[382]. И я ему ответил: «Да свершит он волю Господню!»
Тут легат поднялся и попросил меня сопроводить его до дома, что я и сделал. Потом мы с ним одни заперлись в его комнате, и он, взяв мои руки в свои, стал очень горько плакать; а когда он смог говорить, то сказал мне: «Сенешал, я очень рад и благодарен Господу, что король, вы и другие паломники избежали великой опасности на этой земле. И я скорблю, оттого что мне придется покинуть ваше благочестивое общество и вернуться к римскому двору, к его бесчестным людям».
«Но я вам скажу, как я думаю поступить: я собираюсь пробыть здесь еще год после вас; и я хочу истратить все свои деньги на укрепление предместья Акры, чтобы всем ясно показать, что из денег я обратно ничего не везу; тогда они не будут преследовать меня».
Однажды я поведал легату о двух грехах, о чем рассказал мне один мой священник; и он мне ответил так: «Никто столько не знает о низких грехах, совершенных в Акре, сколько знаю я; Господу следует отмстить за них так, чтобы омыть крепость Акры кровью жителей; дабы пришли потом сюда другие люди, которые тут и поселятся». Пророчество мудрого человека частично исполнилось, ибо город был хорошо омыт кровью жителей; но еще не явились те, кто должен там поселиться[383]. Да пошлет туда Господь людей добрых и послушных Его воле!
После этих событий за мной послал король и приказал мне и моим рыцарям вооружиться. Я спросил его, зачем; и он мне ответил, чтобы сопровождать до Сура, докуда было семь лье пути, королеву и его детей. Я ни слова не сказал ему, а это было очень опасное предприятие: ведь у нас тогда не было ни мира, ни перемирия, как с эмирами Египта, так и с султаном Дамаска. Благодаря Богу, мы добрались вполне благополучно, к наступлению ночи и без каких-либо помех, когда нам пришлось два раза сходить на землю наших врагов, дабы развести огонь и приготовить пищу для детей, чтобы они поели и отдохнули.
Когда король выехал из города Сайетты, который он укрепил высокими стенами, мощными башнями и глубокими рвами, вычищенными изнутри и снаружи, к нему пришли патриарх и бароны края и сказали ему так:
«Сир, вы укрепили города Сайетту и Цезарею и бург Яффы, от чего Святой земле великая польза; а город Акру вы усилили возведенными стенами и башнями. Сир, мы обсудили и решили меж собой, что, оставаясь здесь, вы не сделаете ничего большего для королевства Иерусалимского; посему мы вам предлагаем и советуем с наступающим постом ехать в Акру и подготовиться к плаванию за море, дабы вернуться во Францию после этой Пасхи»[384].
По совету патриарха и баронов король покинул Сайетту и приехал в Сур, где находилась королева; а оттуда с началом поста прибыл в Акру.
Король повелел в течение всего поста снаряжать для возвращения во Францию корабли, которых вместе с галерами было тринадцать. Суда и галеры были подготовлены, и король и королева сели на свои корабли накануне дня святого Марка, после Пасхи[385]. В праздник святого Марка[386] король мне сказал, что в этот день он родился; а я ему ответил, что он с таким же основанием может сказать, что родился вторично в этот день, коль скоро вырвался из этой опасной страны.
В субботу мы увидели остров Кипр и гору, что стоит на нем и называется Крестовой. В эту субботу землю окутал туман и спустился с суши на море; из-за этого наши моряки думали, что мы находимся дальше от Кипра, чем были на самом деле, так как видели гору над туманом. И посему они плыли беспечно, отчего и случилось, что наш корабль врезался в песчаную отмель в море. А если бы мы не натолкнулись на этот песчаный нанос, то врезались бы прямо в скалы, которых было не видно; и о них наш корабль разбился бы в щепки, и мы бы погибли и утонули.
Едва наш корабль ударился, как поднялся сильный крик, ибо все кричали: «Увы!», моряки и прочие, боясь утонуть, от страха стучали руками. Услыхав это, я встал с постели, на которой лежал, и пошел в башню к морякам. Когда я туда пришел, тамплиер брат Раймон, старшина матросов, сказал одному из своих слуг: «Брось лот». И тот повиновался. И едва бросив его, он вскрикнул: «Увы! Мы на земле». Когда брат Раймон услыхал это, то разорвал на себе одежду и принялся рвать бороду и кричать: «Горе мне, горе мне!»
В это время один из моих рыцарей по имени монсеньор Жан де Монсон, отец аббата Гийома из Сен-Мишеля, проявив великую любезность, без моей просьбы принес мой сюрко, подбитый мехом и набросил мне его на плечи, ибо на мне была только одна рубаха. А я крикнул ему: «Что мне делать с вашим сюрко, что вы принесли, когда мы тонем?» И он мне сказал: «Клянусь своей душой, сир, я лучше соглашусь, чтобы мы все утонули, нежели допущу, чтобы вы от холода схватили болезнь и умерли».
Моряки закричали: «Вон галера! Она идет за королем!» Но из четырех галер короля ни одна не подошла к нам; и они поступили мудро, ибо на корабле было почти восемьсот человек, которые бы все перепрыгнули на галеры ради спасения и таким образом потопили бы их.
Тот, у кого был лот, спустил его во второй раз и, вернувшись к брату Раймону, сказал, что корабль сошел с земли. И тогда брат Раймон пошел доложить об этом королю, который простерся крестом на корабельном мостике, пред распятием Господа нашего, которое было на корабле, совершенно босой, в одной рубахе, с растрепанными волосами, как и подобает тому, кто уверен, что утонет. Едва занялся рассвет, как мы увидали скалу, о которую бы разбились, если бы корабль не врезался в песчаную отмель.
На следующий день король связался с капитанами кораблей, которые прислали четырех подводных пловцов. И те нырнули в море; а когда возвратились, то король и капитаны выслушали их по очереди так, что ни один пловец не знал, что сказали остальные. Тем не менее от четырех пловцов узнали, что при ударе нашего корабля о песчаную отмель песок сорвал с него почти четыре туаза киля, бывшего в основании корабля.
Тогда король позвал капитанов и спросил их, какой совет по поводу полученного нашим кораблем удара они подадут. И те посовещались вместе и предложили королю сойти с этого корабля и пересесть на другой.
«И мы вам даем этот совет, ибо уверены, что все доски вашего корабля расшатаны и опасаемся, что, выйдя в открытое море, он не сможет выдержать ударов волн и развалится. Ведь когда вы плыли из Франции, один корабль тоже получил удар, и когда он вышел в открытое море, то не смог противостоять ударам волн и разломился; а все, кто был на корабле, погибли, кроме одной женщины и ее ребенка, что спаслись на обломке корабля».
И я свидетельствую, что они говорили правду; ибо я видел женщину и ребенка в доме графа де Жуаньи, в городе Баффе, коих граф содержал Бога ради.
Тогда король спросил камергера монсеньора Пьера, монсеньора Жиля ле Брена, коннетабля Франции, и монсеньора Жервеза д'Экрена, что был королевским кухмейстером[387], и архидьякона Никосии, хранителя его печати, ставшего потом кардиналом[388], и меня, что мы ему посоветуем по этому поводу. И мы ему ответили, что в делах земных должно верить тем, кто в этом сведущ: «Поэтому мы со своей стороны вам советуем сделать то, что вам предлагают капитаны».
Тогда король сказал капитанам: «Взываю к вашей искренности — если бы корабль принадлежал вам и был нагружен вашими товарами, сошли бы вы с него?» И они все ответили, что ни за что; ибо они предпочли бы подвергнуться опасности утонуть, чем бросить корабль стоимостью более четырех тысяч ливров. «А почему же вы советуете мне сойти?» «Потому, — ответили они, — что выбора здесь нет; ведь ни золотом, ни серебром не могут оцениваться ни ваша персона, ни персоны вашей жены и детей, которые находятся здесь; а посему мы не советуем подвергать опасности ни себя, ни их».
И король произнес: «Сеньоры, я выслушал ваше мнение и мнение моих людей; так скажу же вам свое: если я покину корабль, то более пятисот человек, находящихся на нем, останутся на острове Кипр из страха перед гибелью (ведь все любят свою жизнь более всего) и может быть, никогда не возвратятся в свою страну. Поэтому я предпочитаю вверить себя, жену и своих детей в руки Господа, чем причинить такой вред столь большому числу людей на корабле».
О большом ущербе, который король причинил бы людям его корабля, можно судить по находившемуся на королевском судне Оливье де Терму; он был одним из наиболее отважных и хорошо проявивших себя на Святой земле людей, каких я только видел. Но он не решился остаться с нами, опасаясь утонуть, и сошел на Кипре, где испытал столько злоключений, что смог вернуться к королю лишь через полтора года; а он был человеком знатным и богатым и мог оплатить свой путь из-за моря. А что делал бы меньший люд, которому нечем было платить, если перед таким человеком оказалось столько препятствий!
Избежавши благодаря Богу этой опасности, мы попали в другую; ибо поднялся такой сильный и страшный ветер, что погнал нас и силой прибил к острову Кипр, где мы чуть не утонули; матросы, чтобы устоять против ветра, бросили якоря и никак не могли остановить корабль, пока не бросили пять якорей. Пришлось разрушить стенку королевской комнаты, и никто не осмелился там оставаться из страха, что ветер снесет его в море. Но в этот момент коннетабль Франции монсеньор Жиль де Брен и я лежали в комнате короля; и тут дверь открыла королева, полагая найти короля у себя.