И я сообщил легату причину, по которой я так поступил; и легат сказал, что я сделал очень хорошо. А король ответил: «Вовсе нет». Между ними завязался жаркий спор, и потому меня оставили в покое.
И я вам рассказал эту историю, дабы вы знали о его великом смирении. Об этом чуде, сотворенном Господом с дочерью вдовы, рассказано в Евангелии, где говорится, что Бог, сотворил его in parte Tyri et Sydonis. Ибо тогда город, названный мною Суром, звался Тиром, а город Сайетта звался Сидоном.
Во время укрепления Сайетты к королю прибыли послы от одного знатного сеньора из глуби Греции, который велел себя величать великим Комнином и сиром Трапезунда[374]. Они привезли королю в дар различные драгоценности. Среди прочего они поднесли ему луки из рога, выемки которых крепились к лукам[375]; и те, кто стрелял из них, говорили, что они очень хорошо срезаны и прекрасно сделаны.
Они попросили короля послать к нему девицу из своего дома в жены их сеньору. И король ответил, что не взял за море ни одну из них; и посоветовал им отправиться в Константинополь к императору, который приходился королю кузеном, и попросить его дать их сеньору жену, которая была бы из рода короля и его рода. И король поступил так, чтобы император вступил в союз с этим знатным и богатым человеком против Ватаца, который был тогда греческим императором.
Королева, которая недавно оправилась после рождения мадам Бланки[376] в Яффе, приехала в Сайетту; прибыла она по морю. Когда я узнал о ее приезде, я встал раньше короля, выехал ей навстречу и довез ее до замка.
И когда я вернулся к королю, который был в часовне, он спросил меня, хорошо ли себя чувствуют королева и ребенок; и я ему ответил, что да. А он мне сказал: «Я прекрасно знал, что раз вы поднялись раньше меня, то поехали навстречу королеве; а посему велел не начинать проповеди до вашего приезда».
И я вам говорю об этом, потому что за пять лет, что я находился подле него, ни я, ни кто-либо другой не слыхали, чтобы он вспоминал о королеве или своих детях; и не хорошо, как мне кажется, быть столь чужим своей жене и детям.
В день Всех Святых[377] я пригласил всех знатных людей войска в мой дом, стоящий у моря; и тут подплыл в лодке один бедный рыцарь с женой и четырьмя сыновьями. Я завел их пообедать в свой дом. Когда мы пообедали, я созвал находившихся там знатных людей и сказал им: «Сотворим великую милость и освободим этого бедного человека от его детей; пускай каждый кого-либо возьмет себе, и я возьму одного из них». Все взяли по ребенку, соперничая друг с другом, дабы получить его. Когда бедный рыцарь это увидел, он и жена расплакались от радости.
И случилось однажды так, что когда граф д'Э вернулся после обеда у короля и зашел повидаться с находившимися в моем доме знатными людьми, он забрал у меня ребенка, которому было двенадцать лет и который ему служил столь хорошо и преданно, что, когда мы возвратились во Францию, граф женил его и посвятил в рыцари. И всякий раз, когда я бывал там же, где и граф, он не мог оторваться от меня и говорил: «Сир, Бог вам воздаст за это! Ибо этой честью я обязан вам». Что же до других его трех братьев, то не знаю, что с ними сталось.
Я попросил короля позволить мне отправиться в паломничество к Тортозской богоматери, куда стекалось множество паломников, так как это был первый алтарь на земле, воздвигнутый в честь Матери Божьей[378]. И много великих чудес творила там Богоматерь; и среди прочих был один одержимый, в тело которого вселился дьявол. Когда его друзья, кои его туда привели, просили Матерь Божью ему даровать исцеление, враг же, сидевший в нем, ответил им: «Богоматерь не здесь, а в Египте, дабы помочь приставшим сегодня к берегу королю Франции и пешим христианам против конных язычников».
Случившееся в этот день было записано и привезено легату, который сам поведал мне об этом. И будте уверены, что она нам помогла; и помогла бы еще больше, если бы мы не разгневали ее и Сына, как я уже говорил.
Король разрешил мне туда съездить и, посоветовавшись, наказал мне купить ему сто кусков камлота различных цветов, дабы поднести кордельерам, когда вернемся во Францию. Тогда мое сердце успокоилось; ибо я подумал, что он здесь долго не задержится.
Когда мы приехали в Триполи, мои рыцари спросили меня, что я хочу сделать из камлота. Я ответил: «Может быть я похитил его, чтобы заработать».
Князь Антиохии устроил нам пышное празднество и чествовал, как только мог; и он поднес бы мне и моим рыцарям богатые дары, если бы мы захотели их принять. Но мы не пожелали ничего взять, кроме мощей, которые с купленным мной камлотом я и привез королю.
Я послал также и мадам королеве четыре куска камлота. Рыцарь, преподносивший их ей, нес их завернутыми в белое полотно. Когда королева увидела, что он входит в ее комнату, то опустилась перед ним на колени, а он в свою очередь встал на колени перед ней; и королева обратилась к нему: «Встаньте, сир рыцарь, ведь вы несете мощи и не должны опускаться на колени». Но рыцарь ответил: «Мадам, это не мощи, а камлот, который посылает вам мой господин». Услыхав это, королева и ее дамы рассмеялись; и королева сказала рыцарю: «Передайте своему сеньору, что я желаю ему недоброго дня, за то, что заставил меня опуститься на колени перед его камлотом».
Тогда как король был в Сайетте, ему принесли камень, расколотый на несколько частей, который был чудеснее всех в мире. Ибо когда поднимали одну часть, меж двух камней можно было увидеть очертания рыбы. Рыба эта была каменной, но глаза, плавники и окраска у нее были, как у живой. Король дал мне камень и внутри я увидел линя коричневого цвета, совсем как настоящего[379].
В Сайетте король получил известие о смерти матери[380]. И он погрузился в такую великую скорбь, что в течение двух дней с ним совсем нельзя было разговаривать. Потом он прислал за мной камердинера. Когда я предстал перед ним в его комнате, где он был один, и он увидел меня, то протянул ко мне руки и сказал: «Ах, сенешал! Я потерял мою матушку!»
«Сир, этому я не удивляюсь, — ответил я, — ибо она смертна, но я удивлен тем, что вы, человек мудрый, впали в такую сильную скорбь; ибо вы знаете, что по словам мудреца, какая бы у человека ни была на сердце печаль, ничего не должно проявляться на лице; потому что тот, кто поступает иначе, доставляет радость врагам и огорчение друзьям».
И много прекрасных служб велел он заказать по ней за морем; а после отправил во Францию целую вьючную лошадь посланий церквам с просьбой молиться за нее.
Мадам Мари де Вертю, очень добрая дама и благочестивая женщина, приехала сообщить мне, что королева охвачена великой печалью, и просила меня съездить к ней, дабы ее утешить. И прибыв туда, я застал ее плачущей и сказал ей, что правду говорят, что не следует верить женщинам: «Ведь умерла женщина, которую вы ненавидели больше всего, а вы по ней так скорбите!» И она мне ответила, что плачет не по королеве, а из-за скорби и мук короля и из-за своей дочери (ставшей впоследствии королевой Наварры), которая осталась на попечении мужчин[381].
Королева Бланка причинила королеве Маргарите немало страданий, поскольку она не терпела, когда ее сын находился у своей жены, разве что вечером, когда он отправлялся с ней спать.
Замок, где больше всего любили жить король и королева (потому что покои короля были наверху, а королевы внизу), находился в Понтуазе.
И они говорили о своих делах на винтовой лестнице, что вела из одних покоев в другие; и устраивались они так, что привратник, завидев входящую в покои сына королеву, стучал жезлом в дверь, и король бегом возвращался в свою комнату, чтобы мать застала его там; и так же поступал привратник королевы Маргариты, чтобы королева Бланка, являясь к ней, заставала ее у себя.
Однажды король находился подле королевы, своей жены, а она была в смертельной опасности после тяжелых родов. Туда явилась королева Бланка и, взяв сына за руку, сказала ему: «Пойдите отсюда, вам нечего здесь делать». Когда королева Маргарита увидела, что мать уводит короля, она вскричала: «Увы! вы не даете мне поглядеть на моего господина ни живой, ни мертвой». И она лишилась чувств, и подумали, что она умерла; и король, решив, что она умирает, вернулся; и ее с великим трудом, привели в чувство.
Когда город Сайетта был уже почти полностью укреплен, король приказал организовать в лагере многочисленные процессии, а под конец легат велел молиться, дабы Бог укрепил короля в его воле, и король поступил бы по Божьему соизволению, решив, то ли ему возвратиться во Францию, то ли остаться здесь.
По окончании процессий, когда я сидел со знатными людьми страны, король отозвал меня во внутренний дворик и повернул меня к ним спиной. Тогда легат мне сказал: «Сенешал, король очень хвалит вашу службу и охотно окажет вам честь и вознаградит вас; и чтобы успокоить ваше сердце, — продолжал он, — король просил меня передать вам, что он завершил свои дела и может отправляться во Францию на наступающую Пасху»