Как-то незаметно для себя они оказались у самой кромки воды. Океан набегал на берег и откатывался назад, пробивающийся сквозь тучи лунный свет освещал кромку прибоя. Шана была признательна своим друзьям за то, как те отнеслись к ней. Они были честными. Никто не говорил ей, что все будет хорошо. Разве они могли это сказать? Это была бы ложь, откровенная и жестокая, как если б человека, стоящего прямо на пути у мчащегося грузовика, уверяли бы в том, что тот его не собьет, проедет сквозь него, не беспокойся, не беспокойся…
И тогда Пит сделал то, что у него получалось лучше всего, – спел песню.
Это была не его песня. Это был вообще не рок-н-ролл; эту песню никто из женщин не знал. Это была старинная ирландская баллада, и в ней явственно прозвучал мягкий акцент Пита.
Как приятно было гулять вдоль залитого солнцем ручья
И слышать голубиные крики под лучом утреннего солнца.
Там, где дрозд и малиновка соединяют свои сладкие голоса
На берегах реки, текущей мимо Мункойна.
Теки, прекрасная река, неси свои воды,
Над которыми разливается чарующее пение жаворонка.
На твоих зеленых берегах буду гулять я, там, где впервые встретил
Тебя, прекрасная Молли, роза Мункойна.
О Молли, дражайшая Молли, у меня разрывается сердце
От мысли, что мы должны расстаться навеки.
Я буду думать о тебе, Молли, пока солнце и луна светят
На берегах реки, текущей мимо Мункойна…
После чего он ушел, но женщины остались. Марси, обхватив Шану своей сильной рукой, крепко прижимая ее к себе. Мия, у нее за спиной, нежно расчесывающая ей волосы, растрепанные морским бризом.
Затем Пит вернулся, но уже не один.
Рядом с ним стоял отец Шаны. Он печально посмотрел на нее, и она бросилась к нему. И он крепко обнял ее, тогда как остальные трое растворились в темноте, оставив ее вдвоем с отцом. Она плакала у него в объятиях, готовая упасть. Он поддерживал ее, не произнося ни слова.
55Выхода нет
ВОПРОС: Слышали прикол насчет грибов?
ОТВЕТ: Им нужно время, чтобы стать тобой[107].
7 СЕНТЯБРЯ
Ико-Лейк, штат Индиана
Левая рука Мэттью распухла. Она стала красной, цвета вареного рака. Любое движение причиняло боль – когда Мэттью шевелил рукой, задевал ею обо что-то, когда просто дул на нее. Кости были сломаны, это он знал. И они никогда не срастутся правильно, если он и дальше останется взаперти в этом бункере.
Мэттью должен был чем-либо заниматься. В противном случае он думал только об Отом и Бо. О своем сыне, который пропал без него. О своей жене, которая умерла без него.
Мэттью рассеянно повторял все то, что делал, когда только оказался здесь: носился по тесному помещению, словно голодная крыса, искал отверстия от болтов, в которые можно было бы протиснуться и спастись бегством. Как будто это было бы так просто: найти подземный проход под плакатом, потайную дверь в бетоне, забытый кем-то сотовый телефон, по которому можно позвонить и вызвать помощь… Мэттью воображал себя Ангусом Макгайвером[108], который наконечником шнурка отопрет замок своих кандалов. А может быть, он разобьет компьютер и с помощью химикатов из аккумулятора соорудит бомбу и взорвет засов – бабах! Или когда кто-нибудь спустится его проведать, он набросится на него, словно опытный убийца, обмотает цепью ему шею и будет давить туже и туже, до тех пор пока изо рта не вывалится язык и сухожилия на шее не натянутся лебедочными тросами…
Лежа на койке, Мэттью поежился. Не потому, что этот образ был гротескным, а потому, что он ему очень нравился. Он страстно желал этого. Он не убийца. Он не Макгайвер. Но он хотел им быть. И хотел убить всех этих людей.
Для него это чувство было внове.
Этот гнев.
Эта бешеная ярость.
Это было чистой воды безумие. Рожденное не Светом Господним, а каким-то глубинным мраком. Однако Мэттью не видел ничего, кроме этой непроницаемой темноты у себя в душе. Хуже того, он не видел Бога, который направил бы его на путь истинный. Не ощущал ничьего присутствия свыше. Только иллюзию. Иллюзию, за которую пастор цеплялся так, как утопающий хватается за плавающую на поверхности доску, чтобы удержать голову над водой.
Мэттью забывался сном и снова просыпался. Рука у него ныла. Ему виделись кошмарные сны – он их не запоминал, но все они оставляли в нем что-то, что-то затхлое и зловонное. Наконец пастор проснулся, уверенный в том, что на нем кто-то сидит верхом.
Однако он был один.
По крайней мере, один в этом подземелье. Где-то вверху над ним слышались звуки: какое-то движение, ворчание двигателей, неразборчивые отголоски чьих-то криков. Грубые «ха-ха-ха» чьего-то хохота. Стук захлопнувшейся двери машины. Хруст автомобильных покрышек по щебенке. Звуки доносились со всех сторон – сверху, справа, слева. Много машин. Много людей.
Но что это означало?
56Мост
РЕЙЧЕЛ МЭДДОУ: Прежде чем мы начнем, Крис, позвольте задать вам вопрос: у нас в ноябре будут выборы?
КРИС ХЕЙЕС: Тут вопрос нужно ставить так: в ноябре Америка еще будет существовать?
8 СЕНТЯБРЯ
Мост через Кламат-Ривер, штат Калифорния
Бенджи сделал вдох полной грудью. Воздух был чистый. Никакого запаха гари. Под мостом мягко шумела река.
Путники должны были появиться здесь где-то через час. Бенджи взял за правило отправляться вперед на разведку, что и привело его сюда, к этому мосту. По дороге ему встретились несколько разбитых машин. Но ничего более серьезного.
Мост был переброшен через реку Кламат-Ривер. Вдоль обоих берегов тянулись лесистые холмы с высокими черными соснами, устремленными к грифельно-серому небу. С обеих сторон мост охраняли позолоченные изваяния медведей – часовые, стерегущие въезд. Бенджи рассудил, что с ними обязательно должна быть связана какая-нибудь история, и решил непременно это выяснить, хотя бы потому, что ему нужно было чем-либо отвлечься.
Телефон здесь ловил сигнал сети. Слабый, но все-таки ловил. (И тут у Бенджи мелькнула мрачная мысль: если человечество умрет, как долго еще будет работать сотовая связь? Интернет продолжит функционировать, даже несмотря на то что обезлюдеет? Спутники будут по-прежнему кружить на орбите, поддерживая работу сетей связи для людей, которые давно умерли и сгнили?) Он тряхнул головой, прогоняя прочь эту мысль. Войдя в поисковую систему, выяснил, что действительно существует одна сомнительная легенда, связанная с этими золотыми медведями.
Похоже, медведи, установленные здесь в пятидесятых годах прошлого века, изначально не были золотыми. Однажды утром местные жители, проезжая по мосту, обнаружили, что медведей выкрасили золотой краской. Прибывшая на место дорожная полиция смыла краску скипидаром, однако что произошло на следующее утро? Медведи снова стали золотыми. Так продолжалось снова и снова, одну неделю за другой. Золотую краску снимали, но она неизменно возвращалась опять. Патрульные пытались следить за медведями, однако, как только они засыпали или куда-то отъезжали, медведи снова покрывались сияющим золотом.
Наконец местные жители сдались. И медведи остались золотыми.
Через много лет выяснилось, что сверхъестественные силы были тут ни при чем. И случившееся не было делом рук одного человека – тут поработал клуб «Золотой медведь», группа людей, которые старались сделать города чистыми, попутно занимаясь тайной благотворительностью. Это они решили снова и снова красить медведей золотой краской. Единственное их правило заключалось в том, чтобы не соблюдать никаких правил. Счастливая анархия. Радостное неповиновение. Делать мир лучше просто так, только чтобы это делать.
Бенджи эта легенда понравилась.
Но она также навеяла грусть. Он вдруг подумал, как легко сбросить со счетов людей, объявив их исключительно отрицательной силой – оказывающей ужасное влияние на окружающий мир и друг на друга. В мире живет зло. Войны и ужас. Насилие и мучения. Однако Бенджи также знал, что статистически плохих людей в процентном отношении очень мало – и только кажется, будто их много, потому что так обстоит дело. Точно так же одно недоброе замечание может омрачить прекрасный день или кучка мышиных испражнений способна испортить замечательную трапезу.
Бенджи верил, что в основе своей люди хорошие. Порой они бывают ленивыми. Быть может, безграмотными или сознательно безрассудными. Но хорошего в них гораздо больше, чем плохого.
А это означало, что они не заслужили такой участи. Сегодня утром Бенджи даже не смотрел новости, однако и без этого можно было легко понять, что число умерших неуклонно растет. Он простоял на мосту уже больше десяти минут, и за это время мимо не проехало ни одной машины. Люди старались не выходить на улицу. По пути ему встретились дома с заколоченными фанерой окнами, наспех обнесенные заборами, сооруженными из того, что оказалось под рукой. Выведенные баллончиками с краской надписи грозно предупреждали: «Уходи прочь, или умрешь!» Иногда Бенджи видел людей, бродящих с потерянным видом. У некоторых уже проявлялись характерные симптомы «белой маски»: губы, ноздри и глаза, покрытые маслянистым порошком патогена.
Скоро начнется разгул насилия.
Уже появились сообщения о первых случаях: вчера вечером Бенджи услышал по радио рассказ о женщине, которая, обнаружив дома постороннего, забила его до смерти железным прутом. Как потом выяснилось, этот посторонний был ее мужем. Она проснулась в кровати рядом с ним, уверенная в том, что это грабитель или насильник. Превратила ему голову в кровавое месиво. Ну и вишенка на торте… После этого женщина снова легла в кровать и спокойно заснула. Лишь утром к ней вернулся рассудок. Осознав, что она сделала, женщина добровольно явилась в полицию.