.
Сей прискорбный факт был отмечен и крестоносцем Жаном де Жуанвилем, который дополняет рассказ королевских послов о разгроме султана Джалал-ад-Дина (названного императором Персии) князем, возглавлявшим несторианское войско у монголов: «Он отделил 300 воинов и велел их исповедовать и подготовить к бою и отправился сражаться с императором Персии, и победил его и изгнал из королевства; тот, бежав, добрался до Иерусалимского королевства; и это был тот самый император, который разбил наших людей и взял в плен графа Готье де Бриенна, как вы услышите позднее» (Жан де Жуанвиль. § 486). На самом деле, Джалал-ад-Дин давно уже был мертв, а хорезмийцами командовали несколько эмиров.
События выглядели так. После смерти Джалал-ад-Дина его эмиры и предводители отрядов поступили на службу к конийскому султану Ала-ад-Дину Кей-Кубаду. Это произошло в августе 1231 г. Конийский султанат, используя хорезмийцев, расширил свои владения за счет земель Аййубидов, владетелей Египта. 4 мая 1237 г. Ала-ад-Дин Кей-Кубад был отравлен, а новый султан заточил хорезмийского эмира в тюрьму, где тот и умер вскоре. Войско хорезмийцев поступило на службу к владетелю ал-Джазиры аййубиду ал-Малику ас-Салиху. В течение десяти лет (1237–1246) хорезмийские военные силы играли важную роль в событиях, происходивших на Ближнем Востоке. В основном они занимались грабежами и вымогательством. В 1241 г. хорезмийцы были разгромлены объединенными силами сирийских наместников. В 1244 г. их вновь пригласил на службу владетель Египта ал-Малик ас-Салих, против которого выступили владетель Дамаска и владетель Хомса в союзе с крестоносцами. Конное войско хорезмийцев стремительно прошло через Палестину, разгромив несколько городов. 11 июля 1244 г. хорезмийцы захватили Иерусалим, перебили в нем всех христиан, извлекли из церквей мощи святых и сожгли как церкви, так и мощи. В цитадели Иерусалима укрылось шесть тысяч госпитальеров и тамплиеров. При посредничестве владетеля Карака ал-Малика ан-Насира они выговорили себе возможность уйти из города. Но когда рыцари удалились от Иерусалима, хорезмийцы напали на них и перебили почти всех. До Яффы добралось только 300 рыцарей.
Сирийские Аййубиды в войне с египетской ветвью Аййубидов пошли на военный союз с крестоносцами. Противники встретились в сражении 17 октября 1244 г. близ Газы. На правом фланге сирийских Аййубидов стояли крестоносцы: 1500 конных рыцарей. Этим войском командовал правитель Тира Филипп де Монфор и граф Яффы Готье де Бриенн. Левый фланг занимали войска владетеля Карака, а центр — войска владетеля Хамы. Когда хорезмийцы и египтяне разгромили войско Хамы, они окружили крестоносцев и взяли в плен 800 рыцарей. Тогда же попал в плен и Готье де Бриенн.
В мае 1246 г. взбунтовавшиеся хорезмийцы потерпели сокрушительное поражение в битве с войсками Египта, часть отрядов подалась в Египет, а часть перешла на службу к монголам. На таком фоне начался крестовый поход Людовика IX (1245–1254).
Арабский шейх Усама ибн Мункыз (середина XII в.), не раз охотившийся на диких кошек в сирийской пустыне, рассказывает несколько удивительных случаев со львами. Охота на львов была истинным мужским развлечением. Всадники встречали льва, вооружившись копьем. «Я выдержал со львами много боев, которых мне не перечесть, — признается Усама ибн Мункыз, — и убил из них стольких, что никто не может в этом сравниться со мной, хотя во многом другом у меня есть соперники; я приобрел такой опыт и умение в бою со львами, какого не имеет никто, кроме меня. Скажу еще, что львы, как и другие дикие животные, боятся сынов Адама и бегут от них. Лев беспечен и ленив, пока не ранен, а когда поллучит рану, то действительно становится львом; тогда-то и следует его бояться»[864]. Охотничий прием, описанный Жуанвилем, он не упоминает.
1. Обычай клятвы на крови не был ни половецким, ни монгольским; это общестепной обычай. Еврейский путешественник XII в. раби Петахия Регенсбургский описывает обычай клятвы на крови, который он наблюдал у половцев, кочующих около Днепра: «В этой земле не ходят иначе, как с провожатым. Вот каким образом каждый из сынов Кедара (половцы) связывает себя клятвою со своим спутником. Он втыкает иголку в свой палец и дает тому, кто должен с ним идти, высосать выступившую кровь, и с той минуты он становится как бы его плотью и кровью. Есть у них еще и другой род клятвы: наполняют медный или железный сосуд в форме человеческого лица, и пьют из него оба, странник и провожатый; после чего провожатый никогда не изменит своему спутнику»[865].
Рашид-ад-Дин также утверждает, что «монгольский обычай таков, что они приносят друг другу клятву кровью», и описывает, как Он-хан, налив в рог немного крови, послал одного из своих нукеров к Джочи-Касару для заключения клятвы[866]. Клятва на крови редко описывается в монгольских письменных источниках, скорее всего, в силу своей широкой известности[867].
2. В приписке к Люксембургской рукописи книги Иоанна де Плано Карпини сохранились сведения венгерских послов о том, что великий хан Гуюк начал подготовку к западному походу. «А король Бела, взволнованный и устрашенный этими услышанными разговорами, дал своего сына, [уже] избранного королем, в мужья дочери короля команов[868], причем свадьба была заново отпразднована в Венгрии. А во время этой свадьбы десять команов сошлись для клятвы над собакой, разрубленной надвое мечом, по их обычаю, — [клятвы в том], что будут отстаивать землю венгров также, как верные [люди венгерского] короля, против тартар и варварских народов»[869].
Рашид-ад-Дин описывает клятву, «крепче которой нет среди монгол. Клятва эта заключается в следующем: они вместе зарубают мечом жеребца, быка и кобеля и [при этом] говорят: „О господь неба и земли, слушай, какую клятву мы приносим! Эти [самцы] — корень и мужское начало этих животных. Если мы не сдержим своего слова и нарушим договор, пусть мы станем такими же, как эти животные"»[870].
Речь идет о кипчакском войске, которым предводительствовал хорезмийский султан Джалал-ад-Дин, поэтому франки называли их хорезмийцами. Красный цвет полотнищ знамен был излюбленным цветом у тюрков[871]. Навершие делалось из конских грив. Влияние степной культуры отразилось на древнерусских знаменах, на которых ниже навершия крепился яркого цвета бунчук (челка стяговая). На миниатюрах она окрашена в багряный цвет[872].
У Жуанвиля речь идет о растении под названием асклепиада (Calotropis procera R. Br.); сахаристая манна выделяется в ее узлах и соцветиях. Сахаристую манну также собирали с тамариска и верблюжьей колючки. Дело в том, что эти растения не выращивали, они произрастают сами по себе. То есть это дикие растения.
В 1279 г. францисканец Салимбене видел собрата по ордену, Иоаннина ди Олле, который вернулся из Египта и среди прочих чудесных вещей привез в стеклянном сосуде манну. Это обстоятельство подтолкнуло Салимбене к сравнениям манны со многими вещами: «Манна похожа на росу и на иней, и на белое семя кориандра, и на муку, и на мед. Все это не лишено тайны и прекрасно может соответствовать Сыну Божию»[873] (Салимбене де Адам. Хроника, с. 372).
Александр Григорьевич ЮрченкоСмерть последнего халифа
Зимой 1258 г. Багдад был сокрушен монгольской армией, а багдадский халиф ал-Муста‘сим (1242–1258) был предан. Весть об этом событии в лагерь Людовика в Палестине, укреплявшего город Сайетту (Сидон, Сайда), принесли купцы. Сообщалось, что хан приказал посадить халифа в клетку и морить голодом. Назидательный характер беседы между этими персонажами является самым поразительным моментом драмы. Хана интересует, почему его противник не потратил золото на воинов. Жан де Жуанвиль принимает этот эпизод за чистую монету. Нас же интересует, почему эта версия нашла столь широкий отклик. Ссылка Жана де Жуанвиля на источник сведений, являясь единственной в своем роде, указывает на два обстоятельства: смерть халифа была мифологизирована почти мгновенно и произошло это в подвижной культурной среде.
Всех современников, без исключения, в истории смерти последнего халифа интересовала судьба его сокровищ. Сочувствия к халифу не проявил никто. Уступив монголам, халиф утратил реальный облик. Бездарный и слабовольный персонаж почти мгновенно стал жертвой старинной легенды. Легенда без остатка поглотила то немногое, что делало халифа исторической фигурой.
Как выглядит насильственная смерть наместника Аллаха через призму магического противостояния рода Аббасидов и рода Чингис-хана? Кто и с какой целью сочинил нелепую историю о смерти халифа в клетке, наполненной золотом? Ситуация с историческими свидетельствами такова: открытому, публичному варианту назидательного наказания противостоит сообщение осведомленного придворного историка Рашид-ад-Дина о тайном умерщвлении халифа ал-Муста‘сима и его сыновей.
Был ли у халифа шанс остаться в живых? Согласно так называемому пророчеству Чингис-хана касательно сроков войны и покорения мира знатные противники должны уничтожаться. Пророчество было записано францисканцем Бенедиктом Поляком летом 1246 г. в кочевой ставке великого хана Гуюка. Оно гласит: «И приходят они, чтобы сражаться непрерывно в течение восемнадцати лет, и они не остановятся до тех пор, пока не останется [в живых] ни знатного, ни императора, ни королей»; «Он [Чингис-кан] также установил, чтобы [тартары] покорили все земли мира, и не заключали бы мира ни с кем, разве только те сами открыто и безоговорочно не сдадутся им, и на этот случай приказал щадить простых людей, а всех более знатных умерщвлять»