прежде. Белые ведут за собой. Все остальные знают свое место.
– Я не расист!
Тут Озарк рассмеялся, его раскатистый хохот прозвучал подобно несущемуся вниз камнепаду.
– Расист, проповедник. Все с таким цветом кожи, как у нас, расисты. – Протянув руку, он ущипнул Мэттью за щеку, словно родитель, журящий ребенка. – Вы белый. Вы принадлежите к высшей расе. Кожа дает вам заслуженные по праву привилегии. И только глупец может этого не видеть. Вы давно пользуетесь своими привилегиями. Вы принадлежите к высшей расе. Хватайтесь за эту возможность. Наслаждайтесь ею!
Мэттью отступил на несколько шагов назад.
– Я не хочу иметь к этому никакого отношения! Никакого отношения к тому, что… что вы замыслили.
Озарк сделал большой шаг вперед.
– Я хочу все исправить, – сказал он. – Я повторяю это всем, одни мне верят, другие – нет: если действительно хочешь что-либо починить, сначала нужно это сломать. Разнести вдребезги, в противном случае это будут лишь заплатки. Неправильный прикус? Чтобы его исправить, нужно сломать всю челюсть, и только после этого улыбка становится ровной. Гангрена? Нужно оттяпать конечность, твою мать. Завелись термиты? Нужно спалить дотла весь дом и построить на пепелище что-то новое, лучше прежнего.
– Вы больной человек!..
– Мы живем в больном мире.
– Я ухожу.
– Вероятно, ваша жена пыталась свести счеты с жизнью.
– Что? – Мэттью застыл.
– Ну да, возможно, передозировка была случайной. Но вы сами подумайте. У нее постоянная депрессия, Мэттью. Она замужем за человеком, который не хочет протянуть руку, чтобы ей помочь. Вам на нее начхать, и она это знает. Поэтому можно ли удивляться тому, что она ищет выход? Способ уйти от вас, от своего мужа, который…
Все произошло само собой.
Кулак Мэттью, туго сжатый страхом и яростью, нарастающими в нем, метнулся вперед.
Голова Озарка дернулась. Нос смялся под костяшками пальцев Мэттью. Отдернув руку назад, пастор завороженно смотрел, как два червяка красной крови выползли из ноздрей Озарка Стоувера. Его усы и борода покрылись алой влагой.
Мэттью ощутил кружащее голову торжество. Он это сделал. Защитил себя. Свою жену. Все то, что ему дорого. Он не жертва. Мэттью встретил врага лицом – а Озарк Стоувер был врагом: плохой человек, носитель зла, с уст которого течет ложь.
Но тут Мэттью по голове ударила дубина.
Нет. Не дубина, кулак Озарка. Верзила взмахнул рукой, словно битой, отражающей бейсбольный мяч, и ударил Мэттью прямо в висок. В голове у пастора зазвенело, и он рухнул на верстак – в последний момент едва удержавшись, выставив локоть. Латунные гильзы, которые он смахнул с верстака, со звоном упали на гладкий бетон и раскатились в стороны. Упала также банка с оружейным маслом, издав глухое бульканье. Мэттью попытался выпрямиться, однако голова у него гудела, а ноги отказывались слушаться.
– Это был хороший удар, проповедник. Я искренне удивлен. Для меня он явился полной неожиданностью. И все же у меня для вас плохие новости. Вы никуда от меня не уходите, – сказал Озарк, грозно нависая над священником. – Я вложил в вас время. И деньги. Вы являетесь инвестицией, и я не готов с ней расстаться.
– Просто отпустите меня… – сказал Мэттью. Однако слова получились липкими, кашеобразными. «Пвофто отпуфтите меня».
– Нет, проповедник, эта мысль меня нисколько не радует.
Мэттью попытался отпрянуть назад, однако Озарк действовал быстро и решительно. Схватив пастора за волосы, он швырнул его на землю. Мэттью ударился лбом о бетон. У него перед глазами заморгал яркий свет.
– Вы лжец, – выдавил он. – Плохой человек, не знающий Бога…
– Пожалуй, так оно и есть, – сказал Озарк, усаживаясь на него верхом и хватая его за руку. Мэттью попробовал вырваться, ударить его другой рукой, но он лежал лицом вниз, поэтому лишь рассек кулаком воздух. – Да, я плохой сукин сын; возможно, я сам дьявол, твою мать, но тут всё в порядке. Дьявол также был бунтарем. Я лгу ради дела. Я поступаю плохо, чтобы творить добро. Я делаю так, чтобы починить все то, что было сломано.
Что-то холодное прикоснулось к запястью Мэттью. Твердый пластик. Озарк выкрутил ему и вторую руку, соединяя их за спиной.
Быстрый треск затягиваемой пластиковой ленты.
И вот у Мэттью уже были туго связаны руки. В кончиках пальцев запульсировала кровь, подобно ударам маленьких барабанов – тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та.
«Нет, нет, этого не может быть!..»
Еще один звук.
Что-то дернуло за пояс брюк. Кряхтя от напряжения, Озарк рванул ремень из брюк Мэттью с такой силой, что едва не перевернул пастора. Но ремень высвободился, и верзила отшвырнул его в сторону.
– Что вы делаете? – пробормотал Мэттью, слова его слипались от слюны, спаявшей губы. – Нет, нет, нет, прекратите, это не смешно, это зашло слишком далеко!..
– Мне нравится твоя семья. Твоя жена – она уже давно не знала счастья. Поэтому я помог ей стать счастливой. Теперь от всей ее печали не осталось и следа. А твой сын… – Озарк презрительно фыркнул. – Парень ненавидит тебя, проповедник. Что на самом деле неправильно, и сначала я сказал, что это плохо, парень, ты должен наладить отношения со своим отцом. Но чем больше он мне о тебе рассказывал, тем больше я убеждался в том, что ты мягкотелый, ива, которую раскачивает из стороны в сторону. Никогда не нужно сажать ивы, Мэттью. Смотрятся они хорошо, но живут недолго, и любая буря может их сломать. Блин, ты только посмотри на себя! Долбаный слизняк – ты не мужчина. Я стану отцом твоему сыну, это точно. Быть может, возьму себе в жены твою жену, когда она очнется. Если она очнется. Блин, проповедник… быть может, я возьму себе в жены тебя или в качестве шлюхи, временного развлечения…
И снова Мэттью почувствовал, как ткань брюк натянулась – затем что-то вспороло ее, стало двигаться взад и вперед. Раздался звук рвущейся материи. Кончик перочинного ножа полоснул кожу ему на копчике, самую малость. Потекла щекочущая струйка крови. С Мэттью стащили брюки. Затем и трусы.
– О, у тебя кровь, – заметил Озарк. – Извини.
– Нет, нет, нет, остановитесь, прекратите! Я вызову полицию, я заявлю, что вы…
– Полиция принадлежит мне с потрохами. Так что это не вариант.
– В таком случае я сделаю все, что вы хотите, только оставьте меня в покое, оставьте в покое мою семью, это нужно прекратить…
Речь пастора стала совсем неразборчивой, какие-то слова он не произносил, а выл. Но Озарк лишь рассмеялся.
Затем вес его тела исчез.
Мэттью услышал, как расстегнулась пуговица. Затем расстегнулась молния.
– Я не хочу делать это насухо, – сказал Озарк. – Ты после этого никогда не оправишься, мне не будет от тебя никакого толку, а ты понадобишься мне через неделю, ты должен будешь сидеть на своей заднице и делать то, что я тебе скажу. Давай-ка посмотрим. У тебя идет кровь – но кровь, а я говорю по собственному опыту, как смазка не годится. Так, вот что мы сделаем.
Перекатившись на спину, Мэттью увидел, как Озарк поднял с пола что-то: банку с оружейным маслом. Железную банку с пластмассовой крышкой. Верзила стоял, обнажив свой член. Сполоснув свои мозолистые руки оружейным маслом так, словно это был одеколон, он потер ими член.
– Пожалуйста, прекратите! Не надо! Нет, нет, нет!..
– Теперь уже слишком поздно поворачивать назад, проповедник. Забирайся в машину, потому что мы с тобой сейчас покатаемся.
То, что произошло дальше, Мэттью запомнил навсегда, хотя он отчаянно старался это забыть. То, как с него сорвали нижнее белье. То, как Озарк рывком перевернул его обратно на живот и с силой шлепнул по заднице, отчего та распухла и наполнилась обжигающей болью. Великан взобрался на него и сказал, что можно кричать сколько душе угодно, все равно никто не услышит, и Мэттью так и сделал: он кричал до тех пор, пока его голосовые связки не превратились в тертую морковь. Он напряг все свои мышцы, стремясь превратиться в компактную морскую звезду, однако Озарк ударил его по затылку, приказывая расслабиться и получить удовольствие. Мэттью почувствовал, как Озарк с усилием проник в него, и боль пылающего хвороста и укусов огненных муравьев разлилась у него внутри. Нефтяное зловоние оружейной смазки ударило его в нос, он ощутил приступ тошноты и подумал, что его вырвет, однако этого не произошло. Верзила дернулся в нем раз пять-шесть, после чего закончил. Вытащив свой член, Озарк оставил Мэттью на бетоне, замерзшего и разгоряченного, дрожащего и окровавленного, жалобно скулящего и учащенно дышащего сквозь отголоски боли, донимающей его подобно призраку.
– Ты принадлежишь мне, – сказал Озарк. – Не Богу. Мне.
И Мэттью с ужасом подумал, что это правда.
51Срочная новость
…Робертс и его ученики старательно собрали тысячи образцов бактерий в ходе последовательных инкубационных циклов. Из этих образцов несколько сот выделили соединения, которые убили по крайней мере одну тестовую бактерию, а некоторые также убили грибок – потенциально это очень важное открытие, поскольку противогрибковых препаратов еще меньше, чем антибиотиков.
15 ИЮЛЯ
Паттерстаун, штат Небраска
Единого сборного пункта у стада не было. И не могло быть; число лунатиков приближалось к пятистам, и они вели себя так, как и всегда, шли вперед, неумолимо рассекая мир, словно выполняя миссию, цель которой была известна им одним. Пастухи, сопровождающие стадо, создавали иллюзию, будто они ковбои, перегоняющие коров, хотя на самом деле верно было обратное. Повелевали всем лунатики.
Ввиду отсутствия одной точки, где можно было бы собраться, пресс-конференцию, устроенную президентом Хант, смотрели не все вместе, на одном экране, а каждый в отдельности, на самых разных устройствах. Не прекращая движение вместе со стадом, пастухи собрались у телефонов и планшетов. Другие отошли в сторону, а те, у кого был доступ к спутниковому интернету, смотрели пресс-конференцию по переносным компьютерам. Некоторые даже по старинке ловили телевизионный сигнал с помощью антенн, установленных на крышах жилых фургонов.