Подробный рассказ Рашид-ад-Дина (1247–1318), отражает монгольскую версию событий. В начале 1257 г. монгольские войска достигли Асадабада и Хулагу еще раз послал гонца с приглашением халифу. Халиф отказывался, отправив письмо с обещаниями, посулами и просьбой, чтобы Хулагу-хан повернул назад. Халиф обязался вносить в монгольскую казну назначенную сумму. Хулагу пошутил в ответном послании: «Раз мы прошли такой путь, то как можно, не повидавшись возвращаться обратно. После приема, свидания и беседы мы с его разрешения пойдем назад».
Мусульмане, бежавшие от монголов в Индию, рисовали утопическую картину, которая сегодня воспринимается как неудачная шутка. Ал-Джузджани, рассказывая об осаде Багдада, сообщает следующее: «Когда эмир Абу-Бакр [сын багдадского халифа ал-Мустасима] вышел и прибыл в лагерь Хулаву [Хулагу], то все его войско — неверные и мусульмане, устроило [торжественную] встречу и соблюло обычаи почетного приема. По прибытии его во дворец Хулаву, последний шагов на сорок вышел ему навстречу, оказал ему почет и, усадив его против собственного места, присел перед эмиром Абу-Бакром на колени уважения и сказал: „Я пришел выразить покорность и намерен подчиниться. Берка, дядя мой, принял мусульманство из рук шейха Сейф-ад-Дина Бахарзи Сахури (?). Я также хочу сделаться мусульманином и спросил своих эмиров, кто самый великий из мусульман. Они указали мне на его величество халифа. Я пришел [сюда], чтобы принять мусульманство из рук повелителя верующих"»[881].
Вернемся к рассказу Рашид-ад-Дина. В конце января 1258 г. монголы сомкнули кольцо вокруг багдадских стен, набросали вал, установили камнеметы и начали осаду. Обстрел крепостных стен велся железными пороховыми снарядами (те хо пао)[882]. Для мусульман это было ошеломительной новостью, на которую современные историки не обратили внимания[883].
Хулагу приказал написать шесть ярлыков: «Мы-де пощадим казиев, ученых, шейхов, потомков Алия, аркаунов[884] и тех людей, что не будут воевать с нами». Грамоты привязали к стрелам и пустили с шести сторон в город. Такая рассылка посланий породила ситуацию, в которой одна подробность кажется вымышленной. От града монгольских стрел нельзя было укрыться даже в халифском дворце. Багдадский историк Ибн ал-Фувати, очевидец событий, сообщает: как-то халиф сидел и играл с маленькой арабкой, вдруг в окно влетела стрела и убила малышку. На стреле было написано: «Когда Аллах желает вынести свой [окончательный] приговор, он отнимает у мыслящих разум их»[885].
В первых числах февраля монголы овладели верхом всей стены восточной стороны. Халиф отчаялся и заявил о желании покориться. Он выслал к монголам послов со скудными дарами на том основании, что если послать их множество, то это будет доказательством страха, и враг осмелеет. Хулагу не обратил внимания на послов и они вернулись ни с чем. На следующий день вышел старший сын халифа с множеством даров, но пользы от этого не было. Вскоре вышло багдадское войско, и в нарушение договоренности было перебито за пределами города. Ханду-битикчи, одному из старших эмиров, попала стрела в глаз, и Хулагу приказал поспешить взятием Багдада. Он повелел ходже Насир-ад-Дину отправиться к Воротам Ристалища для дарования пощады народу. Сулейман-шаха, главного звездочета халифа, казнили со всеми подначальными людьми и последователями. Группа, обеспечивавшая астрологическими прогнозами противников монголов, была уничтожена.
Халиф вышел из города со всеми тремя сыновьями. С ним было три тысячи человек сейидов, имамов, казиев, вельмож и сановников города. «Он повидал Хулагу-хана, и государь не проявил никакого гнева, а ласково и любезно расспросил [о здоровье] и затем промолвил халифу: „Скажи, чтобы жители города сложили оружие и вышли, дабы мы произвели им счет". Халиф послал в город, чтобы кликнуть клич сложить жителям оружие и выходить. Горожане толпами, сложив оружие, выходили, и монголы их убивали. Было повелено, чтобы халиф, [его] сыновья и родичи разбили шатры у ворот Кальваза, в лагере Китбуга-нойона. К ним приставили нескольких монголов. Халиф уже воочию видел свою гибель и сожалел о своем неблагоразумии и что не слушал советов. Среда 7 числа месяца сафара [13.11] была началом поголовного грабежа и убийства. Войска разом вошли в город и предавали огню сырое и сухое, кроме домов немногих аркаунов и некоторых чужеземцев. В пятницу 9 числа месяца сафара [15.11] Хулагу-хан въехал в город для осмотра дворца халифа. Он расположился во [дворце?]… и пировал с эмирами. Он повелел призвать халифа и сказал: „Ты-де хозяин, а мы гости, покажи-ка, что у тебя есть для нас подходящего". Халиф понял правду этих слов, задрожал от страха и так перепугался, что не мог припомнить, где ключи от хранилищ. Он приказал сломать несколько замков и поднес на служение две тысячи халатов, десять тысяч динаров и сколько-то редкостных предметов, усыпанных драгоценными камнями украшений и жемчуга. Хулагу-хан не оказал им внимания, все подарил эмирам и присутствовавшим и сказал халифу: „Богатства, которые у тебя на земле, они явны и принадлежат моим слугам, а ты скажи о схороненных кладах, каковы они да где". Халиф признался в [существовании] водоема полного золота посредине дворца. Его разрыли, и он оказался полным червонного золота, все в слитках по сто мискалей. <…> Вышел указ, чтобы впредь резню и грабеж приостановили, потому-де, что Багдадское царство наше. Всем сидеть [на месте] по-прежнему и каждому заняться своим делом. Уцелевшим от меча багдадцам жизнь была пощажена. Из-за смрадного воздуха Хулагу-хан в среду 14 числа месяца сафара [20.11] выехал из Багдада и остановился в селениях Вакф и Джалябийя. Он отправил эмира Абд-ар-Рахмана на завоевание области Хузистан и приказал призвать [к себе] халифа. Тот воочию узрел злые признаки своей судьбы, очень испугался и спросил вазира: „Как помочь нашему делу?" [Вазир] в ответ сказал: "Борода наша долга". Он имел в виду то, что в начале события, когда он посоветовал отправить богатый груз и отразить [тем] бедствие, даватдар сказал: "Борода у вазира долга" — и предостерегал от этого дела, а халиф послушал его слова, и мероприятие вазира отменил. Словом, халиф потерял надежду на жизнь и попросил разрешения отправиться в баню и свершить положенное по закону омовение. Хулагу-хан приказал, чтобы он отправился с пятью монголами. [Халиф] сказал: „Я не прошу сопровождения пяти ангелов, мучающих грешников в аду", — и прочел два-три стиха из касыды, начало которой таково: „Поутру у нас был дом словно рай, а вечером мы оказались без дома, как будто вчера не были так богаты". В конце дня, в среду 14 числа месяца сафара лета 656 [20.11.1258] в деревне Вакф дело халифа прикончили вместе со старшим сыном и пятью слугами, которые при нем состояли. На другой день казнили прочих, которые стояли с ним у ворот Кальваза. Ни одного Аббасида, кого нашли, не оставили в живых, кроме немногих, которых включили в счет. Мубарекшаха, младшего сына халифа, подарили Олджей-хатун. Хатун отослала его в Мерагу, чтобы он находился [там] при ходже Насир-ад-Дине. Ему дали в жены монголку, и он от нее имел двух сыновей. В пятницу, 16 числа месяца сафара [23. II], среднего сына халифа отправили к отцу и братьям, и власть халифов из рода Аббасидов, которые восседали [на престоле] после рода Омейядов, пресеклась»[886].
Багдадский историк Ибн ал-Фувати полагает, что Хулагу приказал убить халифа без пролития крови. Ал-Муста‘сима казнили 14 сафара. Закатав в грубошерстный ковер, его забили насмерть ногами, а затем закопали, сровняв могилу с землей[887]. Убийство знатного лица без пролития крови — это магический акт. Чингизидов по приговору родственников казнили без пролития крови. Вот типичный пример из книги Марко Поло. В военном конфликте Хубилая с его младшим родичем Наяном, последний был разбит. «Узнал великий хан, что Наян взят в плен, и приказал его умертвить. Убили его вот как: завернули в ковер, да так плотно свили, что он и умер. Умертвили его так, потому что не хотели проливать на землю крови царского роду, на виду у солнца и неба»[888]. Если принять на веру сообщение Ибн ал-Фувати, то можно заключить, что халифа умертвили и секретно захоронили по-монгольскому обычаю. Возможно, таким способом хотели избежать активизации вредоносной силы. Как в таком случае объяснить, что монголы не побоялись разграбить мавзолеи аббасидских халифов?
Смерть через удушение была привилегией знатных лиц. Согласно «Тайной истории монголов», конфликт между Чингис-ханом и Джамухой закончился ритуальной смертью последнего. «Чингис-хан сказал: „Передайте Джамухе, что позволено ему умереть без пролития крови, согласно его просьбе!" И отдал приказ: „Дайте ему умереть без пролития крови, и не бросайте на позорище его прах и предайте погребению с подобающей почестью". Тут же после кончины Джамухи и погребли его прах, „подняли кости его"».
Григор Акнерци описывает случай, когда монгольские царевичи отказались признать приказ каана Менгу о назначении Хулагу правителем Ирана и были преданы смерти. «Когда аргучи Мангу-хана убедились в том, что эти четверо [из царевичей] не только не желают повиноваться, но еще намерены сопротивляться Гулаву, то приказали: подвергнуть их ясаку, т. е. задушить тетивой лука: по их обыкновению, только этим способом можно было предавать смерти лиц ханского происхождения»[889]. Возвращаясь к ритуальному убийству халифа, приведу выразительное свидетельство ан-Насави: когда хорезмийский султан Джалал-ад-Дин приказал убить своего взбунтовавшегося вазира Шараф ал-Мулка, то гибель последнего, по словам ан-Насави, была смертью, достойной знатного человека. Слуги султана спросили вазира: «Что ты предпочитаешь — удушение или меч?». Он ответил: «Меч лучше!». Они сказали: «Владык не убивают мечами, и удушение для тебя легче!». Вазира задушили, а затем отрубили ему голову и отнесли ее султану