— Да вы и дня не продержитесь! С тридцатью-то бойцами!
— Значит, отправимся на встречу с Марксом раньше, а не позже. Верно я говорю? Да вы не печальтесь. Нам выпала честь славно послужить Республике, и вам с заложниками отведена немаловажная роль. Человеческая жизнь сама по себе мало что значит. Мартинес, уведи их отсюда.
Сержант засвистел в свисток. Пинсон увидел, как солдаты бегут из замка и начинают карабкаться на стены. В воздухе свистели пули, а одну из башен разметало взрывом снаряда.
— Ты как? — спросил Пинсон Марию, когда за ними захлопнулись двери.
— Обними меня. — Она вжалась лицом в его плечо и заплакала.
Он крепко стиснул ее в объятиях, прижавшись щекой к ее липкому от пота лбу, чувствуя кожей ее жаркое дыхание. Профессор принялся нашептывать ей на ухо ласковые слова, повторяя все то, что часто говорил Томасу, когда внук просыпался в слезах по ночам и звал родителей. Но как эти слова могли уберечь и защитить от грохота пушек, щелкающих выстрелов винтовок и разрывов гранат? Сражение действительно разгоралось все жарче.
— Скажи, что у тебя есть план. — Она подняла к нему залитое слезами лицо. — Даже если у тебя его нет и старуха просто сошла с ума, скажи, что он есть.
— Но он у меня и правда есть, моя дорогая. Под собором находится тайный ход. Если его не завалило, то мы сможем уйти в горы.
— И жить потом долго и счастливо, — улыбнулась Мария и прижалась к нему. Постепенно она перестала дрожать. — Спасибо, какая сладкая ложь…
Пинсон вздрогнул, услышав, как кто-то за его спиной презрительно хмыкнул. Когда он обернулся, ему показалось, что перед ним ожившая статуя священника. На какой-то миг профессора посетила мысль, что у него начались галлюцинации, но тут он понял — перед ним человек, с ног до головы перемазанный глиной и покрытый пылью. Красные от недосыпа глаза уставились на Энрике, а губы скривились в усмешке.
— Ах, какая любовь. Очень трогательно.
— Пако? — ахнул Пинсон. — Какое счастье, вы вернулись! Вам удалось отыскать выход?
— Да, я его нашел. Вот, принес вам подарочек. Можете отдать его своей путе, — он сунул в руки профессору что-то мягкое и влажное.
Это оказались побеги папоротника со стеблями, еще липкими от сока на местах срезов. Пинсон вознес про себя благодарственную молитву.
— Что это? — с волнением прошептала Мария.
— Это… — На глаза Пинсона навернулись слезы. — Можно сказать, что это волосы с головы Каменной Девы из книги Самуила.
— Я бы, скорее, назвал ее ведьмой, — возразил Пако. — Папоротник растет по самому верху дамбы. Именно туда и выходит тоннель. Все в точности так, как описал ваш колдун. Так что можете быть довольны, профессор.
Глаза Марии сверкали, словно звезды.
— Тоннель? Энрике, так, значит, это все-таки правда? Томас угадал. Книга Самуила и в самом деле волшебная!
— Волшебная? — ехидно произнес Пако. — Бесконечный темный лаз с кучей расселин, в которые я мог провалиться буквально на каждом шагу, тоже можно назвать волшебным.
Пинсон видел лишь сияющие глаза Марии.
— Прости, я не хотел давать напрасную надежду людям, пока Пако не…
Мария, не дав ему закончить, поцеловала его в губы.
— А я твой поцелуй не заслужил, а? — фыркнул Пако. — Это же я полез в тоннель, это я продирался сквозь дерьмо летучих мышей. Зачем твоему герою-профессору жизнью рисковать?
— Простите, Пако, — повернулся к нему Пинсон, — спасибо вам большое. Я всем расскажу о вашем храбром поступке. Мне нужно немедленно поговорить с людьми. Нельзя терять времени. Каждая минута на счету. Мы должны собрать всех, в том числе и Фелипе…
Пако что-то скинул с плеча. С некоторым недоумением Пинсон, заметивший еще в начале разговора кожаный ремень, наискось перехватывавший грудь Куэльяра, понял, что ремень тянется к винтовке, которую тот теперь держал в руках.
— Не стоит беспокоиться о нашем охраннике. Я уже о нем позаботился. Я не тратил время понапрасну, пока вы со своей сучкой и дружками развлекались там, снаружи. — Пако расплылся в улыбке.
По спине Пинсона пробежал холодок.
— Что вы наделали? — ахнул он.
— Что я наделал? — передразнил его Куэльяр и повел винтовкой. — Лучше бы поинтересовались, что я собираюсь сделать. Руки вверх, оба, так, чтобы я мог их видеть. А теперь медленно пошли в сторону нефа.
Марии и Пинсону оставалось только подчиниться. Они видели, с какой ненавистью смотрит на них Пако.
— Прощайтесь с жизнью, — звучал позади них его голос. — Оба. Да, некоторое время вам удавалось морочить кое-кому из нас голову. Люди были так напуганы, что пошли у вас на поводу. Им хотелось вам верить, но теперь этому конец! Я им кое-что про вас объяснил. Изложил новые, открывшиеся мне факты. Мы вас раскусили, профессор, мы видим насквозь и вас, и вашу шлюху. Вы изменники и шпионы. И не думай, Пинсон, что сможешь спрятаться за юбку пожилой женщины, которую счел своей союзницей. Хуанита согласилась с моими доводами — как, собственно, и все остальные.
— О каких фактах ты говоришь? — спокойно спросил Пинсон.
— Ну, начнем с потайного хода. Пока я лез по этому чертовому тоннелю, я все голову ломал, никак не мог взять в толк, а с какой это радости вы вдруг кинулись нам помогать? Сами понимаете, когда идешь в кромешной тьме, заняться особо нечем, вот я и пораскинул мозгами. И вдруг мне все стало ясно. Да, ваша байка о том, что вы обо всем прочли в этой арабской сказке, прозвучала очень убедительно, но ведь в жизни так не бывает. Вдруг, ни с того ни с сего, набредаешь на старинную книгу, в которой рассказывается о потайном ходе. Удивительно вовремя, не находите? Думаете, я вам поверил? Вы же работали в правительстве, у вас был доступ к секретным документам. Бьюсь об заклад, вы с самого начала знали о тоннеле. Ну, может, вы не знали, где именно он находится, но вам было известно, что он существует. Именно поэтому Огаррио приволок вас с собой и подсадил к заложникам. Сержант хотел, чтобы вы в свободное время отыскали потайной ход. Вы и меня к делу пристроили — заставили выполнить грязную работенку. Все для того, чтобы вы с коммунистами смогли спокойно скрыться после того, как подорвете цитадель с врагами. Так? И не пытайтесь меня убедить, что собирались взять нас всех с собой. Нас вы собирались бросить, чтобы потом представить жертвами фашистских зверств. Что еще нужно для пропаганды?! Видите, я отлично знаю, как вы, сталинисты, рассуждаете!
— Вы же прекрасно понимаете, что городите несусветную чушь, — сказал Пинсон, по-прежнему стараясь говорить спокойно.
Стоило профессору выйти в главную залу собора, как он замолчал при виде заложников, которые толпились у алтаря, с мрачным видом взирая на нечто, лежавшее у их ног. Пинсон увидел тело и почувствовал, как сжалось сердце. Локон грязных волос соломенного цвета прикрывал один глаз Фелипе. Второй глаз, в котором застыло искреннее удивление, смотрел на барочный плафон, украшавший потолок собора.
Из шеи солдата торчала рукоять ножа, которым Самуил когда-то чистил перья. Именно этот нож Пинсон отдал Куэльяру. Кровь из рваной раны все еще лилась на ступеньки алтаря.
— Дедушка! Тетя Мария! — Полный ужаса крик внука перекрыл шум бушующего снаружи боя.
Мальчик вырвался из рук державшей его женщины и кинулся к ним. Бледная от пережитого потрясения Мария крепко сжала ребенка в объятиях.
В отчаянии Пинсон посмотрел на бездыханное тело Фелипе.
— Зачем вы это сделали, Пако? — с горечью произнес профессор. — Я ведь уже обо всем с ним договорился. Он хотел пойти с нами.
— С тобой и твоим приятелем Огаррио? Кто бы сомневался! После того, как мы бы все погибли. Бабушка! — обратился Куэльяр к Хуаните, которая стояла на коленях у тела Фелипе. На ее окаменевшем лице застыло отвращение. — Я их привел. Что мне с ними делать?
— Эктор? — Старуха повернулась к бывшему алькальде.
— Если Пако прав, — промолвил Гарсиа, — и этим экстранхерос нельзя доверять… Значит… От них надо избавиться.
Несколько заложников закивали в знак одобрения. Хуанита медленно кивнула.
— А что будем делать с мальчиком? — спросила она.
Эктор ошеломленно воззрился на нее.
— К чему его убивать, Хуанита? Он же ребенок. Он-то тут при чем?
— А сейчас такое время, что невиновных вообще не бывает, — холодно промолвила старуха. — Пощадить его? Да с какой стати? Что-то ты с возрастом стал неженкой, Эктор. Где твоя решимость? Отсохла вместе с мозгами?
Раздался пронзительный свист, и где-то за стенами неподалеку от собора разорвался снаряд. Люстры над алтарем закачались. Все сжались и пригнулись. Лишь бабушка Хуанита хранила неподвижность каменной статуи. Прошло несколько мгновений. Старуха окинула заложников суровым взглядом.
— Впрочем, Эктор, это уже неважно. Решение принимать не нам. У нас теперь есть новый лидер, в решимости которого сомневаться не приходится. Мы все видели, как он храбро расправился с охранником. Этот осел до последнего момента ни о чем не догадывался. Правильно я говорю, Пако? Играл в классики с внуком профессора, чтобы отвлечь ребенка от шума боя. А ты набросился на него, как волк на ягненка. Браво, Пасито, браво!
— Я сделал то, что было нужно, — нахмурился Пако. — Зачем ты смеешься надо мной, бабушка? Я думал, мы устроим нормальный суд.
— Смеюсь над тобой? — Старуха вперевалку прошла мимо Пинсона и Марии, даже не удостоив их взглядом. Остановившись перед Куэльяром, она уперла руки в бока и подняла на него глаза. — Да кто осмелится на такое после того геройства, что ты совершил? — Она с улыбкой протянула морщинистую руку и погладила его по щеке. Затем ее пальцы опустились на ствол винтовки. — А ну-ка, покажи мне ее. Ты ведь собрался вершить правосудие именно ею?
— Бабушка Хуанита, у нас очень мало времени.
— Да ладно тебе, дай-ка мне ее посмотреть.
Пако с сердитым видом вздохнул и скинул ремень с плеча.
— Осторожно, она тяжелая.
Бабушка Хуанита уверенно взяла винтовку.