– И это наглядно продемонстрировало, как мы зависим от здоровья животных, – устало произнесла Касси. – Именно SARS подтолкнул меня стать тем, кем я являюсь. Вот почему я сейчас здесь, Бенджи.
– Извини. Ты все это знаешь.
– Ты разжевываешь мне все это так, чувак, будто я ребенок. Но я на тебя не в обиде. Вот только SARS – это совсем другое. SARS был легкой прогулкой. Смертность от пневмонии SARS составляла сколько – пятнадцать процентов? Общее число умерших не достигло и восьмисот. Конечно, это много – любая потерянная жизнь означает трагедию. Но по сравнению с испанкой или чумой…
– Миллионы умерших, – согласился Бенджи. – Десятки миллионов. Да.
– Испанка выкосила около пяти процентов населения Земли. – Касси хлопнула в ладоши. – Смертность в среднем десять процентов, среди молодых взрослых вдвое выше. Бубонная чума – смертность пятьдесят процентов. Септическая чума – семьдесят пять процентов, а легочная чума – «матерь всех болезней», сама «черная смерть» – смертность какая? При отсутствии лечения сто процентов, а те, кого лечили, вовсе необязательно исцелялись.
– Да, – подтвердил Бенджи. – Вот почему мы должны действовать. Сейчас. Не потом. Мы здорово отстали. Мы смотрели на путников – это было что-то зримое, странное, наглядное. Однако это второстепенное действие. Отвлекающий маневр. Мы не видели главного, и вот теперь оно обрушилось на нас всей своей силой. Мы перебрали всех заболевших, но на самом деле лишь отколупнули кусочек краски снаружи.
– Болезнь развивается медленно. Что плохо. Но это также хорошо, поскольку это дает нам время.
– Возможно, – кивнул Бенджи. – Пожалуй, это и правда хороший момент. Болезнь надвигается медленно, что дает нам шанс продержаться в игре дольше – и, возможно, найти лекарство, пока не будет слишком поздно. Но нам нужно двигаться быстро. Нам потребуется привлечь ВОЗ, все фармацевтические компании, нужно будет найти метод быстрого выявления болезни и противогрибковый препарат, способный проникнуть сквозь гематоэнцефалический барьер…
– Все это я знаю, – повторила Касси. Теперь уже не слишком вежливо.
– Я опять скатываюсь в это, да? Учу тебя выполнять свою работу…
– Именно.
– Да. Точно. Извини, Касси. Просто… эти несколько дней выдались очень трудными.
Воспоминания о встрече на складе. Когда ему сообщили о конце света. О том, что искусственный интеллект отправил из будущего результаты своих исследований, адресованные – ну самому себе. О том, что лунатики – это те, кому предназначено остаться в живых, защищенные полчищами наноботов…
Все это кого угодно могло свести с ума.
– Нам нужно действовать на опережение, – положила ему на плечо руку Касси.
«Если мне сказали правду, у нас ничего не получится», – подумал Бенджи. Но это ведь не может быть правдой. «Черный лебедь» ошибается. Они сразятся с этим врагом. И одержат победу.
– Надеюсь, – сказал Бенджи. – Если кто-то и сможет справиться с этим, то только мы. Если тебе понадобится какая-либо помощь, любая, я откликнусь в любое время дня и ночи.
– Куда ты сейчас? – спросила Касси.
– Куда еще? Назад к стаду. – Лоретта не хочет, чтобы он этим занимался. Поэтому он вернется к путникам. Туда, где его хочет видеть «Черный лебедь». Возможно, его место там. Нравится ему это или нет.
47Оживление среди ангелов
Аватар: компьютерный_мудрец
так, я все понял, я догадался, кто такие путники, можете меня не благодарить – эти чокнутые бедолаги пришли из той самой вселенной, где медведи Беренштейны[97], а не Беренштайны и где Си-три-Пи-Оу[98] весь золотой, совершенно верно, стервы, это эффект Манделы[99], точно, мы запустили Большой долбаный коллайдер, и бабах! И вот теперь это какое-то многомерное квантовое дерьмо, помяните мои слова, миры столкнулись друг с другом, и вот налицо результат, хотя никто не знает, они здесь, чтобы нас спасти или убить?
15 ИЮЛЯ
Лоджпоул, штат Небраска
Утро в Затерянной Глуши, штат Небраска.
Толстые щупальца слизистых облаков заслоняли солнце – даже в полдень все вокруг казалось позолоченным чарующим черным светом, который можно встретить в сумерках или во время солнечного затмения. По полям пшеницы скользили причудливые неровные тени.
Это только подчеркивало те странные ощущения, которые испытывала Марси.
В стаде царило возбуждение.
Пастухи оставались совершенно спокойными. Нет, пастухи ни хрена не замечали, поскольку путники не проявляли внешне никакого недовольства и беспокойства. Они вели себя так же, как и всегда, шли вперед, взгляды пустые, словно сливные отверстия в ванне.
И тем не менее они были возбуждены.
Марси это чувствовала. Марси это слышала.
От лунатиков исходила какофония шепота. Сияние теперь не было похоже на аморфную амебу, а напоминало скорее… что-то неровное, утыканное шипами, колючее, словно кожица какого-то неведомого плода. Вскоре в общем шуме стало возможно разобрать отдельные слова, целые фразы…
ИдетНачинаетсяБокс-КэньонСамый ценный игрокБелая маска– Белая маска? – переспросила вслух Марси.
Обернувшись к ней, Шана скорчила недовольную гримасу. На какое-то мгновение Марси забыла о том, что девушка идет рядом с ней.
– Что? – спросила Шана.
– Я… ничего.
– Ты сказала «белая маска».
– Правда? Не знаю. Я просто… – Марси смущенно кашлянула. – Отключилась. Извини.
У нее мелькнула мысль: «Дай ей знать, скажи, что иногда ты слышишь путников, вот как ты узнала про ее день рождения – потому что об этом упомянула Несси». Временами ей хотелось сказать всем: «Ваши близкие по-прежнему здесь. Они не пропали. Они просто… спрятались». Однако она только-только начинала налаживать отношения с пастухами. Они теперь считали ее своей. Но этим признанием она снова отдалит их от себя, словно взбрыкнувшая лошадь, сбросившая своего всадника.
Марси поспешила сменить тему:
– Где твой парень?
– Мой кто?
– Арав.
– Понятия не имею. Был здесь. Просто ведет себя как-то странно. Подолгу торчит в прицепе ЦКПЗ, постоянно с кем-то общается по телефону… Что-то происходит. – Шана нахмурилась. – И он не мой парень.
– Ну тогда твой мужчи-и-ина, – насмешливо произнесла Марси.
– Замолчи, он не мой… он вообще мне никто. Он не мой мужчина. Не мой парень, не мой мальчик – никто. Он просто мужчина. Мы с ним не… это не… у нас с ним ничего нет. – Шана помолчала. – Тебе кто-то сказал, что у нас с ним что-то есть?
– Шана, это известно всем пастухам. Это известно птицам, известно пчелам. Наверное, и путникам также известно. Вы постоянно ласкаетесь друг с другом.
– Ласкаемся? Кто сказал, что мы ласкаемся?
– Ну, по-видимому, я.
– Мы не ласкаемся.
– Ну хорошо, хорошо. – Марси вскинула руки вверх. – Я сдаюсь. Вы не ласкаетесь друг с другом, он не твой парень. Я больше ни о чем не спрашиваю, и нечего заводиться.
Сияние снова пульсировало острыми шипами. От этого у Марси внутри все оборвалось. От душевного спокойствия, которое она испытывала рядом со стадом, не осталось и следа. Ей стало плохо – не так, как прежде, нет, эта боль не была физической. Тут все по-прежнему было в полном ажуре. Это было что-то гораздо глубже. Марси больше не служила в полиции, однако полицейское чутье никуда не делось.
У полицейских иногда бывает внутреннее предчувствие. Именно это Марси испытывала сейчас. Неприятное ощущение, как будто кто-то играл на расстроенном музыкальном инструменте.
– Что с тобой? – всполошилась Шана.
– Что? Ничего. Всё в порядке. – Хотя это было не так.
– Вид у тебя какой-то неважный.
– Я… э… нет. Нет? – У Марси не было никакого желания проваливаться в эту дыру, поэтому она опять сменила тему: – Как твой отец?
– Не надо строить из себя психотерапевта. Я только что прошла через это с тем придурком, рок-звездой.
– Скажем так: мне необходимо отвлечься. – Марси пожала плечами. – Встрепенуться. Здесь становится довольно нудно и однообразно. Сельскую Небраску никак не назовешь захватывающим аттракционом, Шана. – Она не упомянула о том, что ей необходимо отвлечься от едва различимого шепота, который слышит она одна.
«Белая маска…»
– У отца серьезные проблемы. Он превратился в престарелого фаната. Можно сказать, стал Ренфилдом при своем Дракуле[100], роль которого взял на себя Пит Корли. Если этот тип попросит, он станет есть жуков. И еще, по-моему, ему нравится внимание – поскольку журналисты и фотографы не отстают от Корли ни на минуту. – Шана пнула камешек, покатившийся по дороге. – И еще мне кажется, что отец не желает больше думать ни о чем другом. Обо мне, о Несси. О ферме – знаешь, я теперь даже не могу сказать, есть ли у нас ферма. Отец не желает о ней говорить, категорически не желает. А мне вообще не хочется ни о чем с ним говорить.
– Но, по крайней мере, у тебя есть новый фотоаппарат.
– Есть. И еще появились кое-какие деньги, поскольку журналисты покупают мои снимки.
– Говорят, за непрофессиональной журналистикой будущее.
– Вот как? – Шана пожала плечами. – Даже не знаю. Надеюсь, там найдется место и для меня, потому что, похоже, я наконец нашла, чем хочу заниматься в жизни.
– Многие люди этого так никогда и не находят.
– А ты нашла?
– Нашла. – Марси пожала плечами. – А затем получила по голове бейсбольной битой.
Но может быть – может быть, – она нашла что-то другое. Прямо здесь. Связанное с этими людьми. С ее ангелами.