полагал, что его отлучка длилась максимум час.
– Да! – раздраженно буркнул старший группы. – Впредь, господин Таэрдос, будьте любезны ответственнее относиться к вопросам личной безопасности, по крайней мере, на территории археологических исследований.
После ужина Арьетта с Риемо устроились на пригорке, любуясь менгирами, чернеющими на фоне заалевшего неба.
– Смотри, что я нашел, – Риемо протянул ей рог.
– Что это? – Арьетта взяла удивительную вещь и провела ладонью по альгирдово-гладкому боку. – Откуда?
И Риемо рассказал ей, со всеми невероятными подробностями. Почему-то он был уверен, что она должна об этом знать.
– Я тоже буду с тобой откровенна, – задумчиво проговорила Арьетта, когда он окончил рассказ. – Наверное, это безумие, но… Я вот его держу и совсем не хочу выпускать! Будто это моя вещь, нет, даже больше! Будто это часть меня, как рука или нога… Немыслимо, как я жила без него раньше!
– Протрубишь? – вполушутку спросил Риемо.
Арьетта поднесла рог к губам.
– Наверное, дыхания не хватает, – сконфуженно понурилась она после нескольких безуспешных попыток.
– А давай по-другому. – Риемо смотрел на ее раскрасневшиеся от усилий щеки, и ему казалось, что он говорит и в то же время смотрит на них обоих со стороны, как будто раздвоившись. – Пойдем к храму…
В этом предложении не было причинно-следственной логики, но Арьетта, подчиняясь той же силе, что вела его по подземельям Заречного храма, с готовностью согласилась.
Когда они дошли до храма, стемнело. Луна светила во всю свою ширь, и от менгиров проползли тени. Риемо вступил на альгирдовый портал.
– Может, здесь? На роге руны Шести, тут тоже… – Будь здесь Сафирет, она бы ушам своим не поверила, услышав его слова. Он и сам не верил, что произносит их, он, убежденный противник любых религиозных верований. В самом деле, неужели это он, Риемо Таэрдос, притащил сюда двадцатилетнюю девушку, чтобы та протрубила в украденный из гробницы рог? Но Арьетта воспринимала происходящее как должное, а выражение лица ее было напряженно внимательным, как у человека, которому трудно расслышать важные слова собеседника.
После нескольких попыток Арьетта бессильно покачала головой:
– Может, ты?
Риемо взял было рог, но немедленно вернул:
– Нет. Он только твой. Но… но, может, так…
И Риемо снял с шеи потеплевшую руну. Она снова светилась.
– Альгирд к альгирду, – шепнул он и приложил руну к рогу.
Руна вспыхнула так же ярко, как когда он нашел нужную урну, – и влилась в рог, словно ее никогда и не было.
– Давай!
Арьетта протрубила. Риемо не услышал звука, но что-то в мире стало стремительно меняться. Что-то продолжило меняться в нем самом.
«Кто я? Неудачник. Терял – почти все. Преумножил только долги. Утешаться тем, что искал детей?! Нашел чем гордиться! И жена…» – Риемо сам испугался, с какой ненавистью он вспомнил о Саф. Из-за нее, ее готовности жертвовать всем ради него он оказался в столь жалком положении! Из-за нее на него пала тень подозрения в убийстве! Она притворялась, будто не сожалеет, что отреклась ради него от аэдического искусства, и будто то немногое, чего они добились, сделано ими обоими. Но теперь-то он прозрел: Сафирет щадила его самолюбие, однако не ставила его ни во что. И эти ее делишки с Мао, как будто он слепой и не понимает, что они что-то скрывают от него…
– Пора с этим кончать! – процедил Риемо сквозь зубы. – Пришло время стать собой!
Нирману не спалось: встреча с Риемо разбередила старую рану, и его вновь настигла тоска, от которой он спасался, покинув Антарион, посвятив себя изучению истории в Ханшелле. «Лис, Агни, какая нелегкая понесла вас в ту ночь? Почему вы не поехали со мной в Ярмион? Уж не затем ли я у Заречного храма на Трех Реках, что хочу найти разгадку к вашей тайне в сайтэррском Заречном лесу?»
Отчаявшись заснуть, Нирман уселся напротив палатки. Им овладело беспричинное беспокойство. Из соседних и дальних палаток выбирались туристы. Молча, не переговариваясь, но так единодушно, будто условились заранее, они устремлялись к храму.
– Госпожа Веррат? – узнал Нирман Тарнессу и неожиданно для себя даже обрадовался ей, как доброй знакомой. – Куда вы? Мне тоже не спится… Может, чай?
Но госпожа Веррат ничего не слышала и не видела вокруг. Ее опустевший взгляд, как и взгляды многих других людей, был прикован к менгирам. Посмотрев туда, Нирман даже охнул: снизу исходило зеленое свечение, хотя отроду никакой подсветки в местном Заречном храме не имелось. Стало жутко.
– Куда вы все? – закричал Нирман. – Что, разверзнись Запределье, здесь происходит?
Но в ответ – лишь глухой звук шагов по вытоптанной земле и шорох одежды… Нирману мучительно хотелось вернуться в палатку и закрыться изнутри, чтоб не видеть окаменевших лиц, чтоб избавить уши от морока тиши, противоестественной для движения человеческой толпы. Но он потащился вслед за ней к зеленоватому отсвету.
Доходя до храма, люди вставали по его внешней окружности. Свечение шло от альгирдового портала, а от него пролегла куда-то на восток, к Великой Ульме, альгирдовая дорога, которой никогда здесь не было. На портале стояли Риемо и Арьетта. Арьетта поднесла к губам светящийся альгирдовый рог. Ни звука не вырвалось из раструба, но ее это не смутило, и она спокойно опустила руку.
Через несколько мгновений по чаше долины у Трех рек прокатился глухой гул, волна которого сбила Нирмана с ног. Он зажал ладонями уши – и зажмурился от ослепительного сияния, охватившего толпу. Когда звук стих, когда свет перестал слепить через закрытые веки и он решился открыть глаза, кроме него в храме оставалось лишь двое – Риемо и Арьетта. И тучи воробьев с альгирдовыми глазами вились вокруг них.
– Господин Таэрдос? Госпожа Ландеон? – холодея, окликнул их Нирман.
Риемо посмотрел на него – и глаза его были такими же, как и глаза воробьев. Не обращая больше на Нирмана внимания, он взял Арьетту за руку, и они ступили на дорогу. Воробьи сомкнулись вокруг них, роящиеся, как огромные темные пчелы. Еще несколько мгновений – и все исчезло, как морок: ни птиц, ни людей… Только хищно фосфоресцировали портал и дорога, уходившая на восток…