оей спиной прерывисто вздохнул Паладон. Глаза Азиза восторженно заблестели. Ну разумеется, мы слышали о Сиде. По всей Андалусии ходили легенды о его бесчисленных победах, храбрости и благородстве. Паладон преклонялся перед ним, даже несмотря на то, что вот уже много лет Сид сражался на стороне мусульман. Всего несколько месяцев назад Паладон, к большому неудовольствию Айши, зачитал нам вслух балладу на романском языке о подвигах Сида.
Увидев наши лица, старый воин и визирь заулыбались.
— Ты был прав, друг мой, — сказал Салим. — Они потрясены — именно так, как ты и предсказывал. Продолжай, расскажи, какие еще новости ты для них припас.
Абу Бакр упер руки в бока и, яростно сверкая глазом, произнес:
— А новости, юноши, у меня для вас отменные. Эмир дозволил вам отправиться на войну. Принцу Азизу уже шестнадцать лет, так что возраст вполне подходящий. Вы двое поедете вместе с ним, будете его оруженосцами. Главное сражение дадим на севере в горах, где толедцы осадили нашу крепость. Одолеть их будет непросто, нашим врагам может прийти подкрепление из Кастилии. Визирь Салим — самый опытный из полководцев. Он возглавит основные силы нашей армии и разобьет тех, кто осмелится встать на его пути. Ты, Азиз — принц крови, и потому возглавишь малую армию на востоке, там, где на нас наступает войско Альмерии. Возглавишь официально. План такой: мы соединяемся с Сидом и нашими сарагосскими союзниками, чтобы опередить врага на перевалах.
— Когда Абу Бакр сказал, что официально ты будешь стоять во главе армии, он имел в виду, что командующим ты будешь лишь формально, — твердо произнес Салим. — Я не позволю вам, юноши, и уж тебе, Азиз, особенно, рисковать своими жизнями. Азиз, ты будешь присутствовать на военных советах без права голоса. Слушай и учись. Абу Бакр — твой страж и телохранитель. Безоговорочно подчиняйся его приказам. Именно он убедил меня отпустить тебя, чтобы ты посмотрел в деле на Сида, одного из самых выдающихся воинов и полководцев. Я дозволяю тебе поехать, но только при условии, что ты будешь наблюдать за происходящим с безопасного расстояния. Ты меня понял?
— Да, отец, — быстро произнес Азиз.
Когда я увидел возбужденный блеск в его глазах, мне стало страшно.
— В том и поклянешься на Коране. А ты, Паладон, и ты, Самуил, принесете клятву на своих священных книгах. Вы, вы все торжественно принесете клятву, что будете во всем подчиняться Абу Бакру и ничего не станете предпринимать без его разрешения.
У Абу Бакра и Коран, и Тора, и христианская Библия уже были наготове. На них мы и принесли свои клятвы. Мы полагали, что на этом аудиенция закончится, однако Салим попросил меня с Паладоном задержаться. Оставшись с нами наедине, он тихим голосом, без лишних слов предупредил нас вот о чем: если он, Салим, узнает, что с головы его сына упал хотя бы один-единственный волос из-за какого-то нашего безрассудного поступка, то он, Салим, прикажет распять нас и всех наших родных. Произнося эти слова, визирь сверлил Паладона суровым взглядом. Думаю, Салим знал о наших ночных вылазках, знал о всех до единой! Закончив свою речь, он загадочно улыбнулся, задумчиво поглаживая седую бороду. Когда мы с Паладоном вышли из залы, нас обоих била дрожь, ибо мы прекрасно понимали, что Салим не шутил, а был совершенно серьезен.
Впрочем, в подавленном настроении мы пребывали недолго — пока не добрались до сада, где нас ждал Азиз с восторженным выражением на лице. Он схватил нас за руки, и мгновение спустя мы уже кружились в танце среди цветочных клумб, а стражники кидали на нас удивленные взгляды.
— Мы едем на войну! — вопил Азиз. Он был будто в исступлении. Никогда прежде я не видел его в таком состоянии.
— Мы познакомимся с Сидом! — вторил ему Паладон.
Радость моих друзей заставила меня позабыть о переполнявших меня сомнениях, и я заулюлюкал вместе с ними. Да смилуется надо мной Господь!
Следующие несколько дней ушли на то, чтобы собрать войска у городских стен. Занятия отменили. Вместо них мы готовились к войне. С нас сняли мерки, чтобы изготовить кольчуги (лично моя, когда я ее померил, сильно царапалась). Еще мы перерыли всю библиотеку в поисках книг о знаменитых битвах прошлого. Саид не пытался нам в том воспрепятствовать. Мы были заняты, и это означало, что у него оставалось больше времени на чревоугодие и сон. На прощанье он прошептал мне:
— Дам тебе совет, милый мой, походи по полю боя после битвы. Полюбуйся на эту бойню. Нигде больше ты столько не узнаешь о человеческой анатомии.
Последний вечер в Мишкате мы провели у Айши. Девушка пребывала в странном расположении духа, ругая на чем свет стоит Паладона.
— Мой брат отправляется на войну, возможно, его там ждет смерть, и все из-за тебя! Из-за твоего дурацкого восхищения этим Сидом! Как я буду жить дальше, если Азиз не вернется?
Она накинулась на Паладона и принялась колотить его по груди. Тускло поблескивали перстни на ее сжатых в кулаки пальчиках. Наш друг стоял потрясенный, лишившись дара речи. Наконец Айша, всхлипывая, выбежала вон. Мы все прекрасно понимали, что плакала она не по Азизу. Даже Паладон, всегда старавшийся казаться весельчаком, которому море по колено, в тот вечер не смог сохранить видимость приподнятого расположения духа. Впрочем, мы не могли себе позволить печалиться долго. Били барабаны, трубили трубы.
На рассвете следующего утра в сопровождении дворцовой стражи мы выехали из городских врат. На улицу высыпали горожане, которые подбадривали нас радостными криками. Через час мы неслись во главе отряда трехсот конников, закованных, как и мы, в доспехи. Мимо нас проплывали водяные мельницы и аккуратные поля. Мы мчались вперед навстречу битвам и славе.
Чтобы не подвергать наши жизни опасности, Салим доверил нас попечению опытного воина и своего старого друга. Увы, планы визиря удержать нас под крылышком Абу Бакра пошли прахом уже на второй день пути. Мы сидели на лошадях, стоявших у берега реки, и смотрели, как наши войска перебираются через водный поток. Вдруг рядом раздалось змеиное шипение. Лошади попятились, в том числе и конь Абу Бакра, прославленного воина, проведшего всю жизнь в седле, и знаменитого на весь эмират благодаря способности объездить самого дикого скакуна. Конь Абу Бакра резко дернулся, и старый воин от неожиданности не удержался в седле и свалился, приземлившись на острый камень, торчавший из прибрежного песка. На пядь влево или вправо — и он отделался бы ушибом, но ему не повезло, и бедолага сломал себе позвоночник. Не успели мы и глазом моргнуть, как он был уже мертв. Фатум, рок, причудливый каприз судьбы. В один миг Азиз лишился наставника и стража.
Предав Абу Бакра земле, мы приказали навалить на его могилу груду камней и воткнуть в нее флаг, чтобы потом отыскать место. Покончив с этим, мы огляделись по сторонам и только тут заметили, что отряд выжидающе смотрит на Азиза. В глазах воинов командиром отряда был именно он. И вот теперь ему предстояло стать им на деле. Азиз кинул быстрый взгляд на Паладона.
— Что мне делать? — услышал я преисполненный ужаса шепот. От чувства сострадания к Азизу у меня заныло сердце.
— Ты принц. Вот и веди себя как принц, — сурово ответил Паладон. — Воины ждут от тебя приказа. Отдай его.
Никогда прежде меня не переполняла такая гордость за Азиза. Я ощутил, как он колеблется, как ему страшно, как он не уверен в себе. И все же Азиз нашел в себе мужество взять себя в руки. Встав в стременах, он отдал команду двигаться вперед, после чего вогнал шпоры в бока лошади и повел нас галопом вверх по склону холма. Не сразу мы нагнали его. За нами грохотали копыта трехсот конников и слышались преисполненные радости крики.
Через полтора дня наш отряд с Азизом во главе торжественно въехал в лагерь сарагосцев, выстроившихся в шеренгу в честь столь знаменательного события. Сид ждал нас у входа в свой окруженный трепещущими флагами шатер.
Перепутать его с кем-нибудь было просто невозможно. Ростом он значительно превосходил любого из воинов. Облаченный в кольчугу и красный, расшитый золотом плащ, Сид ждал нас, опершись закованной в латную рукавицу рукой на двусторонний боевой топор. Изысканно одетый арабский мальчик-слуга, стоявший за рыцарем, держал его шлем на бархатной подушке. Лицо Сида скрывал тюрбан, который он обернул на берберский манер вокруг рта и подбородка. Всем своим видом воин излучал мощь и величие. Может, Сид и был наемником, но держался он как король. Вернее, нет, скорее, как халиф или эмир, ибо сейчас в нем было больше от араба, нежели от франка. Да, если не брать во внимание его исполинское телосложение и длинный нос, всем остальным, начиная от фески, выглядывавшей из-под тюрбана, и заканчивая сапогами из телячьей кожи с загнутыми носами, он напоминал знатного араба. Лучи заходящего солнца поблескивали на золотой фибуле, скреплявшей его плащ, играли на изумрудах и рубинах, украшавших ножны его сабли. Точно в таком же виде наш эмир проводил смотр войск на площади после Рамадана, только Сид выглядел куда величественнее Абу. Мы же, потные, в покрытых пылью доспехах, чувствовали себя бедными рыцарями из глухой провинции, прибывшими в столицу на аудиенцию к государю.
Наши сердца учащенно бились от осознания того, что вот-вот, еще несколько мгновений, и мы лично познакомимся с величайшим воином, христианским героем, стоящим перед нами во плоти. Мне кажется, даже Азиз, несмотря на все обучение воинским наукам, чувствовал волнение при мысли о том, что ему придется обсуждать планы сражения с одним из самых выдающихся полководцев нашего времени. Мы все осознавали свою молодость и неопытность и от этого чувствовали себя неуютно.
А еще нам было немного страшно. По дороге к лагерю Сида мы заметили армию Альмерии, грозно темнеющую на противоположном холме. Мы поняли, что едва поспели к битве, которая должна была начаться на следующий день. Думаю, мы все испытали чувство огромного облегчения: хоть мы и лишились Абу Бакра, но теперь можем положиться на помощь и защиту Сида. В то же время мы представляли Мишкат, и Азизу, чтобы сохранить достоинство, предстояло держать себя независимо. Это была огромная ответственность, бремя которой совершенно неожиданно легло на его плечи.