Какое-то мгновение Бенджи стоял, переполненный этим. У него смешались мысли. Его тошнило. Оглянувшись на Арава, он увидел, что у того лицо стало пепельно-серым.
– Я так понимаю, до него начинает доходить, – сказал Билл.
До Бенджи действительно начало доходить. Это был самый страшный сценарий. Как будто мало того, что болезнь является смертельной, – нет. Она протекает медленно. Болезнь неумолима, и, как верно заметила Мойра, она терпеливая. Большинство патогенов действуют жадно и алчно. Они действуют быстро, стремясь поскорее одержать победу, нетерпеливо переставляют на доске фигуры, что делает их особенно уязвимыми. Если же эта зараза не спешит… как широко она могла распространиться? Сколько человек уже заражены, хотя сами еще не подозревают об этом?
Бенджи постарался вспомнить скорость распространения синдрома белой мордочки у летучих мышей. Когда он был впервые обнаружен? В начале 2006 года, в пещере Хауэс-Кейв неподалеку от Олбани, штат Нью-Йорк. Через год уже все летучие мыши в том регионе вели себя странно – появлялись в светлое время суток, зимой, летали словно потерянные. К концу года большинство летучих мышей там подохли. И это было только начало. К настоящему моменту в Соединенных Штатах околело свыше шести миллионов летучих мышей, а теперь болезнь фиксируется и в Европе.
Хорошая новость для летучих мышей заключалась в том, что далеко не все они контактируют друг с другом – многие виды и колонии оставались изолированными. Летучие мыши – животные общественные, но только в пределах своих колоний. Особи из разных колоний крайне редко контактируют между собой, поэтому распространение заболевания было ограниченным.
С другой стороны, человек – животное не просто общественное…
Люди общаются друг с другом. Постоянно.
И они путешествуют. На самолетах, поездах, машинах.
Гуляют по городам, посещают торговые центры, заходят в аэропорты.
И еще сейчас лето. Из чего следует – что? Пикники. Спортивные состязания. Летние лагеря. Впрочем, некоторым заболеваниям летом плохо, например простуде и гриппу. Быть может, это тоже придется кстати…
– Откуда вы всё это узнали? – спросил Бенджи. Быть может, они лгут. Быть может, это обман. – Если дело действительно зашло так далеко, вы должны были предупредить нас. На вас лежит обязанность…
– Есть доклад ЦКПЗ, подписанный Касси Тран, – объяснила Мойра. – Но даже если б его не было…
– У нас есть «Черный лебедь», – сказала Сэди.
Бенджи посмотрел ей в глаза. Он злился на нее за то, что она скрывала от него все это. И в то же время он был в недоумении – какое это имело отношение к стаду? К нанотехнологиям? К так называемому сигналу, о котором говорила Марси Рейес?
– Я хочу узнать про стадо, – сказал Бенджи. – Хочу понять, почему я здесь, при чем тут нанорадио и Марси Рейес и почему… почему Клейд Берман превратился в фейерверк…
– «Черный лебедь», – не дала ему договорить Мойра, – выведи документ под номером девяносто девять.
Тут карта исчезла, и вместо нее на стене перед Бенджи появилась проекция документа на нескольких страницах. Всего шесть страниц, три на верхней части стены, три на нижней. На страницах были бесконечные строчки из сотен чисел, одно за другим, подобных ползущим цепочкой черным муравьям.
Какой-то код.
– Что ты видишь? – спросила Сэди.
– Не знаю. Это… это какая-то белиберда.
– Присмотрись внимательнее. Ты умеешь обнаруживать закономерности.
Раздражение нарастало.
– В болезнях – да. Но не в этом – я понятия не имею, что это такое.
Какой-то буквенно-цифровой код. Многие строчки, огромные блоки. Бенджи уже собирался снова заявить о том, что он не видит ничего, никакого общего рисунка…
И тут увидел. Ничего из ряда вон выходящего, никаких магических стереоскопических узоров, складывающихся в изображение дракона или яхты, но кое-что Бенджи все же увидел.
Два повторяющихся числа. В десятках мест.
052017
122422
Судя по всему, Арав это также заметил. Он указал на числа.
Это были какие-то даты? Формат соответствовал.
Каждое такое число соседствовало с другим. 0830, 0930, 1330, 1930 и тому подобное.
Указание времени?
Но это же какая-то бессмыслица, ведь так?
– Это похоже на даты, – наконец сказал Бенджи. – Однако этого не может быть. Первое число – это двадцатое мая две тысячи семнадцатого года. Но второе – оно не может быть датой.
– И почему же это? – с издевкой спросила Мойра.
– Потому что эта дата еще не наступила. Канун Рождества две тысячи двадцать второго года, так? Это будущее. – Недоверчиво хмыкнув, Бенджи посмотрел на Сэди и…
Та молчала. У нее на лице застыло выжидающее выражение. Такое, какое бывает у родителей, которые загнали в угол своего ребенка, вынуждая его признать что-то очевидное. «О, теперь я понимаю, почему нельзя размахивать бейсбольной битой дома, перед телевизором».
Бенджи захотелось рассмеяться.
– Ты хочешь сказать, что эта дата уже наступила?
– Нет, – сказала Сэди. – Ты прав, Бенджи. Она еще не наступила. Это будущее. И все-таки это дата.
– Дата чего конкретно?
– Это тот день, когда «Черный лебедь» отправил самому себе сообщение.
43Чертовски хорошее лекарство
Итак, все животные, а если точнее, то и все растения, склонны достигать эволюционного апогея, занимать свою нишу и стабилизироваться в ней. Тараканы и муравьи пришли к этому сотни миллионов лет назад и с тех пор мало изменились. По большей части биология – это застывшее пребывание в нише апогея. И лишь малая ее толика – это движение вперед к радикально новым формам, новым видам и еще реже – к новым родам. Для этого необходимо какое-либо возмущение в среде обитания – изменение русла реки, падение астероида, отступление ледника, что-либо такое, что приводит к появлению свободного пространства.
13 ИЮЛЯ
Роузбад, штат Небраска
Усевшись на земле, Шана перебирала свежие снимки пастухов и путников, и тут на стоянку перед мотелем «Закат» выкатил жилой фургон – «Зверь». В движении фургон грохотал, скрипел и раскачивался из стороны в сторону, и Шана подумала, сколько еще миль он сможет проехать – казалось, фургон должен был вот-вот развалиться.
Распахнулась дверь кабины. Из нее высунулся Пит Корли, похожий на огородное пугало, у которого начинает ломаться деревянный шест.
– Привет, привет! – воскликнул он, обнажая в улыбке свои зачуханные зубы.
– Это вы?
– Это я, куколка. А куда подевался твой транспорт?
– Они… у них появились важные дела.
Шана не знала, что случилось, но Бенджи, Сэди и Арав вышли из комнаты с таким видом… если честно, вид у них был такой, будто все они чем-то здорово недовольны. И огорчены. Они сказали, что им нужно кое с чем разобраться. Арав даже не извинился. Они просто уехали. Поэтому Шана позвонила своему отцу, чтобы тот за ней заехал, и вот теперь – Пит Корли?
– Где мой отец? – У нее в груди расцвела надежда. Неужели он с Несси? Наконец?
– Он сзади, решил немного вздремнуть. Забирайся. Давай прокатимся, крошка!
– Не называйте меня «крошкой», – сказала Шана, неохотно забираясь в «Зверя». Внутри стоял странный запах. Немного похожий на «травку», немного похожий на пиво, и характерное зловоние мужчины, что-то среднее между чрезмерным обилием одеколона и пердячим па́ром – пожалуй, два худших товара в ассортименте «Янки кэндлс»[93].
Ну конечно, отец валялся сзади, лицом вниз, и громко храпел. Замечательно! Народный герой. Образец для подражания.
– Похоже, ты не очень-то его любишь, – заметил Корли, плюхаясь на водительское сиденье, словно мешок с костями. Ухмыльнувшись, он включил передачу и тронулся. – Я прав?
– Я его люблю. Просто в настоящий момент он мне не очень нравится.
– Справедливо. Наверное, мои малыши сейчас испытывают ко мне такое же чувство.
– Вы умеете управлять этой штуковиной?
– А то как же. Бывало, я изрядно набирался и садился за руль нашего автобуса, пока остальные члены группы дрыхли. Я сам допер, как это делается.
– А вы сейчас тоже набрались?
– Совсем чуть-чуть.
– Чудесно. – Пожав плечами, девушка подсела к Питу, не забыв пристегнуться, просто на тот случай, если он свернет с дороги и заедет в кукурузное поле, блин.
– И меня ты тоже не любишь, так?
– Не очень.
– Я купил тебе фотоаппарат.
– Хорошая работа.
– Тебе хоть кто-нибудь нравится?
– В настоящий момент – нет. – Шана вздохнула. – Ну… моя сестра.
– А как насчет того придурочного типа? Кажется, его зовут Арав.
Жилой фургон выехал со стоянки, раскачиваясь из стороны в сторону, словно собачья конура, привязанная к спине осла, идущего по горной тропе.
– Я не буду обсуждать свою личную жизнь с вами. – Шана скривилась. – В любом случае он… ну неожиданно бросил меня здесь, так что у меня на него зуб. Впрочем, я сама в этом отчасти виновата, потому что это я сказала ему пойти к его начальнику и заняться делом… опять же, я не знаю, с какой стати говорю вам это.
– Потому что это кабинка для исповеди, дражайшая Шана. Освободи свою душу от тяжести. Прочисти засор в своих духовных трубах.
– Вы говорите так, что я чувствую себя туалетом. Хотя, если подумать, здесь пахнет как в туалете.
– Психоэмоциональное очищение – грязная работенка.
– Как бы там ни было.
Шана почувствовала на себе пристальный взгляд Корли.
– Как тебе фотоаппарат? – нараспев спросил тот.
– Неплохой.
– Я так понимаю, ты хочешь сказать: «Он неплохой, спасибо, мистер Рок-звезда».
– А вы любите себя, да?
– Должен же кто-нибудь меня любить, – хмыкнул Пит.
– Ого, я задела больное место? Вот почему вы привязались ко мне? Я не пала мгновенно ниц, поклоняясь вам? – Шана всмотрелась ему в лицо – нет, дело не в этом, так? – Ага, подождите! Тут все гораздо серьезнее. В вашей жизни есть кто-то, кого вы любите. Кто-то из ваших близких.