Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика — страница 71 из 81

Современные историки реконструируют внешний ход событий, полагая, что в этом и заключается смысл истории. Война Чингис-хана с мусульманским миром не сводима только к битвам людей, — сталкивались мифологемы. Средневековые описания этих событий, как правило, воспроизводят ту мифологему, что придает событиям смысл. Если диалог понимать как совмещение мифологем, то, скорее всего, он невозможен. На практике это означает невозможность описать события одновременно глазами противоборствующих сторон. Мусульманский историк ан-Насави называет Чингис-хана врагом Аллаха[853] и тем самым переводит реальное событие в разряд метафизического. Монголы не вели религиозных войн.

Несторианская легенда была осмыслена в крестоносном ключе, что отчасти объясняет ее католический блеск и рыцарскую этикетность. В легенде говорится о битве Чингис-хана с христианским царем Индии. О такой же грандиозной битве сообщает и Марко Поло. В обоих повествованиях победу одерживает Чингис-хан. На этом сходство завершается.

Некий предводитель кочевого племени, подданный пресвитера Иоанна, перешел на службу к монголам. Вскоре с ним произошла удивительная история. Он поднялся на высокую гору и был восхищен на небо. Вертикальное перемещение вверх знаменует попадание в божественный мир. Там он видит короля, восседающего на золотом троне. По левую руку преклонил колена Георгий в рыцарском облачении.

У небесного короля уже была готова программа: «Отправишься отсюда к своему королю и скажешь ему, что ты узрел меня, Того, кто является Владыкой неба и земли; и скажешь ему, чтобы он возблагодарил меня за победу, которую я ему послал над пресвитером Иоанном и его народом. И еще передашь от меня, что я дарую ему могущество, дабы подчинить всю землю». При желании здесь можно увидеть интерпретацию монгольской легенды о Теб Тенгри, загадочной личности в истории возвышения Темучина. «И в то время появился человек, о котором я слышал от надежных монголов, — сообщает Джувайни, — что в лютые холода, которые преобладают в тех краях, он обнаженным ходил по степи и горам, а потом возвращался и рассказывал: „Всевышний говорил со мной и сказал: „Я отдал все лицо земли Темучину и его детям и нарек его Чингис-ханом. Велите ему вершить правосудие так-то и так-то“»[854].

Небесный король предсказывает победу монголов над «императором Персии» (возможно, речь идет о султане Джалал-ад-Дине). Анализируя этот сюжет, Л. Фридман показал, что смысл легенды заключается в получении Чингис-ханом божественного мандата на завоевание мира, что нашло подтверждение в реальных военных успехах[855]. По наблюдению Л. Фридмана, интерес пророчества в том, что это не простое изложение мифа или фольклорный сюжет, а идеологическая легенда, связанная непосредственно с политическими событиями в Святой земле.

Точно такая же имперская программа известна и Григору Акнерци. Повеления Бога Чингис-хану передает золотокрылый орел. «Когда этот безобразный и злонравный народ узнал о том, что Господь повелел ему властвовать на земле, то, собрав войско, он пошел на персов и взял у них один город. Но персы, собрав силы, взяли этот город назад и отняли у них еще их собственный. Тогда татары, сделав воззвание по всем местам, где жили их племена, бросились на персов, победили их и овладели городом и всем их имуществом»[856]. Создается впечатление, что в XIII в. на просторах Евразии не осталось историков, незнакомых в том или ином варианте с монгольской мифологемой Вечного Неба. Спорадические военные кампании монголов были частью космической войны во исполнение воли Неба.

Вернемся к несторианской легенде. Согласно высшей инструкции, предводитель может отобрать для битвы с «императором Персии» всего триста воинов. Против него же выступит триста тысяч воинов. Победа малого числа над великим и будет знаком воли Владыки неба и земли. Соотношение численности войск следует понимать так: триста верных всадников получат поддержку небесного воинства. Мириады невидимых помощников обрушатся на врага и принесут победу. Обычные сообщения средневековых хроник о 100 000 или 500 000 армиях являются проекцией небесных битв на земные сражения. Стотысячные армии — это армии Бога.

Если речь идет о «божественном» послании, как в нашем случае, то небесное воинство останется незримым на земле. Если же послание будет перекодировано и превратится в историческое известие, то мы получим фантастические цифры как реальные. Обычно происходит совмещение тех и других текстов, и тогда свои воины не видят небесных помощников, а враги с ужасом их обнаруживают. Как вариант: свои видят одинокого всадника, громящего вражью силу. Отсюда самый известный ритуал: поединок двух всадников перед началом сражения, который обе стороны расценивали как божий суд.

Как действуют армии Бога, покажу на примере битвы русских со шведами из «Жития Александра Невского»: «Было же в то время чудо дивное, как в прежние дни при Езекии-царе. Когда пришел Сеннахириб, царь ассирийский, на Иерусалим, желая покорить святой град Иерусалим, внезапно явился ангел Господень и перебил сто восемьдесят пять тысяч из войска ассирийского, и когда настало утро, нашли только мертвые трупы. Так было и после победы Александровой: когда победил он короля, на противоположной стороне реки Ижоры, где не могли пройти полки Александровы, здесь нашли несметное множество убитых ангелом Господним. Оставшиеся же обратились в бегство, и трупы мертвых воинов своих набросали в корабли и потопили их в море. Князь же Александр возвратился с победою, хваля и славя имя своего Творца»[857].

В вялотекущих исследовательских спорах о численности средневековых армий, как правило, не учитывается божественная арифметика. Триста тысяч воинов «императора Персии» — число, достойное Владыки неба и земли. Арабский и христианский мир расценил монгольские победы как кару Бога, что и породило миф о несусветных полчищах Чингис-хана.

Несторианскому сюжету о небесном воинстве Чингис-хана соответствует персидский вариант, где Чингис-хан ожидает помощи от ангелов и дивов[858].

В несторианской легенде есть поразительный, на мой взгляд, момент. Из описания неясно, какой Бог сидит на золотом троне. Правда, он представился: «Я, Тот, кто является Владыкой неба и земли». Священники и монахи, верующие в этого Бога, совершают крещение. Очевидно, что небесный король есть Бог христиан-несториан. А где же тогда Тенгри? Функции Тенгри взял на себя небесный король, и теперь он покровительствует Чингис-хану. В этой функциональной размытости образа и заключается болевой момент. Тенгри вытеснен фигурой небесного короля, но замещение не прошло даром: небесный король озабочен успехами только Чингис-хана. Внешне ничего не изменилось, роковые перемены коснулись содержания образа. Несторианский Бог сохранил свой небесный трон и сверкающую свиту взамен на исполнение функций Тенгри. Монгольскую элиту, как известно, внешнее разнообразие чужого религиозного опыта не волновало. Вот как несторианские опыты отразились в практике дипломатических контактов с европейцами. Архиепископ Петр на вопрос о вероисповедании монголов «ответил, что они веруют в единого владыку мира, и когда отправили посольство к рутенам, поручили [сказать] такие слова: „Бог и сын его — на небе, Чиархан — на земле"»[859]. Католическая Европа не поняла сути несторианской утопии. Никакого Бога на небе у монголов не было, поклонялись они Вечному Небу.

Последние хорезмийцы. Комментарий к § 486

Появление монголов в Персии и на Кавказе в 1240 г. в качестве доминирующей военно-административной силы изменило геополитическую ситуацию всего региона. Для тех из современников, кто задумывался о сути перемен, она породила трудно принимаемые вещи. Как в новых условиях ощущали себя местные элиты? Ресурсы и амбиции князей (армянских ишханов, грузинских эриставов и румских султанов) на фоне монгольской мощи выглядели крайне ничтожно. Все их помыслы не шли дальше захвата каких-нибудь соседних крепостей. Грозой для них был хорезмийский султан Джалал-ад-Дин, разбивший грузинское войско[860] и внушавший трепет правителям Рума, однако султан был сметен монголами. Остатки хорезмийского войска, после гибели султана в 1231 г., бежали в Сирию и Египет, где 17 октября 1244 г. нанесли поражение крестоносцам[861]. Это обстоятельство не могло не взволновать западных наблюдателей, поскольку рыцари проиграли хорезмийцам, в свою очередь проигравшим монголам.

Летом 1247 г. западная разведка в лице главы дипломатической миссии доминиканца Асцелина изложила широкий взгляд на ситуацию: «Хорезмийцы, спасаясь от преследования, бежали в пределы Персии, и особенно наводнили город Грузии, Тифлис, где были убиты семь тысяч человек. После того же, когда тартары вошли в эти пределы, хорезмийцы вновь обратились в бегство, пока не нашли убежища в землях султана Турции. А затем, приглашенные султаном Вавилона, правителем Египта, направились в царство Иерусалимское и разбили христиан под Газой, и с соизволения Божьего, множество франков истребили, и святейший Гроб Господень разрушили, а также внутри и за пределами святого города убили еще большее число христиан, и произошло это в 1244 г. от Рождества Христова. Эти же хорезмийцы, после того как сотворили сие с соизволения Божьего и прочую нечестивость, были наконец самим Господом рассеяны по разным местам и уже почти все обратились в ничто»[862]. Святой Град был навеки утрачен для латинского мира[863]