— Паладон, ты уверен, что справишься? — спросил Азиз.
— Да, — ответил тот.
Азиз склонил голову. Когда он ее поднял, то мы увидели на его лице знакомое решительное выражение — именно так выглядел принц утром накануне битвы.
— Ну что ж, — промолвил он, — я поговорю с эмиром. Однако, чтобы его убедить, мне потребуется ваша помощь.
На той же неделе в гареме эмира вспыхнула эпидемия африканской болотной лихорадки. Поскольку женщины жили вместе, то заразились все. Смолкло щебетание канареек в золотой клетке. На протяжении двух напряженных дней в гареме слышались лишь стоны и плач, на смену которым пришло жуткое молчание. По мере того как болезнь отнимала у красавиц последние силы, страх постепенно сменился апатией. Как я уже упоминал, девушки в гареме были со всех концов света, и потому цвет кожи у них был разный. Теперь же он у всех приобрел желтушный оттенок. Чаровницы, которые всего несколько дней назад радовали глаз эмира, теперь умоляюще взирали на меня всякий раз, когда я приходил отворить им кровь или поставить банки на мокрые от пота спины.
Главная купальня, где в лучшие времена эти хитрые, красивые, полные сил и здоровья создания пытались соблазнить меня своей наготой, превратилась в мою лабораторию, в которой я готовил мази и снадобья. Окна в просторных покоях задернули занавесками. Повсюду я приказал расставить жаровни, на которых жгли благовония, дабы избавиться от вредоносного вечернего тумана, с которым, как я полагал, болезнь проникла во дворец.
По моей просьбе Иса пришел мне на помощь. У него было куда больше опыта борьбы с эпидемиями. Естественно, всякий раз, когда он приходил осматривать моих пациенток, ему приходилось завязывать глаза, ибо таковы были правила посещения гарема, которые требовалось соблюдать даже в чрезвычайных обстоятельствах. Несмотря на то что Иса ничего не видел, он помогал мне советами. Помощь нам оказывала и Джанифа, полагавшая, что она не вправе доверять жизни своих подопечных простым служанкам.
Мы вели войну — тяжелую, кровавую. В каком-то смысле борьба с эпидемией напоминала мне бой, в котором я совсем недавно участвовал. Увы, не обошлось без потерь. Те, кто покрепче, находили в себе силы бороться, слабые погибали. К моему величайшему сожалению, болезнь унесла печальную деву из страны Чин. Умерло еще несколько наложниц постарше, однако, к счастью, хворь пощадила любимиц эмира. Однажды Джанифа, стиравшая полотенца на ступенях бассейна, потеряла сознание. Я подумал, что она тоже заразилась, отчего пришел в совершенное отчаяние. В силу возраста надежды на ее выздоровление не было, и я решил, что она обречена. У нее оказался сильный жар, однако после осмотра, выяснилось, что у нее, к счастью, не болотная лихорадка, а обыкновенная инфлюэнца, вызванная усталостью. Мы держали ее отдельно от остальных больных, и уже через три дня она встала с постели и снова принялась нам помогать.
Умирали и другие — скончались молоденькие близняшки из Германии. Их доставили во дворец совсем недавно, и они были столь юны, что еще не успели побывать в спальне эмира. Погибла рыжеволосая крестьянская девушка с Майорки и, к моему огромному огорчению, красотка иудейка. Она была местной, из Мишката. Я водил знакомство с ее родственниками. Девушка была очень умна и весьма остра на язык, а потому не могла стать любимицей эмира, однако он все равно ценил ее — за другие достоинства. Я с большим удовольствием разговаривал с ней после работы и считал ее одним из немногих своих друзей. Как-то утром Джанифа отвела меня в сторону и велела отдохнуть, иначе, как она мне сказала, я свалюсь без сил. В тот единственный день в качестве исключения она позволила лекарю Исе снять повязку с глаз.
После двух изнурительных недель мы начали опасаться, что потеряем всех своих пациентов. Мы действовали по методике ар-Рази, но, увы, результаты нас не вдохновляли. В свободное время я пытался разработать рецепт нового снадобья, однако дело двигалось чрезвычайно медленно. Наконец одним солнечным утром, явившись на осмотр, мы обнаружили, что произошло чудо — такое иногда происходит во время эпидемий. За ночь у нескольких женщин спала температура. Они сидели на постелях и тихонько переговаривались друг с другом. На следующий день еще несколько наложниц пошли на поправку. Через полмесяца все окончательно выздоровели, а к некоторым даже полностью вернулась былая красота. Другие, опасавшиеся, что сыпь на их коже, вызванная разливом желчи, навсегда их обезобразит, слезно умоляли меня сделать им присыпки и мази. Так я научился возвращать не только здоровье, но вместе с ним и красоту.
Наконец настал день, когда я пришел к выводу, что в гареме больше никто не нуждается во врачебной помощи. Я как раз заканчивал складывать вещи, как вдруг на меня налетели три нагие гурии, которые затащили меня в бассейн, где и осыпали поцелуями. Одна за другой остальные красавицы, громко хихикая и рассыпая брызги, прыгали в воду, и за всем этим с улыбкой на лице наблюдала Джанифа. Наверное, девушки подобным образом хотели поблагодарить меня за спасение их жизней, но я не Паладон и потому не могу сказать, что все это мне очень понравилось. Никогда прежде я не был столь напуган и смущен. В тот самый момент, когда меня облепили прелестницы, явился евнух (настоящий) и объявил, что меня немедленно желает видеть эмир. Проказницы весело захохотали. Замелькали нагие руки и ноги — наложницы кинулись искать мне подходящую случаю одежду.
В тронной зале меня ждал возлежавший на подушках Абу. Из-за жары его джеллаба была расстегнута до круглого живота. Рядом с ним, скрестив ноги, сидел визирь Салим. Когда я вошел, эмир с трудом поднялся и обнял меня, царапнув по щеке колючей с проседью бородой.
— Мальчик, спасший моих цыпочек. Спасибо, спасибо тебе. — Он повернул меня к визирю: — Взгляни, Салим, такой юный и при этом такой ученый. Потифар[55]55, явившийся ко мне на помощь.
— Думаю, в данном случае, дядя, Потифаром уместно назвать тебя, — тихо промолвил Салим, — но за своих жен ты можешь быть спокоен. Этот юный Иосиф им совершенно не угрожает. Ты позабыл его имя?
— Твоя дотошность, племянник, порой меня страшно раздражает. Ты ведь прекрасно понял, кого я имею в виду. Я говорю о том еврейском юноше… ну, из иудейского Священного Писания, который произвел огромное впечатление на египетского фараона. Как же эта книга называется-то?
— Бытие, — с улыбкой подсказал Салим.
— Именно. Слушай, я знаю, ты сейчас издеваешься надо мной, но я, слава Всевышнему, не сухарь и не книжник, как ты, и потому плевать хотел на то, что время от времени путаюсь в именах. Впрочем, я не стану сегодня на тебя гневаться. В первую очередь потому, что именно благодаря тебе этот юный гений оказался у меня во дворце. — Он с чувством потрепал меня по щеке. — Ты молодец, мальчик, я очень тобой доволен. — Внезапно нахмурившись, эмир забарабанил пальцами по моему плечу. — Салим, мне тут в голову пришла прекрасная мысль. Хасан уже не тот, что прежде. Он служит у меня лекарем по меньшей мере полвека и теперь начал сдавать. Недавно он запачкал новый персидский ковер, когда отворял мне кровь, а его снадобья совершенно не помогают от головной боли. Вот бы заменить его кем-нибудь помоложе, например… Опять забыл имя…
— Иосиф, — промолвил Салим. — Мысль и вправду чудесная.
— Я так и знал, что ты согласишься. Наверное, все продумал заранее. Ну, Иосиф, что скажешь? Хочешь стать моим личным лекарем? Плачу я щедро, а работы немного — я ведь здоров как бык. Верно, племянник?
— Вообще-то его зовут Самуил, — кашлянул визирь.
— Не путай меня. Я эмир. Как хочу, так его и называю. Ну, Иосиф, каков будет твой ответ?
В тот момент я еще не пришел в себя после купания с наложницами, а тут меня еще огорошили таким заманчивым предложением. У меня заплетался язык, я едва смог выговорить слова благодарности.
Эмир Абу хлопнул меня по спине.
— Ну что ж, решено. Отыщи главного дворецкого. Он объяснит, что тебе делать. Два раза в месяц по четвергам у меня кровопускание. Чтоб подагра не мучила. Вот в четверг и увидимся.
Поняв, что аудиенция подошла к концу, я, кланяясь, попятился к двери, однако эмир меня остановил.
— Эй, Иосиф, поди-ка сюда. Хочу тебе кое-что показать.
Возле трона стояла какая-то коробка, прикрытая желтым шелком. С восторженным блеском в глазах эмир сдернул ткань, и я увидел ящик из красного дерева со стеклянной дверцей. Абу осторожно раскрыл ее створки, и я увидел перед собой знакомую скалу, вырезанную из дуба, которую венчал купол, крытый золотисто-голубой черепицей!
— Ты только погляди, — промолвил Абу, с трудом скрывая восхищение.
Из полости, изображавшей вход в пещеру, он извлек ящичек и протянул его мне. Внутри него я увидел макет мечети, о которой мы мечтали с Паладоном. В ней было все, как мы планировали: триста шестьдесят пять колонн (по количеству дней в году), двенадцать апсид по стенам (символизировавших число знаков зодиака и месяцев в году) и семь арок, отделявших ряды колонн друг от друга (в память о семи днях Творения, семи планетарных богах и семи этапах человеческой жизни). Стены миниатюрной мечети покрывали арабески и цветочные узоры, среди которых были сокрыты наши тайные символы. Крошечные колоны были выкрашены в разные цвета, обозначавшие, из каких именно камней они будут сделаны. Камни, по нашей задумке, следовало использовать различные — ведь у каждого камня свои алхимические свойства. Крошечные лампы, подвешенные на ниточках, в сочетании с малыми куполами воспроизводили вращение небесных сфер, на которых, как известно, располагаются планеты и звезды. И наконец, к своей радости, я увидел, что михраб и минбар расположены под теми углами, которые указал я, для наилучшей регуляции потоков незримой небесной селитры.
— Разве она не прекрасна, мой юный лекарь? — прошептал эмир. — Это придумали мой племянник и его друг-христианин, каменных дел мастер, — он кинул взгляд на Салима, который с торжественным видом смотрел на нас.