Это зрелище лишило Давида остатков решимости. Спешившись, он принялся ходить туда-сюда, бормоча:
— Ладно, ну вот мы на месте. И что дальше?
— Будем ждать, когда появится Паладон, — пожал я плечами.
Паладон появился примерно через час. На скале, которую можно было принять за изгиб локтя каменной Девы, внезапно возникла высокая фигура в темном халате. Человек скрестил на груди руки и замер, глядя на нас. Давид, побледнев от страха, уже наложил стрелу на тетиву, решив, что перед нами призрак, но я остановил воина, мягко опустив ладонь на его руку.
— А годы берут свое, Самуил. Ты изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз, — раздался знакомый голос.
— А ты нет, Паладон, — ответил я, чувствуя, как от волнения у меня учащенно бьется сердце. — Ну разве что еще здоровее стал.
— Те перемены, что произошли со мной, глазами не увидишь.
Несмотря на то что он говорил тихо, я слышал Паладона хорошо: его голос отражался от выгибающихся полукругом скал. Он нажал на какой-то камень. Раздался скрип, и вниз медленно спустилась веревочная лестница. Как только Паладон слез, он тут же заключил меня в свои медвежьи объятия. Давид с подозрением смотрел на него, держа наготове лук.
— Простая механика? — улыбнулся я. — То есть ты не летаешь и не растворяешься в воздухе? Мой друг Давид будет очень разочарован. Он-то ожидал увидеть перед собой колдуна.
— Нет, я не колдун, — улыбнулся Паладон, — так что, Давид, можешь убрать лук. Я всего-навсего каменных дел мастер. Скажу лишь, что пришел сюда на своих двоих. Прости, Давид, но я не стану уточнять, как именно сюда попал. Это секрет, который я открою лишь Самуилу.
— Ты доволен, Давид? Убедился, что он из плоти и крови? — спросил я. — Может, пойдешь порыбачишь? А я пока поговорю со старым другом.
— Иди туда, где пруд сужается, — посоветовал Паладон. — По ночам там кормится форель. Иногда туда приплывают и карпы.
Давид кивнул и отошел подальше, но лук остался у него в руках.
— Значит, Паладон, ты отыскал в пещере тоннель и пошел по нему, пока не добрел до выхода?
— Я так и думал, что ты догадаешься, — рассмеялся Паладон и вздохнул. — После того как Айшу забрали во дворец, долгими ночами я в основном только и делал, что обследовал тоннели. Помнишь, по некоторым из них мы лазали еще мальчишками. Сам не знаю, зачем я это делал. Возможно, хотел провалиться в одну из расщелин и положить конец своим страданиям. Однако этого не произошло. Я понял, что Саид был прав. Пещеру и впрямь проплавила лава. Я выяснил, что один из тоннелей уходит в глубины скалы, потом тянется пять миль под равниной и выходит наружу тут. За год я обследовал его ответвления: где надо, сделал лестницы, а самые опасные трещины заделал. Помнишь, я как-то раз уже приезжал сюда с тобой. Сначала я собирался раскрыть тебе свой секрет, но потом передумал — времена были лихие: Азиз с этим подонком Ефремом безумствовали вовсю. Я подумал, вдруг этот туннель мне еще пригодится. Например, если мне удастся похитить из гарема Айшу. В этом случае тебе лучше было бы не знать об этом потайном ходе. К чему лишний раз подвергать тебя опасности? — Он погрустнел. — В итоге я воспользовался этим тоннелем, когда мне пришлось бежать — увы, одному. Впрочем, об этом ты, наверное, тоже уже догадался сам.
— Мысль о потайном ходе в первый раз пришла мне в голову, когда рабочий обнаружил в мечети твое письмо, адресованное мне.
— Секрет в михрабе. Поверни лампу в Нише Света, и дверь откроется, — чуть улыбнулся Паладон. — Тайник я сделал давно, еще до того, как узнал о тоннеле. Собирался в один прекрасный день устроить тебе сюрприз. Показать, что со строительством мечети древние тайны пещеры не канули в Лету. Я про святилище Аполлона, храм Кибелы и наскальные рисунки. Мне казалось, ты будешь рад, узнав, что все это живо, за стеной мечети. Очень символично, — с горечью в голосе добавил он. — Впрочем, сейчас это уже неважно. Братства больше нет. Об этом позаботился Азиз.
— Я слышал, ты сейчас строишь поверх мечети собор.
Паладон смущенно на меня посмотрел.
— Я пообещал Санчо набросать план собора. Я уже сделал два-три эскиза, только душа у меня к этому не лежит. Особенно после того, как видел, что христиане творили, когда грабили Мишкат. Хорошо, что я решил предупредить тебя, чтобы ты убрался из города. Санчо обещал мне, что не станет предавать город огню, но солгал. Точнее, не он, а Элдрик, который подзуживал норманнских и франкских наемников. «Никакой пощады!» — кричал он во время битвы.
— Так Элдрик тоже здесь?
— Он теперь полномочный представитель Папы Римского. Мечтает разжечь огонь священной войны. Ублюдок.
— То есть ты так и не вернулся в лоно католической церкви?
Паладон поднял на меня лицо, и я впервые разглядел морщины, что теперь залегли на его щеках и лбе. Впрочем, его волосы по-прежнему сохраняли цвет спелой пшеницы — совсем как в юности.
— Самуил, — медленно проговорил мой друг, — ислам, христианство — какая разница? Я проклят и теми, и этими. У меня руки в крови, и ее не смоешь ни в церкви, ни в мечети. Невинные женщины, дети… приятели с рынка, которых я знал с детства… Норманны изрубили их мечами, норманны, которых привел сюда я. Помнишь мою наложницу Феодосию? Мне удалось отыскать ее тело. Ее изнасиловали, как и всех остальных женщин в городе, а после пехотинцы, которые надругались над ней, приказали ей спеть для них. Но она не могла, она же была немой. Ее закололи копьем, вогнали его ей между ног. — Слезы струились по щекам Паладона. — Вот к чему приводит ненависть и слепая жажда мести. — Мой друг бил кулаком в ладонь. — О, как же я мечтал убить Азиза! Но его смерть не вернула бы мне Айшу. После того, что случилось в Мишкате, я даже не могу заставить себя ненавидеть его. Я причинил не меньше зла, чем он.
— У меня есть для тебя весточка от него. Он хочет все исправить.
Паладон уставился на меня ничего не выражающим взглядом, тяжело вздохнул, сел на поваленное дерево и, понурившись, закрыл лицо руками.
— Поздно, слишком поздно. Пусть сам думает, как заставить замолчать голос совести, — буркнул он, — мне достаточно мук моей совести.
— А еще я принес тебе весточку от Айши, — добавил я.
Лицо Паладона исказилось от гнева.
— Самуил, кроме тебя, у меня нет друзей. Я верю в твою честность. Именно поэтому я пришел на встречу. Догадываюсь, что ты собираешься передать мне некое предложение. Оно меня не интересует, но я его выслушаю только ради тебя. Прошу лишь об одном: не смей глумиться надо мной, поминая Айшу. И еще, умоляю, не лги мне. Она для нас всех считай что мертвая. Весточек из Маракеша быть не может.
Сунув руку в сумку, я достал письмо и, не говоря ни слова, протянул его Паладону. Затем повернулся и пошел прочь, остановившись у водопада. В лицо мне летели брызги, капли бежали по щекам, словно слезы. Каменная Дева будто в изумлении взирала на меня.
Когда Паладон меня позвал, я подошел и поведал все от начала и до конца. Грустный получился у меня рассказ. Он слушал молча, опустив голову, застонав, лишь когда я упомянул о том, как сидел в темнице с Саидом и как наш учитель там умер. Мой друг едва удостоил взглядом письма Азиза и Хазы, а к поддельной карте вообще не проявил интереса.
Когда я закончил, он встал и принялся ходить у водопада.
Так прошло около получаса. Наконец Паладон произнес:
— Уже поздно. Мне пора возвращаться в мечеть. Вдруг мои телохранители хватятся меня? Прости меня, Самуил. Не так я рисовал в мечтах нашу встречу. — В его глазах я увидел смятение. — Встретимся… встретимся завтра в это же время. Если хочешь… если хочешь, можешь укрыться в тоннеле. Там у самого входа есть запасы воды и ниша, в которой можно развести костер. Я покажу тебе, как поднимать лестницу. Даже если кто-то наткнется на ваших лошадей, вас самих ни за что не найдут.
— Так ты решил сразу не отметать предложения Азиза?
— Да, но мне нужны сутки, чтобы все тщательно обдумать.
Я с облегчением вздохнул. Меня снедал еще один вопрос, который буквально рвался наружу.
— Письмо Айши. Я его не читал. Она… Что она?..
— Пишет, что ненавидит меня, — бесстрастным голосом ответил Паладон. — Считает, что ее ребенок — это ее ребенок, а я вроде как тут ни при чем.
Ответ меня ошеломил, хоть я и знал, что, попросив Айшу написать письмо, мы сильно рисковали. Я надеялся, что ее отношение к Паладону изменится после того, как Азиз поговорит с ней.
— Тогда почему ты?.. — промямлил я.
— Потому что письмо, дружище, доказывает, что ты говоришь правду, — Паладон с грустным видом мне подмигнул. — Помнишь, я как-то раз сказал тебе, что никогда не сдамся и не отступлюсь? Помнишь? Возле фонтана во дворе дома Салима. Да, обстоятельства не назовешь идеальными, но главное, она жива, и, быть может, я снова имею право на надежду. Зови своего спутника. И скажи ему, пусть тащит сюда рыбу, если хоть что-то поймал.
Весь день мы просидели в небольшой пещере в скале. Около полуночи в глубине тоннеля показались отблески факела, и вскоре перед нами предстал Паладон. Он принес с собой целую корзину с провизией, которую вручил Давиду, а мне передал охранную грамоту, скрепленную печатью самого герцога Санчо. Пока Давид жарил оставшуюся с прошлой ночи форель, Паладон шепотом рассказывал мне о сегодняшних своих похождениях.
— Я встретился с Санчо и Элдриком. Показал им карту. Они, конечно, спросили, откуда она у меня. Наврал им с три короба. Сказал, что ты подошел ко мне на базаре. Был переодет нищим. Карта была в кожаном кошеле, который ты сунул мне в руки, пока телохранители считали ворон. В кошеле также было от тебя письмо. В нем ты объяснял, как выйти с тобой на связь. Подделать его не составило никакого труда, я помню твой почерк. Кстати, должен сказать, ты — страшный жадюга: за свою помощь потребовал себе полное прощение и десять тысяч дирхамов в придачу. Вроде бы они поверили. Санчо не мог скрыть своего восторга, но Элдрик куда более осторожен. Он хочет побеседовать с тобой лично.