– Все это полная задница.
– Меня не покидает беспокойство, – с жаром произнес Арав. – У меня такое чувство, будто это пожирает меня изнутри.
Шана шумно вздохнула.
– Черт возьми, и у меня тоже.
– Я узнал про твою мать. Я тебе сочувствую.
– Да. Мне просто страшно, что Несси во главе всего этого. Нас уже обвиняют в том, что это началось из-за нас. Приходится постоянно отвечать журналистам, что мы не желаем с ними разговаривать. Но в интернете уже обсуждаются теории заговоров. Я больше не заглядываю в социальные сети. На «Фокс ньюс» какие-то идиоты называют нас террористами. Не знаю. Все это противно. Очень противно.
– Я стремлюсь сосредоточиться на повседневных делах. Заниматься тем, что в моих силах. А на все остальное не обращать внимания. И дарить себе вот такие мгновения.
– Это здорово.
И тут Шана сделала то, что не должна была делать.
Она отставила пустой стаканчик.
Протянула руку.
Взяла руку Арава в свою.
И просто подержала ее.
– Я старше тебя, – сказал Арав.
– Через пару недель мне исполнится восемнадцать. И мы в Индиане, где, по-моему, для добровольного согласия достаточно двенадцати лет – какое-то варварство. – Она смущенно кашлянула. – Э… я вовсе не хочу заняться с тобой сексом и все такое, твою мать.
– Да, хорошо, потому что… знаешь… Да.
– Да.
Молчание растянулось подобно ириске.
– Не то что я этого не хочу, – вдруг выпалил Арав. – Я имел в виду другое. Я просто хотел сказать, что мне уже двадцать пять…
– Да… нет… понимаю… точно…
– Точно.
– Вот и хорошо.
Шана сглотнула комок в горле. Пространство снова заполнилось тишиной.
– Я видел, ты иногда фотографируешь, – сказал Арав.
Вместо ответа Шана навела на него свой телефон и сделала снимок. Вспышка была отключена – Шана не любила снимать со вспышкой, фотографии получались слишком вычурными, безвкусными, – поэтому Арав вышел на снимке в виде неясной тени. Был виден только его силуэт, однако Шане это понравилось. Очень понравилось.
– Это всё глупости, – смущенно промолвила она.
– Ты этим хочешь заниматься?
– Я не думаю о том, чем буду заниматься. Просто фотографирую.
– В таком случае, возможно, это как раз то, чего ты хочешь. – Арав сжал ей руку. – Тебе нужно фотографировать больше. Обязательно что-нибудь получится. И тебе станет лучше. Не знаю. То, что мы видим здесь, Шана… я не знаю, что это такое, но это что-то из ряда вон выходящее. И это должен документировать кто-то помимо телевидения.
– Ты полагаешь, этим должна заняться я?
– Да.
– Ну хорошо.
– Вот и отлично.
Какой бурный выдался день! После утренней проповеди – интервью с Хирамом Голденом, и, как оказалось, этот человек привык брать быка за рога. Меньше чем через два часа интервью уже было выложено в интернет, и Мэттью начал получать новые запросы. Все хотели услышать то, что он думал о путниках, начиная от упавшей звезды из Откровения и кончая тем, что говорилось в Библии насчет эсхатологии[60], и так далее и тому подобное. В конце дня Мэттью отвезли в студию «Фокс ньюс» в Индианаполисе, где его записали для вечернего выпуска новостей.
Самое главное, все это время Мэттью чувствовал себя как в своей тарелке, словно жизнь священнослужителя наполнила его знаниями и зарядила энергией. Он сознавал, что ему представилась возможность обратиться к огромному количеству людей, многократно превышающему число прихожан его маленькой церкви.
«Нужно будет поблагодарить за это Озарка Стоувера», – мысленно взял на заметку Мэттью.
И, разумеется, Бога.
(Мэттью укорил себя за то, что поставил Бога на второе место, но затем успокоил себя мыслью о том, что Всевышнего, очевидно, следует благодарить за все, посему об этом можно даже не говорить.)
Вечером Мэттью снова встретился с Хирамом Голденом, пригласившим его на ужин. Они отправились в один из лучших – и старейших – ресторанов в штате, «Сент-Элмо». Обыкновенно именно туда ходили Мэттью и Отом, отмечая годовщину своей свадьбы, поэтому от ужина повеяло чем-то особенным, праздничным – и это действительно было так.
Мэттью и Голден проговорили несколько часов. Они пили хорошее вино и обсуждали все беды, с которыми столкнулась страна, – разумеется, Хирам Голден в президентской гонке был ярым сторонником Эда Крила, и он начал перетягивать Мэттью на свою сторону. Мэттью считал Крила волком в овечьей шкуре, надевшим маску доброго христианина только ради того, чтобы получить голоса добрых христиан, однако Голден объяснил ему, что Крил занимается благотворительностью. Просто он не бахвалится этим – многое делает тайком, скрытно, чтобы не привлекать к себе внимания.
Достав свой перочинный ножик, Хирам насадил на него кусок сыра.
– Раз в неделю Крил обязательно ходит в церковь в Нэшвилле, где сейчас живет. Он боголюбивый и богобоязненный человек.
Мэттью поделился своими опасениями о том, что Крил тесно связан с крупным бизнесом, на что Хирам возразил следующим замечанием:
– Сильнее бизнеса коррумпирована только политика, Мэттью. Если хотите знать мое мнение, крупный бизнес – это шаг вперед по сравнению с большой политикой. Он самоисцеляется. Бизнес открывает место для руки Господа… чтобы та принесла процветание тем, кто помогает себе сам.
И после нескольких бокалов вина, пропитавших Мэттью, эти слова начали приобретать для него смысл. К концу ужина он согласился еще раз дать интервью через несколько дней и, может быть, даже появиться на акции по сбору средств на избирательную кампанию Крила – сам кандидат собирался приехать в Индиану на следующей неделе.
После чего Мэттью отправился домой.
Было уже поздно, очень поздно. Но ничего страшного. Завтра понедельник, утром можно будет отдохнуть.
Как можно аккуратнее и тише Мэттью забрался в кровать и залез под одеяло – ему не хотелось будить Отом. Однако, как оказалось, жена уже проснулась.
– Мог бы позвонить, – с укором произнесла она.
Голос у нее не был заспанным – Мэттью не разбудил ее, она не спала. Ждала его.
– Извини, Отом, я думал, что ты уже спишь.
– Я беспокоилась.
– Знаю.
Усевшись в кровати, Отом зажгла лампу. Мэттью прикрыл глаза рукой. Она посмотрела на него так, словно направила ему в голову два ствола.
– Сегодня ты был не похож на себя.
– Что?
– На проповеди ты был не похож на себя.
– Отом, разумеется, я был такой же, как всегда! – Мэттью положил жене ладонь на колено, и та напряглась. – Ты что, думаешь, что это дьявол залез в мою шкуру? И заставил меня произнести эти слова?
Он рассмеялся, однако Отом его не поддержала.
– Ты пил.
– Вино, немного.
– Немного – это сколько?
Мэттью раздул щеки, стараясь вспомнить. И не смог. (Если честно, у него по-прежнему шумело в голове. Он уже давно ничего не пил.)
– Не нужно устраивать мне суд инквизиции, Отом. Уже поздно.
– Ты правда веришь во все то, о чем говорил утром?
– Это ты про что?
– Ты сказал… что эти люди, лунатики, они могут быть посланниками дьявола, что они являются знамением Судного дня.
– Я… я просто так выразился, но в корне моих слов правда, это такое образное выражение…
– Нет. Нет! Не все восприняли твои слова образно, Мэттью. Многие тебе поверили. Проглотили твои слова целиком, с потрохами. Для многих нет никакой разницы между… между твоим рассказом и тем, что они считают непреложной истиной.
– Во мне оптимизма больше, чем в тебе, – ощетинился Мэттью. – Я верю в людей. Верю в то, что у них хватит ума понять, что я говорю и почему говорю это.
– Сегодня один человек взялся за оружие. Недалеко отсюда.
– Знаю. Я слышал о том, что произошло сегодня в Уолдроне, пока я был в студии. Меня спрашивали об этом.
– И что ты сказал?
– А ты как думаешь? – Мэттью презрительно фыркнул. – Решительно осудил это. Насилие никогда не может быть ответом.
– Есть те, для кого это не так.
– Только не для меня.
– Об этом говорится в Библии.
– Отом, уже поздно, давай прекратим…
– Побивание камнями, сражения, рассечение тела на части. Бог приказал Саулу уничтожить амалекитян[61], чаши гнева в Откровении…
– Знаю, но это книга. А современное христианство осуждает подобные… заблуждения.
– Но есть те, кто их одобряет. Кто верит в то, что это и есть истинный путь. Единственный путь…
– Ну разве что какие-нибудь психопаты…
– Не все фанатики психопаты. Есть и те, кто убежден в собственной правоте. На тебе лежит большая ответственность, Мэттью. Тот человек, который сегодня схватился за оружие…
– Он не из моего прихода! – Мэттью гневно ткнул пальцем в жену.
– Но он мог быть одним из людей Озарка.
– Это был одиночка. Так сказали в новостях, так сказали полицейские.
– И все-таки он мог видеть твое интервью. Или слышать твою проповедь. Ты ведь не можешь утверждать обратное.
– А ты не можешь утверждать, что так оно и было! У тебя нет никаких доказательств, Отом!
Вскочив с кровати, Мэттью схватил подушку и сорвал покрывало со стоящего в углу кресла.
– Куда ты собрался?
– Подальше от нашего разговора. Я хочу спать!
Однако Отом настойчиво последовала за ним. Если что-то втемяшилось ей в голову, переубедить ее было невозможно.
– Эти путники. Что, если ты ошибаешься? Что, если эти люди избраны Богом? Что, если они не демоны, а, наоборот, их нужно защитить от демонов? А может быть, Бог вообще не имеет к этому никакого отношения?
Мэттью резко развернулся. Он ненавидел себя за ярость, которую в настоящий момент испытывал к своей жене, и попытался успокоить себя: «Это всё вино, это просто вино».
– У меня сегодня выдался хороший день, – стараясь умерить свой голос, сказал Мэттью. – Очень