– Друг. И хороший. Вот мы сейчас приедем туда, и я ему скажу, что вы обошлись со мной непочтительно, – и он оторвет вам голову с такой легкостью, с какой у собаки вытаскивают клещей. Но вот что я хочу вам сказать: Оззи сделает так для меня, но и от меня он будет ждать того же самого.
– Ну а вы?
– Без колебаний, пастор Мэтт, можете не сомневаться.
После этих слов Мэттью кивнул:
– Кажется, я вас понял. Спасибо.
– Это все, что я хотел услышать.
Грин втопил акселератор в пол, и гольфмобиль рванул вперед, словно кролик, которому хлестнули по заднице чертополохом.
Стрельбище представляло собой небольшое поле, с одной стороны которого возвышалась куча земли, – Мэттью не мог похвастаться хорошим глазомером, но, по его прикидкам, расстояние было примерно сто пятьдесят ярдов. Перед кучей высилась стена врытых в землю толстых деревянных шпал, испещренных пулевыми отверстиями. На шпалах болтались прибитые ростовые мишени.
В противоположном конце поля стояла деревянная скамья для стрельбы с упором для оружия – судя по виду, изготовленная на заказ. Рядом под навесом – пара длинных столов, а недалеко небольшой сарай из гофрированных стальных листов.
Похоже, только что завершился очередной раунд стрельбы. Стоувер протягивал громоздкий пистолет другому стрелку, поджарому мужчине, чем-то напоминающему койота; его сальные светлые волосы были зачесаны за оттопыренные уши. Рядом Мэттью увидел другое знакомое лицо: Хирам Голден. Когда Стоувер передал пистолет, у него на лице произошел тектонический сдвиг – улыбка разорвала его пополам, подобно землетрясению.
Сняв очки для стрельбы с желтыми стеклами, Стоувер помахал своей лапищей.
– А вот и они. Присоединяйтесь, ребята!
Остановив гольфмобиль, Грин напоследок бросил взгляд на Мэттью, словно говоря: «Теперь вы в игре, пастор Мэтт».
Внезапно здоровенные ручищи Стоувера буквально выдернули Мэттью из машины. Великан стиснул его в объятиях, едва не раздавив грудь.
– Проповедник, рад вас видеть! Спасибо за то, что пришли!
– И я также рад вас видеть, Озарк. Очень рад! – Высвобождаясь из объятий Стоувера, Мэттью отчаянно пытался не пыхтеть. – Я понятия не имел, что у вас такое красивое место.
У Стоувера в глазах зажглись хитрые искорки.
– Понятно. Вы считали меня неотесанным деревенщиной, прозябающим в богом забытой глуши.
– Нет, нет, я вовсе не…
– Всё в порядке, проповедник, я не в обиде. Я не задираю нос. И ничего не имею против того, что меня немного недооценивают.
Мэттью почувствовал, как у него пылают щеки.
– Приношу свои извинения, если мои слова прозвучали так. В следующий раз буду вести себя лучше.
– Проповедник, всем нам следует вести себя лучше.
– Вы можете звать меня Мэттью или Мэттом…
– Нет. Проповедник – это то, что надо. Мне нравится, как звучит это слово. Это вроде как титул и прозвище в одном флаконе. Вижу, с Роджером вы уже познакомились. С Хирамом вы тоже знакомы…
Кивнув, Голден пожал Мэттью руку.
– Ну а это моя правая рука, Дэнни Гиббонс.
– Гиббонс, – повторил Мэттью, пожимая руку Дэнни. Тот покрутил костяшками пальцев, причинив ему боль. – Билли – это ваш брат? Я только что виделся с ним…
Дэнни отрывисто кивнул, но ответил Стоувер:
– Дэнни и Билли – родные братья, совершенно верно. Я забыл, что Билли сегодня был у вас.
– Да, кстати, огромное вам спасибо за это. Не могу выразить словами, как…
– О, проповедник, бросьте! – Стоувер махнул рукой. – Вы занимаетесь божьим делом, так что мы должны вам помогать. Итак, рад вам сообщить, что вы подоспели как раз вовремя, поскольку мы как раз собирались перейти к настоящему оружию…
Подойдя к столу, Дэнни откинул покрывало, открывая с десяток различных… винтовок, карабинов? Хотя Мэттью и не был специалистом в этих вопросах, он предположил, что среди них есть и… как там, ружья? Гиббонс выбрал карабин зловещего вида, черный, армейского типа. Мэттью стало страшно от одного только его вида – у него учащенно забилось сердце, ладони вспотели быстрее, чем остальные части тела. Ему еще никогда не приходилось стрелять из оружия.
– Не желаете присоединиться к нам, проповедник? Расстреляем коробку патронов, продырявим несколько мишеней…
– О, даже не знаю, – рассмеялся Мэттью. – Я не… ну, я никогда этим не занимался.
Лицо Стоувера растянулось в улыбке, превратившись в усмехающуюся голову из тыквы, какими пугают на День Всех Святых.
– В таком случае вам понравится, проповедник. Это легкий карабин от ОЗП, оружейного завода «Патриот». Под патрон «Ремингтон» калибра двести двадцать три, пламегаситель с тремя отверстиями и расширяющийся к дулу ствол, нулевой ход спускового крючка и отдача не сильнее легкого похлопывания по плечу. Стрелять из такого – просто мечта, проповедник. Это проще простого. То же самое, что говорили про картофельные чипсы, кажется «Принглс». Попробовав раз, стреляю и сейчас…
Внезапно Хирам Голден рассмеялся.
– Такой была моя последняя жена.
– Я все-таки сомневаюсь. – Мэттью поднял руки вверх. – Не знаю, может ли служитель церкви брать в руки боевое оружие…
Стоувер резко шагнул к нему, вытянув руку, словно указывая на воображаемую картину, которую он сразу же принялся описывать:
– Вы только представьте себе, проповедник! Дьявол разгуливает по земле, его прислужники приближаются к поселению христиан. Они придут, отнимут у вас всё, обесчестят ваших женщин и раскроят камнями головы вашим детям. Вышибут им мозги. Они пересекают горный хребет, но у вас в руках вот эта малышка… – Он указал на карабин в руках у Дэнни. – И внезапно вы осознаете, что ее вам вручил Бог. Господь творит руками людей, а именно люди создали это восхитительное творение из вороненой стали, одаренное способностью сражать приспешников Сатаны так, словно это пивные банки, расставленные на заборе.
Схватив винтовку, Стоувер шагнул к Мэттью и протянул ее ему.
– Я… э… это действительно что-то… – Пастор потянулся к оружию.
Но Стоувер отдернул карабин.
– Не сейчас, проповедник. Во-первых, нам нужны патроны, и… ага, похоже, он подоспел как раз вовремя.
Он замахал рукой, приветствуя другой приближающийся гольфмобиль.
У Мэттью в груди все оборвалось.
За рулем этого гольфмобиля сидел его сын.
– Бо… – едва слышно пробормотал пастор.
Мальчишка достал из гольфмобиля две зеленые жестяные коробки – с патронами, догадался Мэттью, как на настоящей войне. Увидев отца, он глуповато улыбнулся. И еще у него в глазах сверкнула злость. Пастору было слишком хорошо знакомо это выражение.
– По-моему, ему не нужно присутствовать при этом, – сказал Мэттью.
Казалось, он облил присутствующих прокисшим молоком. Все недоуменно уставились на него.
– Всё в порядке, – сказал Стоувер. – Бо постоянно бывает здесь с нами.
– И он разряжает это оружие? – спросил Мэттью, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. У него возникло непреодолимое желание бежать отсюда, и будь что будет, только чтобы избежать всего этого. Но это его сын. Он должен что-то сказать, ведь так?
– Вы только послушайте себя, – понизив голос, сказал, точнее прорычал, Стоувер. – «Разряжает это оружие»! Бо стреляет. Поражает цель. У него это прекрасно получается. – Он оскалился. – Вы должны им гордиться!
Взгляды сверлили Мэттью насквозь.
– Я… – Он повернулся к своему сыну. – Бо, садись в гольфмобиль и возвращайся к дому. Больше никакого оружия.
Мальчишка оглянулся на Стоувера, словно ища подтверждения.
Верзила застыл, будто оползень, готовый с ревом обрушиться с горы. Какое-то время его челюсти напряженно работали, словно пережевывая что-то. Наконец он улыбнулся и обратился к Бо, не отрывая взгляда от Мэттью:
– Бо, ты должен слушаться своего отца. Ступай, черт побери, возвращайся к дому. Не стой, вылупившись на меня; ты не моя плоть и кровь.
– Позвольте мне? – вмешался Роджер Грин. – Я имею в виду, сказать пару слов?
Стоувер молча кивнул. Мэттью сделал то же самое.
– Пастор Мэтт, насколько я понимаю, вы не охотник.
– Нет, и никогда им не был.
– Но среди ваших знакомых наверняка есть охотники. Из числа прихожан.
– Да, разумеется.
– Что касается меня, я охочусь с детства. Там, откуда я родом, это священная традиция, овеянная временем. Я из Уобаша. И мы охотились всегда, начиная с юных лет. Я, мой брат Мерл, сестра Мэй. Мы занимались этим не ради охотничьих трофеев, а ради того, чтобы добыть мясо, шкуры, сало – черт возьми, моя бабушка готовила из свежей оленины кровяную колбасу, а отец – ну он оборудовал в погребе уголок, где хранил оленину, и… господи боже мой… – Грин облизал кончики пальцев, – какая же это была вкуснотища! Лучшие бифштексы на свете… они ценились вдвое дороже, чем обыкновенная говядина.
– Судя по вашим словам, у вас было необыкновенное детство.
– Это точно, это точно. Так вот, я услышал ваше мнение по поводу всего этого. Все эти сообщения в новостях о стрельбе в школе и тому подобном… затем Оззи предлагает вам не просто охотничье ружье, а такую штуку, которую можно увидеть в руках солдата в Афганистане или в какой-нибудь другой богом проклятой дыре. Я понимаю вас и в чем-то даже с вами согласен. Лично мне тоже не по душе эти черные винтовки. Дайте мне хороший «Ремингтон», и мне не понадобится коробка с пятьюдесятью патронами, чтобы завалить оленя или выбить кишки из дикой свиньи. Кое-кто из этих помешанных на оружии – без обиды, Оззи… – тут великан лишь пожал плечами, показывая, как много вольности имел в подобных вещах Грин, – кое-кто из этих помешанных на оружии готов выпустить двести патронов по мишени с такой легкостью, будто они хрустят попкорном, и я понимаю, что вам это кажется несколько странным.
– Вы… вы правы, – пробормотал Мэттью, по-прежнему чувствуя на себе безжалостные взгляды Хирама, Дэнни и Озарка Стоувера, обложивших его подобно волчьей стае. Тем временем Бо оставался в стороне, злой и сбитый с толку.