— Отлично. Тогда за мной.
Мы понеслись в сторону холмов, оставляя за собой грохот битвы.
Мы забрались высоко в горы. Я взял на себя роль проводника. Сперва мы направились в пастушью хижину, а потом в лагерь Хазы на противоположном склоне. Ни там, ни там — ни одной живой души. Меня это нисколько не удивило. Зачем тысячнику было кого-то здесь оставлять, если он не сомневался в победе?
Паладон поставил рыцарей перед выбором: либо они возвращаются с нами в Мишкат, либо сами добираются через горы до Толедо. Они спросили, на какую награду могут рассчитывать, если останутся с нами.
— Не могу сказать точно, — промолвил мой друг. — Мы собираемся спасти эмира и принцессу, а где знать, там и деньги.
Остаться согласились двое: мускулистый коротышка баск Танкред, родом из-за Пиренеев, и светловолосый бургундец Лотар, младший сын обедневшего аристократа из Орании. Оба они были немногословными солдатами удачи, успевшими повоевать по всей Европе. Третий же, норманн Жослен, тот самый, что собирался пристукнуть меня булавой, оказался убежденным крестоносцем. Не испытывая ни малейшего восторга от нашего общества, он объявил, что отправится на поиски армии Альфонсо. Паладон не стал возражать.
Мы отправились в обратный путь. В обычных обстоятельствах дорога до пруда рядом с приснопамятной скалой, так сильно напоминавшей девушку, заняла бы у нас три дня. Мы же добирались туда все десять. Передвигались только по ночам, но даже это не спасло нас от нескольких стычек с разъездами альморавидов. Хорошо, что с нами были Танкред и Лотар. Они оказались отличными бойцами и здорово нам помогли.
Очутившись в окруженной горами долине, мы почувствовали себя в относительной безопасности. Один день потратили на рыбную ловлю и охоту и еще один на засолку своей добычи. Мы понимали, что нам на некоторое время понадобятся припасы. Покончив со всеми делами, мы прошли по тоннелю и оказались в пещере. К нашему с Паладоном величайшему изумлению, мы обнаружили, что в наше отсутствие кто-то успел там побывать. В глаза бросились остатки костра, чужой плащ, наброшенный на стул, и рыбные кости, раскиданные по столу. Неужели альморавиды раскрыли наш секрет? Тогда все пропало! Я был близок к отчаянию, но Паладон меня успокоил.
— Альморавидов была бы тут целая куча. А я вижу следы пребывания лишь одного человека. Может быть, он до сих пор где-то здесь.
Оставив меня сторожить пещеру, мой друг с двумя рыцарями разошлись, чтобы осмотреть боковые тоннели. Вскоре из одного из них я услышал крики и лязг оружия. Зовя остальных на помощь, я кинулся на шум. Вскоре я увидел, что Лотар прижимает коленом к полу пещеры какого-то человека. Улыбнувшись мне, бургундец пророкотал:
— Похоже, мастер Самуил, вам пора завести кота. У крыс в вашей пещере острые когти. Что мне делать с этой падалью? Прикончить из жалости? Эта тварь ужасно воняет.
— Нет, — покачал я головой и вздохнул с облегчением. — Это наш.
Несмотря на всклокоченную бороду и впавшие щеки, я узнал Давида. Выяснилось, что он не ел целых три дня. После того как мы его накормили, он рассказал нам все, что знал.
Давид принимал участие в сражении, а после победы вместе с войском отправился в Мишкат. Нескольким христианам удалось спастись с поля боя. Санчо бился отважно, пока не пали последние рыцари, сражавшиеся рядом с ним. Его окружила толпа альморавидов, а он все размахивал мечом, собираясь биться до конца. Его скрутили, и Юсуф приказал привести осла. Санчо раздели донага и привязали к ослу задом наперед. После чего герцога верхом на осле прогнали через строй. Альморавиды били его палками, которыми обычно погоняют верблюдов. «Пусть отправляется к Альфонсо и расскажет, что Аллах несокрушим, — объявил Юсуф. — Близится время молитвы, и я не хочу, чтобы среди нас были неверные, когда мы станем благодарить Всевышнего за дарованную нам победу».
Тех немногих рыцарей и солдат, которых взяли в плен, продали в рабство. Всем монахам, за исключением Элдрика, который пытался спрятаться под грудой тел, отрубили головы. Когда его отыскали, он попробовал вступить с воинами в переговоры, демонстрируя им папский перстень с рубином: «Я кардинал! За меня заплатят щедрый выкуп. Помилосердствуйте ради Бога! Ради Аллаха! За меня заплатят выкуп!» Альморавид, нашедший Элдрика, с интересом посмотрел на рубин, достал нож и отрезал палец вместе с перстнем. Затем он отволок истекающего кровью представителя Папы Римского к Юсуфу, и тот приказал отрубить ему голову, как и остальным священникам. Когда Элдрик принялся кричать, что хочет принять ислам, Хаза кое о чем попросил Юсуфа, и эмир не стал возражать. Одним словом, Элдрика отдали Калисе. Он заходился от крика всю ночь и умолк только под утро, когда эмир отправил к Калисе посланника с палаческим мечом и вежливой просьбой о тишине во время утренней молитвы.
— Ты ничего не рассказал об Азизе и Айше, — промолвил Паладон, и в пещере повисла тишина.
Давид в смятении отвел взгляд. Некоторое время он собирался с мыслями и подбирал слова.
— Азиз ничего не знал о планах Хазы. Тысячник вел переговоры с Юсуфом втайне ото всех. Когда христиане пошли в атаку, Азиз был потрясен не меньше нашего, нам-то сказали, что это мы должны на них напасть, причем из засады. Он отважно бился. Я был рядом и все видел. Да-да, он сражался как лев и был готов погибнуть вместе со своим войском. Настоящий эмир. Когда показались альморавиды, я по-прежнему был подле него. Он замер, словно громом пораженный. Только тогда он понял, что его предали. Усталый, окровавленный, Азиз прямо посреди битвы повернулся к Хазе и назвал его изменником. Люди Хазы его тотчас разоружили. Теперь он пленник, его держат в доме его же отца. Юсуф собирается отправить его в изгнание в Северную Африку, точно так же, как и других андалусских эмиров, которых он сместил.
— Что с Айшой? — Паладон был пугающе спокоен.
— Она… — Давид сглотнул.
— Да говори же! — не выдержал Паладон.
— Женщин привели к Юсуфу. Он сидел в шатре со своими сыновьями и внучатым племянником Каримом, которого назначил правителем Мишката. Юсуф как раз допрашивал Азиза и его родственников, а меня ведь приставили к Азизу… Одним словом, я там был и все видел от начала до конца.
Переведя дух, Давид продолжил:
— Африканский эмир приказал, чтобы Айше обнажили лицо. Он хотел взглянуть на падшую женщину, которую ему когда-то предлагали в жены. Какой же хохот поднялся. Но Айша… Она там стояла такая красивая… такая величавая… Словно королева… Новоявленный правитель Мишката Карим не мог от нее глаз оторвать. Он снял с ее головы покрывало, погладил по волосам, по щеке, а потом повернулся к эмиру: «Дядя, я вырос в пустыне, и там мы привыкли утолять жажду из любого источника, не задумываясь при этом, кто припадал к нему до нас. Я хочу взять в жены принцессу Мишката. Я желаю, чтобы она зачала от меня сына. Когда он появится на свет, ему будет прислуживать бастард, которого она родила от христианина».
Азиз кинулся на него, он пришел в такую ярость, что его едва смогли удержать несколько человек. Айша, в отличие от него, хранила ледяное спокойствие. «Уважаемый, — промолвила она, обратившись к Кариму, — вы увидели мое лицо, покажите теперь ваше». В шатре снова захохотали, удивленные ее дерзостью. Карим опустил ту часть тюрбана, что прикрывала нижнюю часть его лица, и все увидели шрамы на его щеках, толстые губы и короткую бороду. Айша, быстрая, словно кобра, плюнула ему в глаза и расцарапала лицо Карима, так что кровь заструилась по его смуглой коже. «Теперь можешь убить меня! — крикнула она. — Я опозорила тебя перед твоим повелителем. Я скорее вступлю в брак со смертным саваном, чем с тобой. Я принадлежу другому, и он лучше всех вас, вместе взятых. Ему одному принадлежит мое сердце. И мой сын не бастард! Аллах тому свидетель!»
— Неужели она так и сказала? — прошептал Паладон.
— Я передал ей твое письмо, — ответил Давид. — Она долго плакала после того, как его прочла.
Паладон смежил веки.
— Так он убил ее?
— Нет, — вздохнул Давид. — Думаю, после того, что она сделала, Карим влюбился в нее еще больше. В шатре повисла мертвая тишина. Все ожидали, что Карим зарубит Айшу, но он лишь вытер лицо и рассмеялся. «Смотри, дядя, она настоящая львица и нарожает мне много львят, — промолвил он, — продай ее мне, я отдам за нее пятую часть своей добычи, полученной в прошлой битве. Отдам лошадьми — и только лошадьми». Юсуф улыбнулся: «Оставь лошадей себе. Я сам отдам тебе пятую часть своей добычи, пусть это станет ее приданым. Она твоя. Она пленница и рабыня, так что можешь поступать с ней, как тебе вздумается. Хочешь взять ее себе в жены и снова сделать принцессой, воля твоя. Возможно, это будет мудрый поступок с твоей стороны. Тем самым ты порадуешь наших новых поданных. Вот только, племянник, прими мой совет. Если в будущем возникнет необходимость утолить жажду у первого попавшегося источника, все же прояви большую осторожность». Понимаешь, Паладон? Они шутили, когда решали ее судьбу.
— Главное, она жива, а остальное неважно, — мотнул головой Паладон. — Где ее сейчас держат? Свадьба уже состоялась?
— Думаю, нет. Я вообще сомневаюсь, что Карим уже вернулся в Мишкат. Вскоре после того, как захватили город, он взял половину армии и уехал обсуждать условия сдачи гарнизонов в близлежащих христианских крепостях. Айшу и Джанифу держат во дворце.
— Давид, ты поведал нам отличные новости! Спасибо! У меня остался лишь один вопрос: что ты тут делаешь? Ты же вроде должен быть с Азизом, разве нет?
— Он попросил меня совершить побег и отыскать тебя с Самуилом. Мне это не составило никакого труда, ведь мне разрешали выходить из дворца за фруктами для пленников. Я украл лошадь и поскакал к пруду возле Девы, забрался в тоннель и стал вас ждать. Мне пришло в голову, что если вам удалось остаться в живых, то вы, наверное, придете туда. Прошла уже неделя, и я начал отчаиваться. И вообще здесь жуткое место. — Давид поежился.
— А зачем он попросил нас отыскать?