.
Узнав, что мы стали союзниками эмиров, султан Дамаска направил почти четыре тысячи хорошо вооруженных турок в Газу, куда должны были явиться эмиры Египта, ибо хорошо знал, что ежели им удастся дойти до нас, он сможет многое потерять. Но это не помешало королю отправиться в Яффу.
Когда граф Яффы узнал, что подходит король, он подготовил свой замок так, что, казалось, это обороняющаяся крепость; на каждой из бойниц (а их там было около пятисот) висел маленький щит с его гербом и флажок, что представляло собой красивое зрелище, так как герб представлял собой червленый лапчатый крест в золоте.
Мы расположились в поле вокруг замка, стоявшего у моря, и окружили его от одной части берега до другой. Король сразу же принялся возводить новое укрепление вокруг старого замка, меж двух берегов. Там я много раз видал, как сам король, дабы получить отпущение грехов, носил корзину ко рвам.
Эмиры Египта нарушили договор, заключенный с нами; ибо из-за находившихся в Газе воинов дамасского султана они не решились туда прийти. Тем не менее они сдержали данное нам обещание, прислав королю все головы христиан, коих они повесили на стенах каирского замка с тех пор, как были взяты в плен граф де Бар и граф де Монфор; король велел захоронить их в освященной земле. И они передали ему также детей, которые были захвачены, когда король попал в плен; каковой поступок совершили с сожалением, ибо эти дети уже отреклись. И в придачу к этому они прислали королю слона, которого он отправил во Францию.
В то время как мы находились в Яффе, эмир, бывший на стороне султана Дамаска, пришел собрать зерно в деревне в трех лье от войска. Было решено на него напасть. Увидав, что мы подходим, он обратился в бегство. Один молодой слуга благородного происхождения бросился его преследовать и, не сломав своего копья, опрокинул на землю двух его рыцарей; а эмира он ударил так, что сломал об него копье.
Послы египетских эмиров попросили короля назначить им день, когда те смогут приехать к королю, и они прибудут без опоздания. Король решил не отказывать и назначил им день; и они клятвенно обещали королю, что будут в этот день в Газе[339].
Покуда мы дожидались дня, назначенного королем эмирам Египта, в войско прибыл граф д'Э[340], который был оруженосцем, и привез с собой монсеньора Арнуля де Гина, доброго рыцаря с десятью воинами, и двух его братьев. Он остался на службе у короля, и король посвятил его в рыцари.
В этот момент в войско приехал князь Антиохийский с княгиней, своей матерью[341], которому король оказал большую честь и с великим почетом посвятил его в рыцари. Ему было не более шестнадцати лет, но я никогда не видел столь мудрого отрока.
Он обратился к королю с просьбой поговорить с ним в присутствии своей матушки; король ему позволил. Речи, сказанные им королю перед своей матерью, были таковы:
«Сир, понятно, что моя матушка должна меня держать под своей опекой еще четыре года; но несправедливо, чтобы из-за этого она позволила погибнуть или ослабнуть моим землям; и это, сир, я говорю потому, что город Антиохия гибнет в ее руках. Молю вас, сир, упросить ее дать мне денег и воинов, дабы смог я прийти на выручку моим людям, находящимся там, и помочь им. Сир, она должна это сделать; ибо если я останусь с нею в городе Триполи[342], это потребует больших расходов, но эти великие траты, сделанные мною, будут бесполезны».
Король преохотно выслушал его и употребил все свое влияние на его мать, дабы она предоставила князю столько, сколько королю удастся выговорить у нее. Едва князь ушел от короля, как отправился в Антиохию, для которой был совершенным чужеземцем. С согласия короля он разделил свой герб, который был красным, внеся в него герб Франции, ибо король посвятил его в рыцари.
С князем прибыло три менестреля из Великой Армении[343]; они были братьями и отправлялись в паломничество в Иерусалим; у них было три рога. Когда они начинали играть в рога, вы бы сказали, что это голоса лебедей, взлетающих с пруда; и они играли самые нежные и ласковые мелодии, так что чудом было их слушать.
Втроем они совершали удивительные прыжки. Им под ноги подстилали полотно, и они стоя кувыркались, тотчас же становясь на полотно на ноги. Двое кувыркались назад головой, в том числе и старший; а когда ему приходилось делать кувырок головой вперед, он осенял себя крестом; ибо боялся, как бы переворачиваясь, не сломать себе шею.
Дабы такое доброе дело, как память о графе де Бриенне, который был графом Яффаским, не было предано забвению, мы теперь расскажем вам о нем, ибо он держал Яффу в течение многих лет и долго защищал ее всеми силами; а жил он большей частью тем, что захватывал добро у сарацин и врагов веры. Как случилось однажды, когда он одолел множество сарацин, везших огромное количество золотой парчи и шелка, которые он и захватил; и привезя ткани в Яффу, он все поделил между своими рыцарями так, что ему из этого ничего не досталось. По своей привычке он, расставаясь со своими рыцарями, запирался в часовне и долго молился, прежде чем вечером идти спать со своей женой, очень доброй и умной дамой, приходившейся сестрой королю Кипра[344].
Император Персии, носивший имя Барбакан, побежденный одним из татарских князей, как я уже рассказал выше, направился со своим войском к королевству Иерусалимскому и взял замок Тивериада, укрепленный коннетаблем монсеньором Эдом де Монбельяром, который по жене был сеньором Тивериады. Превеликий урон нанес император нашим людям; ибо разрушил все, что встретил за стенами замка Шатель-Пелерен, а также Акры, Сафеда и Яффы. И нанеся сей ущерб, он направился к Газе на соединение с султаном Вавилона, который должен был подойти туда, дабы навредить и помешать нашим людям[345].
Местные бароны и патриарх решили выйти на бой с императором прежде, чем подойдет Вавилонский султан. И в помощь себе они призвали султана Ля Шамеля[346], одного из лучших рыцарей во всем языческом мире, коему они оказали столь великую честь в Акре, что постелили золотую парчу и шелк там, где он должен был пройти. Наши люди с султаном дошли оттуда до Яффы.
Патриарх[347] держал под отлучением графа Готье, потому что тот не хотел ему вернуть одну башню в Яффе, которую называли башней патриарха. Наши люди упросили графа Готье отправиться с ними, чтобы сразиться с императором Персии; и он ответил, что сделает это охотно, но только если патриарх дарует ему отпущение до их возвращения. Патриарх ни за что не соглашался сделать этого; и однако граф Готье выступил и пошел с нами.
Наши люди составили три отряда, из коих один был графа Готье, второй — султана Ля Шамеля, а патриарх и жители страны составили третий; в отряде графа де Бриенна были госпитальеры.
Они скакали, покуда не увидели перед собой своих врагов. Как только наши люди их заметили, они остановились; а враги составляли тоже три отряда. Пока хорезмийцы выстраивали свои отряды, граф Готье подъехал к нашим людям и крикнул им: «Сеньоры, Бога ради, вперед! Ведь остановившись, мы даем им время». И не оказалось там никого, кто захотел бы его послушать.
Увидев это, граф Готье подъехал к патриарху и попросил у него отпущения грехов, как просил ранее; патриарх же ни в какую не хотел его давать.
С графом де Бриенном находился один храбрый клирик, епископ Рамлы, совершивший вместе с графом множество прекрасных подвигов; и он сказал графу: «Сир, не смущайте вашу совесть тем, что патриарх вам не отпускает грехов; ибо он не прав, а правы вы; и я дарую вам отпущение во имя Отца и Сына и Святого Духа. Вперед, на них!»
Тогда они пришпорили лошадей и бросились на отряд персидского императора, который стоял последним. Было тогда превеликое множество убитых с одной и с другой стороны, и там взяли в плен графа Готье; ибо все наши люди бежали столь постыдно, что от отчаянья многие из них потонули в море. Отчаяние охватило их потому, что один из отрядов персидского императора атаковал султана Ля Шамеля, который так защищался против них, что из приведенных им двух тысяч турок у него осталось только двести восемьдесят, когда он покинул поле битвы.
Император решил отправиться осаждать султана в замке Ля Шамель, так как ему казалось, что тот не сможет долго продержаться, потеряв столько своих людей. Узнав об этом, султан пошел к своим людям и сказал им, что пойдет сражаться с врагом; ибо если он допустит, чтобы его осадили, он погибнет. Он повел дело таким образом, что всех своих людей, кто был плохо вооружен, отослал в укрытую лощину; и, едва заслышав бой барабанов султана, они набросились на войско императора сзади и начали убивать женщин и детей.
И, услыхав крики своих людей, император, выехавший в поле, дабы сразиться с султаном, которого он видел своими глазами, повернул в лагерь спасать женщин и детей; а султан бросился на него со своими людьми; все прошло столь удачно, что из двадцать тысяч людей императора не осталось никого — ни мужчины, ни женщины, что не были бы перебиты в сражении или преданы мечу