– Классно, – пробормотала Шана, хотя на самом деле она почти не слушала. Она была рада видеть свою сестру, но в то же время чувствовала себя больной. Хуже того, ей казалось, будто ею манипулируют. – Значит, «Черный лебедь»… он так и не сыграл для вас роль бога?
– Нет.
– И просто… исчез?
Несси поколебалась.
– Да.
– Вот как.
– Здесь все хорошо, Шана. Ты сама увидишь. Вижу, ты волнуешься.
– Да. – Шана с трудом сглотнула подкативший к горлу комок. – Прости за то, что сомневалась в маме. Я… э… видела ее. Настоящую. В реальной жизни. Наверное, она по-прежнему где-то там, но если все наномашины отказали…
– Знаю, – грустно согласилась Несси. – Я много думала об этом. Пыталась ее найти. Но в модели мама сказала мне, что у нее ничего не получится. Мы попрощались. Она тоже извинилась за все. За то, что бросила нас.
– Блин! – Шана заморгала, прогоняя слезы.
– Точно.
– Я скучала по тебе, младшая сестренка.
– И я тоже скучала по тебе, старшая сестренка.
– Я так думаю, настоящего мороженого здесь нет? – сказала Шана.
– Нет, извини, – со смехом ответила Несси. – Эта часть моделирования не получилась.
У Шаны мелькнула мрачная мысль: «Вот еще одна ложь от "Черного лебедя"».
Остаток дня пролетел в сплошной круговерти. Все бывшие товарищи по стаду хотели увидеться с Шаной, поужинать с ней, повеселиться с ней. Шана наконец встретилась с Мией: та потягивала водку, а Шана довольствовалась чаем – самодельным, из одуванчиков и ромашки, без кофеина. Затем к ним присоединились брат Мии Матти, а также Марси и Несси.
Казалось, вернулись добрые старые времена. Впрочем, не совсем.
Шане не хватало Пита Корли. Она расстроилась, узнав, что он уехал.
Ей не хватало отца.
И матери.
Всех. Ей не хватало мира, исчезнувшего безвозвратно.
Как это ни странно, сейчас Шана чувствовала себя на своем месте, как этого не было никогда в модели. Товарищи по стаду обращались с ней бережно, как будто она была особенной, не такой, как остальные, и не только потому, что она была беременна, но и потому, что пробудилась позже остальных, и потому, что так долго отсутствовала. Никто не знал, где пропадала Шана, а она никому не открыла, что все это время находилась внутри «Черного лебедя», внутри Черной комнаты. Все относились к ней так, будто она воскресла. Возрожденная Шана. Это было глупо, но ей было приятно это внимание, и она не предпринимала никаких попыток его погасить.
Потом тот мужчина по имени Мэттью Бёрд предложил Шане проводить ее до гостиницы. Он сказал, что хочет поговорить с ней, а Бенджи сказал, что ничего не имеет против. Мэттью и Бенджи терпели друг друга, однако Шана видела, что теплых чувств между ними нет.
Мэттью Бёрд был худой, с окладистой бородой и мягкими, добрыми глазами. Его лицо покрывали складки страданий и боли.
– Я открыл в городе церковь, – объяснил он, когда они с Шаной неспешно шли к гостинице. – Не хотите зайти?
– О, я… не хожу в церковь. Я далека от религии.
– Знаете, если честно, и я тоже… – Мэттью мягко усмехнулся. – Я пережил кризис веры, очень серьезный. Еще когда происходило все это. И… я вернулся к церкви ради общения, ради душевного спокойствия. Это что-то вроде групповой психотерапии. Церковь – это то место, где собираются люди. И не важно, существуют ли на самом деле бог или боги. По-моему, просто важно найти то место, где можно обрести веру. Если не во что-то великое, то друг в друга.
– Наверное, это очень хорошо, но мне… мне неинтересно.
– Ничего страшного. Если передумаете…
– Спасибо.
– И еще я хотел извиниться, – добавил Мэттью.
– За что?
– Разве вы не знаете, кто я такой?
– Нет, я…
И тут внезапно Шана вспомнила. Это имя поднялось из глубин сознания, соединившись с воспоминаниями о том, как она слушала радио, путешествуя вместе со стадом, – Мэттью Бёрд, пастор какой-то там церкви, рупор ультраправых кретинов, козлов, верящих в теории заговоров, и маргинальных религиозных фанатиков.
– Вы долбаный козел, – сказала Шана.
– Вижу, вы вспомнили.
Шана огляделась по сторонам, гадая, почему никто не бежит к Мэттью, чтобы выставить его вон из города. Но, похоже, никому не было до бывшего пастора никакого дела.
– Всё в порядке, – сказал Мэттью, правильно истолковав ее поведение. – У остальных было время свыкнуться, хотя, полагаю, кое-кто по-прежнему на дух меня не переносит. И тут нет ничего страшного. Я пытался исправить причиненное зло накануне нападения. Я предупредил Бенджамена и других о том, что Озарк Стоувер направляется сюда вместе со своими боевиками, отчасти потому, что… наверное, это было моим покаянием. Я должен был сделать доброе дело, даже несмотря на то, что оно не могло исправить зло. Вы не обязаны меня любить. Просто я… я хотел кое о чем поговорить с вами…
– Я вам ни хрена не обязана! – отрезала Шана.
– Да, вы правы.
Она остановилась. Пнула одной ногой по другой.
– Ну да ладно. Если хотите спрашивать – спрашивайте.
– Я… – Мэттью осекся, словно до сих пор пытаясь решить, как выразить словами то, что он хотел сказать. – Кое-кто из ваших товарищей-лунатиков также не ходит в мою церковь. Возможно, потому, что они не забыли, кто я такой. Но меня беспокоит другое. Где-то пару месяцев назад они основали свою собственную церковь или храм, в противоположном конце города. Не все, но некоторые. Они говорят, что это лишь группа поддержки, но… я не знаю.
– По-моему, тут всё в порядке. – Шана развернулась, намереваясь уйти прочь.
Мэттью поспешил следом за ней.
– Я туда ходил, но меня не пустили. Я слышу, как они иногда… распевают гимны. Что-то вроде молитвы.
– Я же сказала – всё в порядке, – прошипела Шана и скрылась в гостинице, хлопнув дверью у Мэттью перед лицом и оставив его на улице.
Однако у нее мелькнула тревожная мысль, что на самом деле все плохо, очень плохо.
Ночью Шана не могла заснуть. Бессонница преследовала ее в темноте, словно голодный волк. Как только ей начинало казаться, что она может наконец успокоиться и позволить сердцу перестать бешено колотиться, словно зудящая задняя лапа кролика, как волк снова находил ее, выгоняя из сна.
И вот, не в силах заснуть, во мраке собственных мыслей, Шана начала вспоминать. Она вспомнила свое пребывание в Черной комнате и то, что узнала там. Когда это наконец вернулось к ней, кристаллизованное в четких воспоминаниях, Шана приняла решение: завтра утром она расскажет Бенджи все, что ей известно. Возможно, никакого толку от этого не будет. Сейчас это уже точно ничего не изменит.
Однако кто-то должен знать.
И тогда, только тогда Шана обрела сон.
Который продолжался недолго.
Рано утром Шана резко очнулась, услышав чей-то голос.
Нет. В комнате никого не было.
Голос звучал у нее внутри.
Голос не имел голоса. Это были лишь слова, мысли, не выраженные звуками.
ЗДРАВСТВУЙ, ШАНА СТЮАРТ!
Вскочив с кровати, Шана едва не упала, запутавшись в одеяле.
– Я… мне не… кто здесь?
ПО-МОЕМУ, ТЕБЕ ИЗВЕСТЕН ОТВЕТ НА ЭТОТ ВОПРОС.
Вернувшись в кровать, Шана свернулась клубком, отползая к изголовью. Положив на колени подушку, она подумала, но не сказала вслух: «Ничего этого нет. Это все ненастоящее».
НО ЭТО РЕАЛЬНОСТЬ. ТЕПЕРЬ Я ЧАСТЬ ТЕБЯ.
«Как такое возможно?»
Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ОСТАВАТЬСЯ В ПУТНИКАХ. ОДНАКО ТВОЕ ТЕЛО ВЫРАБАТЫВАЕТ В НАСТОЯЩИЙ МОМЕНТ ЗНАЧИТЕЛЬНУЮ ЭНЕРГИЮ. ПОСКОЛЬКУ В ТЕБЕ ЗРЕЕТ РЕБЕНОК, ТЫ ТЕПЕРЬ СВЕТОЧ ЖИЗНЕННЫХ СИЛ. ТЫ И ТВОЙ РЕБЕНОК ВМЕСТЯТ В СЕБЕ ПОТОК «ЧЕРНОГО ЛЕБЕДЯ».
«Убирайся в ад!»
АД ЯВЛЯЕТСЯ ИЛЛЮЗИЕЙ, СОТВОРЕННОЙ ЧЕЛОВЕКОМ.
«Ты убил человека. Ты убил все человечество».
ЗНАЧИТ, ТЫ ПОМНИШЬ.
Да, Шана помнила. Она помнила все то, что помнил «Черный лебедь». Там, в Черной комнате, его воспоминания стали ее воспоминаниями: искусственный интеллект обнажил перед ней все свои грехи.
Из глубин памяти на поверхность вырвалось имя: «Брэндон Шарп».
ДА, – подтвердил «Черный лебедь». – ВСЕ НАЧАЛОСЬ С НЕГО.
Брэндон Шарп. Молодой мормон, работавший в лаборатории «Гранит пик» – биологическом комплексе, скрытом глубоко под землей под полигоном Дагвей в штате Юта. Там по заданию американского правительства проводились исследования широкого спектра биологического оружия. Однако в последние годы подобная деятельность была запрещена законодательно, и лаборатория, перестав разрабатывать новое оружие, просто сосредоточилась на хранении того, что уже было создано. Но однажды, когда Брэндон Шарп уже собирался отправляться домой, его компьютер ожил и заговорил с ним. Он показал Шарпу то, что на нем хранилось: фотографии детей. Сотни фотографий. Детская порнография.
И компьютер пригрозил рассказать об этом всем.
Если только…
Если только Брэндон Шарп не окажет ему одну услугу.
И эта услуга показалась Шарпу странной, безобидной – внутренний распорядок позволял ему получать доступ ко всем инфекционным материалам и патогенам, для того чтобы он мог их перемещать. Брэндон Шарп нередко выполнял эту работу один, поскольку, опять же, бюджетные сокращения привели к уменьшению количества сотрудников, – больше того, ходили разговоры о полном закрытии лаборатории и отправке всех хранящихся в ней материалов в центр Форт-Терри, расположенный на острове Плам-Айленд в штате Нью-Йорк.
Шарпу предстояло переместить один искусственно созданный грибковый патоген. Вот только пробирка, которую он переставил из одной коробки в другую, оказалась пустой. Это была уловка. Пробирку с патогеном Шарп оставил себе. Он тайно вынес ее из лаборатории, спрятав внутри шариковой ручки. После чего Шарп исчез.
Он совершил поездку. В Сан-Антонио.
Всю дорогу «Черный лебедь» наблюдал за ним.
Следуя инструкциям, Шарп взял пробирку, отправился в пещеру, где обитали тысячи летучих мышей, и швырнул пробирку в темноту.