Это нужно сделать ради того, чтобы вернуть нашего сына».
Идея с клеймом была жестокой; раньше Отом такое даже в голову не пришло бы. Да и ему самому тоже. Но это наглядно демонстрировало то, как сильно изменился мир. И как изменились они сами, откликаясь на изменившийся мир. Мэттью было приятно смотреть на эту новую Отом. И ему было приятно выполнять то, что она от него требовала. «Если бы мы только нашли себя так раньше…»
Когда раскаленный конец ключа прикоснулся к шее Мэттью, он вскрикнул. Раздалось шипение. Пастор почувствовал запах паленых волос, а затем что-то похожее на запах подгоревшего свиного шницеля. Стараясь его успокоить, Отом засунула ему в рот палку. Мэттью с такой силой стиснул зубы, что перекусил ее. Поэтому Отом нашла другую палку. Мэттью ощутил привкус земли и коры. Отом снова нагрела ключ в пламени горелки. И медленно, уверенно выжгла у Мэттью на шее символ. Неуклюжий. Вздувшийся волдырями. И скоро наверняка начнется нагноение.
Однако на какое-то время сойдет.
Змея, молоток и меч. Новая эмблема ДАВ, Движения американского воскресения. Которую увидят все, кому надо, как только Мэттью откроет свою шею.
– Вот теперь ты готов, – сказала Отом.
Мэттью чувствовал, что этого еще недостаточно. Но придется ограничиться тем, что есть.
14 ОКТЯБРЯ
Перевал Монарх, штат Колорадо
– Это плохая мысль, – сказал Лэндри.
– Ерунда, – возразил Пит, не желая признавать то, что его руки сжимали рулевое колесо с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
Они ехали в кромешной темноте вдоль южного края скалистого хребта Колорадо. Дорожные знаки указывали, что впереди нечто под названием «перевал Монарх». Подъем становился все более крутым. Всего несколько минут назад они проехали мимо места неудачной встречи хэтчбека «Хонда» с дорожным отбойником. Отбойник буквально обхватил капот двухдверной машины, удерживая ее на месте, пока она не выгорела дотла.
Рядом с машиной стоял мужчина – в годах, с бледным голым брюшком, свисающим поверх пояса джинсов. Он стоял в отсветах пламени, а фары «Зверя» пригвоздили его к дороге. В ярком свете сдвоенных лучей, пока Пит не погасил фары, он успел заметить на лице у старика белый снежный налет: свидетельство «белой маски», именно из-за этого и получившей свое название.
Старик безучастно проводил взглядом проехавший мимо фургон.
Но затем Пит увидел что-то в зеркале заднего обозрения – мелькнувшее движение, выхваченное красным сиянием задних габаритов «Зверя». И не успели они с Лэндри опомниться, как – паф, паф – прозвучали два выстрела из мелкокалиберного ружья. Одна пуля ушла неизвестно куда, другая выщербила нижний уголок правого зеркала, зеркальное стекло лопнуло и покрылось паутиной трещин. Лэндри вскрикнул.
Пита охватила паника: Лэндри ранен?
Нет. Они оба были живы и невредимы.
Однако произошедшее вызвало комментарии:
– Это плохая мысль.
– Все чудесно. – Помолчав, Пит добавил: – Просто… ну, весь мир оказался в преисподней и мы сейчас едем по кишкам Сатаны, только и всего.
Старик с мелкашкой возле горящей машины явился для них не первой подобной встречей. Далеко не первой. Минимум через каждые пятьдесят миль им попадалось что-нибудь такое, от чего стыла моча. Они видели трупы, сложенные на обочине, словно дрова. Видели людей, бродящих по лесу подобно привидениям, – одна женщина стояла на вершине скалы в разорванном в клочья платье. (Они не стали задерживать на ней взгляд, чтобы не увидеть, как она упадет вниз.) Опрокинутые фуры, прицепы выпотрошены, груз бесследно исчез; отдаленные крики и выстрелы; военные конвои на дорогах без флагов и опознавательных знаков. Изредка в воздухе проносились беспилотники. Ищущие оставшихся в живых? Охотящиеся на больных? Или просто оператор запустил свою «птичку», чтобы полюбоваться на зрелище больного, умирающего мира?
Все это дерьмо становилось только хуже по мере того, как они приближались к цивилизации. Пит принадлежал к тем людям, кто не любит дикую природу, кому становится не по себе сразу же, как только огни города остаются позади. (Проклятье, он начинал дергаться уже в пригородах.) Однако теперь чем дальше от чего бы то ни было они находились, тем спокойнее он себя чувствовал. Подъедешь ближе к населенному пункту – увидишь больше людей; кто-то живой, много мертвых, полно больных. И почти все были вооружены. Многие, впав в бред, порожденный «белой маской», бродили кругами, копали ямы с целью, известной только им одним, или стреляли в невидимых врагов – совсем как тот бедолага у своей горящей машины.
Господи, вскоре после того, как они въехали в Колорадо, им попался цветущий городок под названием Фруита – и там на обочине какой-то молодой жеребец сношал пустой почтовый ящик. Штаны спущены, ящик раскрыт, и он трахал его с таким остервенением, словно от этого зависела его жизнь.
– Быть может, он запал на роботов, – через какое-то время заметил вслух Пит.
– Ты просто больной, – сказал ему Лэндри.
(Пит не стал спорить.)
Какое-то время ему удавалось отмахиваться от значительной части всего этого – притворяясь, будто это происходит с кем-то другим, будто это кино, которое он видит на экране, а не апокалипсис, в котором живет. Именно так Пит прожил почти всю свою жизнь: упоительный солипсизм рок-звезды, сумасбродный, необузданный. Но сейчас здесь, в темноте, на пустынном серпантине, поднимающемся к горному перевалу, Пит начинал испытывать настоящий страх.
– Не нравится мне все это. Мы совершили ошибку, черт побери, – произнес Лэндри.
– Мы сделали свой выбор, – возразил Пит. – Теперь обратной дороги нет.
– Блин, есть! Мы не проехали еще и половины этой долбаной страны; можно просто выкрутить руль, развернуться прямо здесь и нагнать Бенджи и его банду зомби.
– Они не зомби, они живые. И мы не развернемся обратно. У нас есть цель.
– Мы с тобой не «Братья Блюз»[133], Пит Корли!
– А кино замечательное. Вот только продолжение получилось дерьмовым. – Питу пришлось выкрутить руль, вписываясь в крутой поворот. Фургон рассекал темноту, карабкаясь в гору; вдоль дороги возвышались сосны, словно прорезанные ножом. – Ты посмотри на это вот с какой стороны: мы с тобой вместе. Наслаждаемся восхитительной природой Колорадо, дышим свежим воздухом и…
– Снег! Смотри, впереди снег!
Лэндри был прав. Это был не свежий снег, не снегопад – просто кучи снега, наваленные по обеим сторонам дороги. По мере того как они поднимались в гору, становилось все холоднее. Так что тут ничего удивительного.
– Снег! Видишь? Прекрасный снег. Лучше этой высохшей пустыни, похожей на наждачную бумагу, верно? Мы здесь, покоряем дорогу, наконец вместе…
– Может быть, нам не следовало бы быть вместе…
– Что?
– Может быть, все это знак того, что мы не созданы друг для друга. Проклятье, я хочу сказать, что, может быть, этот апокалипсис – на самом деле знак. Может быть, все эти придурочные религиозные фанатики вроде баптистов-адвентистов были правы; может быть, это божья кара таким извращенцам, как мы с тобой, нарушающим его долбаные законы…
– На самом деле ты ведь не веришь во всю эту блевотину, правда?
– Даже не знаю… – Лэндри недовольно надул губы. – Нет. Нет! Я понимаю, что все это просто бредовая болтовня, но только сейчас мне очень хреново. – Потянувшись, он схватил руку Пита и стиснул ее. – Я рад, что мы вместе, но, блин, дружище, мне просто хотелось бы, чтобы это был не конец света, твою мать, понимаешь?
– Понимаю. Но, возможно, это не так. Я хочу сказать, это не конец света. Может быть… может быть, мы как-нибудь прорвемся, встретимся с моей семьей и укроемся вместе с родителями Лины, и пусть весь мир взорвется к черту. Мы ведь с тобой не заболели, так? Нам с тобой здорово повезло, двум долбаным олухам, Лэндри, мой мальчик. Возможно, когда-нибудь мы станем властителями этой земли!
– Ну хорошо, хорошо, ты заразил меня своим дурацким оптимизмом. Продолжай в том же духе, и, быть может, сегодня ночью тебе будет хорошо.
– Нам нужно найти место, где можно будет остановиться и немного отдохнуть…
– Да. Давай. Но давай сперва спустимся с этой горы, тут холодно.
– Замечательная мысль.
– Ты действительно полагаешь, что у нас все будет в порядке?
– Случались и более странные вещи, любовь моя.
И тут Лэндри чихнул.
67Это Лас-Вегас, крошка
Все аэропорты закрыты. На заправках заканчивается бензин. Многие из нас болеют. Нам остается только есть, пить и трахаться. Так, я что, забыл про выпивать? Желаю всем удовольствия.
15 ОКТЯБРЯ
Лас-Вегас, штат Невада
Как говорится, для Бенджи это родео не было первым – ему уже приходилось неоднократно бывать в Лас-Вегасе, поскольку неизбежно год за годом какие-нибудь умники из технологических или фармацевтических компаний устраивали здесь конференцию. Да, город был буквально создан для того, чтобы проводить любые массовые сборища, и местные власти предпринимали все усилия, чтобы удовлетворить потребности всех, кто сюда приезжал. Однако в действительности людям просто нужен был предлог, чтобы приехать в Лас-Вегас. Они хотели играть в казино. Хотели пить. Им были нужны бассейны, буфеты длиной в целую милю, возможность пофлиртовать с безвкусно разодетой официанткой, стюардессой или девицей из дорогого агентства эскорт-услуг.
Бенджи считал этот город вторым в списке самых отвратительных городов в стране. (Худший также находился в Неваде: Рино.)
С приходом «белой маски» здесь мало что изменилось.
Да, везде чувствовалась гнетущая, апокалипсическая атмосфера – но, если честно, Бенджи замечал это и прежде. Лас-Вегас всегда жил согласно заповеди «ешь, пей и веселись, пока можешь, ибо завтра мы можем умереть»: город застыл на пороге нескончаемого, но в то же время так никогда и не наступающего конца. Он навсегда застрял в том предрассветном часе, который предшествует наступлению похмелья. Здесь проходил Рубикон, разделяющий «еще немного повеселиться» и «начать блевать», грань между «все просто потрясающее» и «наступает конец света».