неожиданно нашел очень утешительной. У него вдруг мелькнула мысль, что в другой жизни из Бенджамена Рэя получился бы чертовски хороший священник.
И тут Бенджи отпер дверь.
Мэттью с опаской взглянул на него. Когда его освободили из заточения в предыдущий раз, за дверью оказался Озарк Стоу-вер с двустволкой двенадцатого калибра.
– Спасибо, – сказал Мэттью, осторожно делая шаг навстречу свободе.
Они поднялись по лестнице и вышли на улицу, в вечерний Урэй.
– Как так получилось, – спросил Бенджи, – что пастор потерял веру?
– Вы хотите сказать, что у вас, человека науки, вера есть?
– Есть.
– Как такое возможно? Оглянитесь вокруг. Почти все люди на Земле… Ну, кто может сказать? Умерли или умирают. Вы видите в этом руку Бога?
– Вижу. Мир испортился не в одночасье, Мэттью. Он стал плохим задолго до нас. Мы долго терпели войны и эпидемии. И, полагаю, несмотря на все это, вы хранили свою веру.
Мэттью почувствовал, как лицо у него вспыхнуло от гнева.
– И вот в чем проблема, не так ли? Мы твердим себе ложь, будто все это нормально, естественно, будто все это часть великой божьей задумки. И это позволяет нам оправдывать все ужасы. Это позволяет нам думать о следующем мире, вместо того чтобы думать о том мире, в котором мы живем. Мы безропотно терпим все, потому что – о, ну конечно, это часть «божьего замысла». Часть его плана.
Мужчина, стоящий перед ним, обдумал его слова. Задумчиво хмыкнул. Когда он наконец заговорил, в его спокойной, размеренной речи не прозвучало ни тени того гнева, которым было пропитано заявление Мэттью.
– Вы правы в том, что кое-кто использует веру в качестве костылей. Другие используют ее как оправдание. По-моему, так поступали вы сами. Вы наделили веру слишком большой силой и полностью отдались ей. И, уверен, так же в точности поступал и я, сам того не желая. Однако Бог не имеет никакого отношения к силе над нами. Бог – это та сила, которой обладаем мы, используя ее, чтобы творить добро и быть у него в милости или чтобы думать только о себе, оставаясь в его тени. Можно сказать, ад – это находиться у Бога в тени. Это не лучший мир, а наш мир, прямо сейчас, и такое происходит всякий раз, когда человек не желает поступать так, как нужно. Пока мы остаемся здесь, не просто выживая, а стараясь делать добро друг другу, уверен, в нас продолжает жить частица божьего огня. Быть может, Библия учила нас не совсем этому, быть может, не о том говорили нам в своих проповедях такие пасторы, как вы, но… он в нас. – Бенджи пожал плечами. – Впрочем, опять-таки, может быть, это лишь отговорка. Может быть, это костыль. Но он помогает мне идти вперед.
– А разве не ваши собратья-люди должны помогать вам идти вперед?
– А это и есть мои собратья-люди, – улыбнулся Бенджи. – Каждый из них несет в себе частицу Бога, даже сейчас. Даже вы. – Он постучал Мэттью по груди – и это был не жест агрессии, а снова движение, которое обнадежило. Приятельское. – Да, кстати, я вам сочувствую по поводу вашей жены. Представляю себе, что вы пережили, потеряв ее.
Но у Бенджи, похоже, не было терпения выслушивать рассказ Мэттью, поэтому он поспешил переключиться на другую тему:
– А теперь расскажите все, что вам известно об Озарке Стоувере.
Они прошли к общественному центру. Спустились вниз, выпили чаю. Мэттью рассказал Бенджи все, что знал. Про все то оружие, которое он видел, про то, сколько у Стоувера боевиков, про то, какие машины он реквизировал.
И тут они услышали…
Приглушенный звук. В прежние времена Мэттью принял бы его за хлопок петарды. Но теперь он сразу же понял, что это такое. Это был звук выстрела. Раздавшегося где-то недалеко.
Все то, что он рассказал Бенджи, теперь уже не имело значения.
Было уже слишком поздно.
Это уже началось.
82Посторонняя
ТОГДА И СЕЙЧАС
Модель Урэя
Шана чувствовала себя здесь лишней. Она сидела на скамейке на Главной улице перед торговым центром «Даккетс», напротив почтового отделения и, подумать только, магазинчика, торгующего вяленым мясом. (Шана не знала точно, существуют ли такие магазинчики в реальной жизни, или же «Черный лебедь» своим искусственным интеллектом рассудил, что подобное заведение непременно должно быть в маленьком городке в горах. До сих пор она еще не решилась заглянуть внутрь и попробовать представленную в магазинчике продукцию.)
Шана сидела на скамейке, глядя на прохожих, которые ели мороженое. Или сосиски в тесте. Или свирепо рвали зубами вяленое мясо.
Люди разговаривали и смеялись. Трудились в огородах. Разглядывали картины или сами их писали. Цифровая утопия напоминала чьи-то своеобразные представления о рае. Люди здесь пребывали в блаженстве переходного состояния. Теперь Шана понимала ту непонятную аллюзию из «Матрицы», старого фильма конца девяностых. Этот городок был местом полного блаженства. Если человек может быть в смоделированном поселке чистого счастья, зачем ему куда-то уходить отсюда, даже если его тело используется в качестве аккумуляторной батареи какой-то робототехнической революции – или, скажем, если его тело находится в стазе, в то время как весь остальной мир выкосила смертельная болезнь?
Время от времени Шане приходилось напоминать себе, что здесь находятся именно такие люди – стадо, лунатики, отобранные «Черным лебедем», те, кому предстоит выжить и возродить население Земли.
И Шана не чувствовала себя их частью.
Она чувствовала себя наблюдателем. Посторонним свидетелем. Она сидит здесь, и никто на нее не смотрит. Никто о ней не думает. Никто не желает признать то, что она здесь, и то, что она здесь лишняя.
(Однако в глубине души Шана гадала, правда ли она здесь лишняя? Или же просто предпочитает быть лишней?)
Несси пока что еще не ходила встречаться с «Черным лебедем», однако Шана не сомневалась в том, что ее сестра рано или поздно это сделает. Мать и другие путники теребили ее, подобно стае долбаных прорицателей. Остальные кретины, судя по всему, также были довольны своим участием в эксперименте, быть может не сознавая в полной мере, от чего они отказались ради того, чтобы попасть сюда. Ни у кого не было никаких сомнений. Никто ни о чем не сожалел. Никто, кроме Шаны. Сперва ей казалось, что, ну, может быть, все это потому, что она присоединилась к стаду поздно. Она ведь не входила в число избранных, правильно? Стрельба на мосту через Кламат-Ривер вынудила «Черного лебедя» прибегнуть к отчаянным мерам и выбрать ее, Шану, вместе с несколькими другими пастухами.
Вот только, похоже, ни у кого из них не было с этим никаких проблем. Первое время проблемы были. Но Мия была счастлива находиться рядом с Маттео. Алия несколько дней сокрушалась по Таше, но затем сблизилась с остальными путниками. (И теперь Шана мысленно корила себя за то, что не теребила Алию с того самого момента, как они обе оказались здесь. Быть может, она нашла бы подругу, которая сейчас сидела бы на скамейке рядом с ней, вместо того чтобы… заниматься неизвестно чем. Вероятно, в настоящий момент Алия рисовала с натуры водопад, слушала музыку или ела мороженое. Все эти кретины вдруг полюбили мороженое, когда получили возможность есть его сколько пожелают. Они что, никогда не пробовали мороженое в реальной жизни? Все до одного страдали непереносимостью лактозы – и вдруг разом освободились от оков болезней желудочно-кишечного тракта? Куда ни кинь взгляд, всюду какой-нибудь козел с рожком мороженого. Так, замечательно, теперь и она тоже захотела мороженое!)
Поэтому Шана чувствовала себя одинокой. И не просто одинокой – изолированной.
Она опасалась, что виной всему ее одержимость черной дверью. Эту дверь не видел больше никто. Никому не было до нее никакого дела. Шана пыталась рассказать всем, но…
Можно ли было винить их в этом? Все путники хотели блаженства. Она же предлагала им теории заговоров. Они были благодарны «Черному лебедю». Она же ему не доверяла. Они были счастливы в своем неведении. Она же хотела разрушить это, узнав больше, больше, больше.
«К примеру, – подумала Шана, – взять этих двух придурков». По противоположной стороне улицы шли двое из стада. Она не была знакома с ними близко – это были Кора Пак и Джастин Уилле. Кора очаровательно подпрыгивала при ходьбе, у нее были короткие черные волосы с завитками на висках. Джастин, высокий, щеголеватый, напоминал ребенка, родившегося в результате того, что дровосек развлекся с официанткой в читальном зале библиотеки: ухоженная бородка, закрученные усики, фланелевая рубашка в черно-красную клетку, джинсы в обтяжку, невозможно узкие. Насколько помнила Шана, в стаде они выглядели не так. Кора-лунатик была одета в неряшливую пижаму. В Джастине-лунатике не было ничего сексуального – просто долговязый парень в футболке и джинсах. Быть может, здесь они выглядели именно так, как выглядели в настоящей жизни – или как хотели выглядеть. Быть может, они приняли новую жизнь и новую внешность, Шана не знала. (Сама она выглядела по-прежнему – ну, как Шана.)
И еще эти двое полюбили друг друга.
Они не были знакомы друг с другом до того, как присоединились к стаду. Шана помнила появление Коры… где это случилось, в Огайо? Джастин появился поздно, уже в Орегоне. Это были два незнакомых человека, которые нашли друг друга здесь.
Модель Урэя: приложение знакомств для следующего поколения. В буквальном смысле для следующего — потому что все остальное человечество вымрет. У Шаны мелькнула мысль, что, возможно, в этом и заключался замысел «Черного лебедя». Свести людей вместе. Заставить их полюбить друг друга. Чтобы они смогли заново возродить население Земли.
Кора и Джастин шли под ручку по улице. У Джастина в руке было мороженое. Шоколадное. Они по очереди откусывали от него, словно двое влюбленных. (И тут Шане пришлось сделать над собой усилие, чтобы не думать об Араве. «Пожалуйста, пусть у тебя все будет хорошо, Арав, пожалуйста, пусть у тебя все будет хорошо, я понимаю, что, когда я очнусь, тебя уже не будет, но я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, быть может, существует хоть какой-то шанс…»)