Книга будущих командиров — страница 16 из 36

За победы в сражениях Великой Отечественной войны полководцам и командирам вручено около пятисот пятидесяти орденов Кутузова I степени, около двух тысяч шестисот орденов II степени и свыше двух тысяч орденов III степени.

Михаил Илларионович Кутузов.

Орден Кутузова I степени.

Новая война с Турцией началась в 1806 году. Шла она безуспешно. И в 1811 году главнокомандующим русской Молдавской армии был назначен Кутузов. Задача перед ним стояла трудная: принудить Турцию к миру, пока не началась война с Францией. Всем уже было ясно, что Наполеон, покоривший Западную Европу, вот-вот двинется на Россию, «…я буду господином мира, – хвалился император, – остаётся одна Россия, но я раздавлю её». Как мы теперь знаем, у Кутузова до 1812 года – года наполеоновского нашествия – оставалось совсем мало времени.

Молдавская армия насчитывала 46 тысяч человек – сила немалая. Но войска эти были разбросаны на тысячекилометровом пространстве вдоль левого берега Дуная. На правом берегу в крепости Рущук стоял небольшой русский гарнизон. Рущук был единственным опорным пунктом русских на турецкой стороне.

Турки подготовили к сражению две армии: 60 тысяч под командованием верховного визиря Ахмет-бея и 25 тысяч под командованием Измаил-бея.

Ахмет-бей намеревался захватить Рущук, затем перейти Дунай и дать русским генеральное сражение у Бухареста. Туда кружным путём, чтобы ударить в тыл, должен был поспеть уже находившийся в пути Измаил-бей.

Кутузов, имевший хорошую разведку, знал планы турок. Но подтянуть к Рущуку войска не успел. Ахмет-бея он ждал всего с 15 тысячами. Правда, у русских было 114 орудий, у неприятеля – 78.

Русские встретили турок в поле перед крепостью. Они сдержали все атаки турецкой конницы и в решающий момент вместе с гарнизоном Рущука контратаковали. Неприятель бежал, потеряв до пяти тысяч человек. Русские при этом потеряли убитыми и ранеными около 500 солдат.

Как и Суворов, Кутузов всегда стремился не просто отогнать неприятеля, а уничтожить его. Однако в этот раз он приказал вернуть конницу, бросившуюся преследовать турок. Больше того, к удивлению всех, он отдал новый приказ: взорвать укрепления в Рущуке и всем войскам переправиться на левый берег Дуная.

Такого не ожидал никто. Царь был разгневан, товарищи недоумевали – отдать даром единственную крепость противнику! Кутузова упрекали в нерешительности, чуть ли не в трусости, забыв, что был он человеком большой храбрости: под Алуштой шёл впереди отряда со знаменем на позиции турок, при штурме Очакова и штурме Измаила сражался в самой гуще боя.

Ахмет-бей, укрывшись в укреплённом лагере, ждал атаки русских. Когда пришла весть об уходе Кутузова за Дунай, он просто растерялся от радости. В конце концов верховный визирь послал в Константинополь победное донесение. В ответ пришли награды за разгром русских. Поздравление визирю прислал и сам Наполеон: его замысел навязать России одновременно две войны, казалось, сбывался.

Суворов о Кутузове говорил: «Умён, умён, хитёр, хитёр… Никто его не обманет». И на этот раз ни свои, ни противник (что было самым важным) не поняли, к чему ведёт дело полководец. А он и не думал отказываться от уничтожения армии противника. Он придумал для этого вернейшее средство. И должно было пройти какое-то время, чтобы оставленный туркам Рущук стал для них дверцей в западню.

Бой у Рущука 22 июня.

Как рассуждал Кутузов? Рассуждал он так: «Добить армию Ахмет-бея нечем, нет войск для этого. Но и спугнуть противника нельзя. Так пусть противник думает, что он силён, а мы его боимся. В такой уверенности, вполне вероятно, он кинется за нами на левый берег Дуная. Он из Рущука не уйдёт совсем – оставит там гарнизон. По частям противника бить способнее и вернее. Получат своё и те, что перейдут за реку, и те, что останутся в крепости. Правда, мнение обо мне самом изменилось, думают обо мне теперь плохо. Но я снесу всё. Выгода Отечества превыше моей собственной выгоды…»

Ахмет-бей поверил в то, что он победитель. Ведь в такое верить очень приятно. И как победитель он объяснил уход Кутузова слабостью русских, их большими потерями, недостатком боеприпасов, продовольствия. Но что-то удерживало визиря в Рущуке. То ли его беспокоило положение армии Измаил-бея, которую задерживали боями небольшие русские отряды. А может быть, были у него мрачные предчувствия. Лишь через два месяца, собрав 70 тысяч, Ахмет-бей приказал начать переправу.

Наблюдая за неприятелем, плывшим через Дунай, Кутузов сдерживал своих: «Пусть переправляются, только перешло бы их на наш берег побольше».

40 тысяч турок на левом берегу Дуная спешно возводили укреплённый лагерь, чтобы оттуда начать наступление. А в это время выше по течению в строгой скрытности на правую сторону переправлялся отряд генерала Маркова. В нём было 5000 пехоты, 2500 конницы и 38 орудий. Маркову надлежало внезапной атакой разгромить турок на правом берегу.

Удар русских конников, подкреплённый атакой пехотных каре, ошеломил турок. Просто в голову никому не приходило, что русские могут оказаться у Рущука, когда на другом берегу им грозит сам Ахмет-бей. Неприятель в короткое время был разгромлен и бежал.

Генерал Марков без промедления установил пушки у Дуная против турецкого лагеря и начал обстреливать его с тыла. Ударила по туркам артиллерия и с фронта. По реке – сверху и снизу – подошли 14 русских военных кораблей. Корабельные орудия повели обстрел неприятельских позиций с флангов.

Ловушка захлопнулась. Ахмет-бей был окружён.

Армия неприятеля частью была уничтожена, частью сдалась в плен. Турции ничего не оставалось, как просить мира у России.

Европа ахнула, узнав, чем кончилось сражение у Рущука. Легко представить, как был обескуражен и разгневан Наполеон, недавно поздравлявший Ахмет-бея с победой. «Поймите этих болванов турок, – возмущался император, – у них дарование быть битыми. Кто мог ожидать и предвидеть такие глупости!»

Разгром турецкой армии в октябре.

Наполеон напрасно в таком тоне говорил о турках. Через год с небольшим он, великий полководец, военный гений, сам оказался в подобном положении. Сражение у Рущука повторилось в сражении под Москвой – только размеры его были гигантскими. После Бородинской битвы Кутузов отступил к Москве и, как это ни было горько, отдал столицу неприятелю. Но Наполеон вошёл в неё, как Ахмет-бей в Рущук, уже побеждённым.

«Я баталию выиграл прежде Москвы, – говорил сам Кутузов, – но надобно оберегать армию, а скоро все наши армии, то есть Тормазов, Чичагов, Витгенштейн и ещё другие станут действовать к одной цели и Наполеон долго в Москве не пробудет».

Высокомерие, самовосхищение, близость господства над всем миром густым туманом скрыли от ума Наполеона близившуюся катастрофу. И опять, как при Рущуке, ни свои, ни чужие не понимали действий Кутузова. Только сам старый фельдмаршал знал наперёд, чем всё кончится, и мужественно ждал, когда истечёт положенное время. Так ждут взрыва мины с часовым механизмом: враг самодоволен, враг ещё опасен, но участь его уже предрешена.

Русский народ, армия и её великий полководец положили конец честолюбивым мечтам Наполеона о мировом господстве, о разделе России между его союзниками. С жалкими остатками своего воинства он едва унёс ноги из русской земли.

* * *

Бывают бои на ринге, когда боксёр наносит противнику один за другим новые и новые удары. Ошеломлённый противник не успевает ни защищаться, ни разумно отходить. Угроза его поражения нарастает на глазах, как снежный ком. Нокаут! Это суворовский почерк.

Но бывают бои, когда боксёр будто бы не торопит события, он сближается с противником, но каждый раз уходит. Противнику начинает казаться, что с этим медлителем можно покончить разом, он даже «знает», куда должен попасть решающий удар. Но он не ведает того, что мысль о таком ударе не его собственная – она внушена ему соперником. И когда он бьёт в уязвимое, казалось, место, оно оказывается защищённым, а открывается в этот момент он сам. Нокаут! Неожиданный, как гром среди ясного неба. Это кутузовский почерк.

КТО СОЗДАЁТ СТРАТЕГМЫ

ИЛИ КТО МОЖЕТ СТАТЬ ПОЛКОВОДЦЕМ

Каждый человек хочет быть счастливым. Счастье – понятие очень большое, и о нём можно говорить много. Но несомненно одно – без любимого дела, которое выбрано на всю жизнь, счастливым не будешь. Поэтому очень важно не ошибиться с выбором такого дела.

Здесь пойдёт разговор о том, какими качествами должен обладать командир, полководец, – о том, кто может быть военачальником. Примерь эти качества на себя, как примеряют новый костюм, посмотри, «идёт» ли он тебе. Конечно, «костюм» будет ещё велик, и, чтобы он стал впору, надо вырасти, развить способности и свойства характера, которые, может быть, есть у тебя сейчас.

ОПАСНОСТЬ – СТИХИЯ ПОЛКОВОДЦА

Нигде человека не подстерегает столько опасностей, как в бою. Взрываются бомбы и снаряды, свистят пули, дым застилает траншеи, и сама земля дрожит и колеблется под ногами…

Разно держат себя люди в такой обстановке.

Один прилип к дну окопа и молит бога, чтобы тот спас его: о боге он никогда не думал, но в эти минуты ухватился за бога, как утопающий за соломинку.

Штыки и багинет.

Второму тоже страшно. Но он гонит страх от себя; вот уже и нет страха, есть только чувство какой-то огромной ответственности, что-то должно вот-вот случиться… И второй озирает из-за бруствера поле, выглядывая ту точку, где грянет это единственно важное за всю прожитую и всю будущую жизнь событие. Просвистела пуля – он не вздрогнул, не присел: если просвистела, значит, пролетела мимо, он знает это и может трезво об этом судить.

А третий? Третий внешне тоже спокоен, но если увидеть его глаза, они выдадут приподнятое волнение и выдадут чёткую работу мысли: он много размышлял над тем, где ждать атаки неприятеля, и вот теперь в грохоте и гуле, когда всё пришло в движение – и земля и небо, – он ясно и верно увидел опасное место и уже решил, как закрыть слабину, больше того – он знает, что делать потом, после предрешённого уже теперь отхода врага, как преследовать и как гнать его…

Третий не струсил в бою, третий не просто победил страх, к третьему в бою пришло, как в тишине приходит к поэту, вдохновенье, состояние наивысшей работоспособности.

Первый будет никудышным солдатом, второй – хорошим солдатом, у третьего, несомненно, военный талант, удел третьего быть командиром, полководцем.

Есть люди, которые при опасности начинают действовать необыкновенно энергично. Опасность не страшит их, наоборот, воодушевляет. Понять это не всегда просто, как непонятно многим желание лермонтовского «Паруса»: 

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой,

А он, мятежный, ищет бури,

Как будто в буре есть покой.

И другой поэт, Пушкин, утверждает: 

Есть упоение в бою.

Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья –

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волненья

Их обретать и ведать мог.

Военный (с мечами) орден Святой Анны.

Именно таким человеком был Суворов. Отстранённый от военных действий, он писал знакомому: «Здоровьем поослаб, хлопот пропасть… Коликая бы мне милость, если бы дали отдохнуть хоть на один месяц, то есть выпустили бы в поле. С божьей помощью на свою бы руку я охулки не положил». Другое письмо из Финляндии, где он строил крепости: «Мне лучше 2000 человек в поле, чем 20 000 в гарнизоне».

Военный (с мечами) орден Снятого Владимира.

По меньшей мере два десятка раз Суворова подстерегала смерть. Во время штурма Ландскроны у Суворова были прострелены мундир и шляпа. В бою за немецкий город Гольнау он был ранен картечью в ногу и грудь. При штурме Очакова пуля попала в шею и застряла около затылка… Каждый новый бой грозил чем-то подобным, но всю жизнь до самой старости полководец сам искал опасность, потому что опасность была стихией, в которой он чувствовал себя свободно и радостно, как буревестник среди грозовых туч.

«Наполеон, по мере возрастания опасностей, становился всё энергичнее», – пишет историк Тарле. «Талант его возрастал в крайней опасности», – писал Наполеон о своём маршале Массене.

Итак, первое качество, которым должен обладать командир и полководец, – это способность ясно и вдохновенно мыслить в обстановке крайней опасности. И уж конечно, не бояться самой опасности.

Но надо признать, во втором случае история допускала исключения. Французского маршала Тюренна, которого Суворов ценил очень и очень высоко, в бою часто охватывала нервная дрожь. И он сам себе сказал однажды: «Ты дрожишь, скелет? Ты дрожал бы гораздо больше, если бы знал, куда я тебя поведу…»

ДЛЯ ПОЛКОВОДЦА НЕТ МЕЛОЧЕЙ

Военный теоретик Клаузевиц относил умственную деятельность главнокомандующего к числу наиболее трудных, какие только выпадают на долю человеческого ума. Нельзя не согласиться с ним, ведь полководец должен одновременно быть и учёным-теоретиком и администратором-практиком. Как теоретик он продумывает военную операцию, ищет наиболее верные способы ведения войны; как практик он готовит войска и с ними исполняет намеченные планы.

В начале книги уже были примеры великолепных военных действий, которые поражают глубиной творческой мысли и конечными результатами. Это сражение Эпаминонда при Левктрах, Ганнибала – при Каннах, Александра Македонского – при Гавгамелах-Арбелах, Суворова – на Рымнике, Кутузова – при Рущуке. А сейчас мы рассмотрим вторую сторону полководческой деятельности – практическую, так как только способность полководца ясно представлять будущую операцию и в целом, и в самых мелких деталях приносит победу.

По словам Тарле, Наполеон, затевая самые грандиозные и труднейшие походы, зорко следил за всеми мелочами и при этом нисколько в них не путался и не терялся – «одновременно видел и деревья, и лес, и чуть ли не каждый сучок на каждом дереве».

Он занимался башмаками для солдат, хлебными нормами, количеством повозок, нужных для армии, числом ординарцев при генералах разных рангов…

Наполеон такую способность ценил в себе самом и в своих помощниках. Он писал о Стенгеле: «В нём сочетались все качества молодости с качествами зрелых лет. Это был настоящий боевой генерал. За два или три дня перед смертью, когда он первым вошёл в Лезеньо, туда несколькими часами позже прибыл главнокомандующий, и что бы последний ни потребовал, всё было уже готово: дефиле, броды разведаны, проводник найден, священник и почтмейстер опрошены, сношения с жителями налажены, в различных направлениях высланы шпионы, письма с почты захвачены, и те из них, которые могли дать сведения военного характера, переведены и просмотрены…»

Стремительный Суворов, девизом которого было «глазомер, быстрота, натиск!», которого современники прозвали генералом Вперёд, кропотливо обдумывал все мелочи. Вот несколько строк о составе штурмующих колонн из «Распределения к штурму Измаила»:

«…2-я колонна под командой господина генерал-майора и кавалера Лассия, составленная из четырёх батальонов Екатеринославского егерского корпуса;

за ними резерв (построенный) в каре – один Белорусский егерский батальон.

Впереди оной колонны: 128 стрелков с их начальниками, за ними 50 человек рабочих, из них 30 с топорами, 10 с кирками и 10 с лопатками;

по флангам у рабочих нести восемь трёхсаженных лестниц, потом 300 семифутовых фашин для наполнения ими рва по длине в две фашины, дабы по ним спуститься в восемь рядов».

Как видно, полководец совершенно ясно представлял действия, которые развернутся на укреплениях. Он рассчитал, что тридцати солдат с топорами будет достаточно, чтобы срубить колья палисада, а десяти кирок и десяти лопат – чтобы сровнять крутизну вала на пути колонны егерей.

Чуть позже Суворов пишет «Прибавление» к ранее отданному приказу. Какие-то детали, по его мнению, остались неучтёнными, вернее, неуточнёнными. Так он уточняет: «Всем казакам, определённым к штурму, иметь короткие дротики для способнейшего действия оными». Штурм Измаила начинается на рассвете по сигналу ракетой – так записано в приказе. В «Прибавлении» добавляется: «Ракетами приучать бусурман, пуская оные в каждую ночь во всех частях перед рассветом». Смысл дополнения ясен – сбить с толку неприятельских наблюдателей, не дать им установить начало штурма.

Не эта ли тщательность в «мелочах» помогла Суворову и его войскам совершить невозможное – взять неприступный Измаил!

Итак, второе качество, которым должен обладать командир и полководец, – умение держать в мыслях заботу о главном и второстепенном и даже стостепенном. Образно говоря, на линейке полководца, которой он намечает путь к победе, должны быть деления от самого крупного до микрона. 

РЕШИТЕЛЬНОСТЬ ПОЛКОВОДЦА

Как бы хорошо ни действовала разведка, полководец никогда не будет иметь в своём распоряжении всех сведений о противнике. «Война – область недостоверного; три четверти того, на чём строится действие на войне, лежит в тумане неизвестности» (Клаузевиц). Но если совершится чудо и самые достоверные и полные данные окажутся в руках полководца, всё равно для него останется «в тумане неизвестности» само поведение противника в предстоящем сражении. Ведь «…с неприятеля нельзя взять расписки, что он даст себя побить» (Драгомиров) . И полководцу часто остаётся одно – дерзать, идти на риск.

Чтобы пойти на риск, нужна решительность.

За решительность – особенно в начале дела, когда далеко ещё до итога – легко принять необдуманность и даже безрассудство. Пример «решительности», оказавшейся безрассудством, показал Фридрих Великий в битве с армией русских при Кунерсдорфе. Начало сражения складывалось в пользу пруссаков, почти весь левый фланг русских был уничтожен. И заносчивый, самоуверенный полководец не стал считаться с тем, что русские стойко отражают атаки, что у них достаточно сильных и свежих резервов. Торопясь полностью уничтожить противника, Фридрих бросил в атаку все силы. Но когда атака была отбита, сдержать натиск русских, ударивших в штыки, было уже нечем. Началось паническое бегство, и целая неприятельская армия перестала существовать. На грани гибели оказалось само Прусское государство.

«Я несчастлив, что ещё жив, – писал тогда Фридрих. – Из армии в 48 тысяч человек у меня не остаётся и 3 тысяч. Когда я говорю это, всё бежит, и у меня уже больше нет власти над этими людьми… У меня больше нет никаких средств, и, сказать по правде, я считаю всё потерянным».

Чем же отличается настоящая решительность от мнимой? Тем, что отчаянная смелость полководца сочетается с глубокой осторожностью и осмотрительностью. Великие полководцы были одновременно смелыми и осторожными. «Если и случается иногда, что 17 000 человек разбивают 25 000, то это не оправдывает безрассудства тех, кто без оснований вступает в такой бой. Когда армия ожидает подкреплений, утраивающих её силы, она не должна ничем рисковать, чтобы не сорвать успеха, вполне вероятного после сосредоточения всех её дивизий» – это сказал Наполеон-осторожный. А Наполеон-смелый говорил: «Бывают моменты, когда нужно сжечь все корабли, подтянуть все силы для решительного удара и сокрушительной победой уничтожить противника; для этого приходится рискнуть даже и временным ослаблением коммуникационной линии».

Смелость Суворова не имела границ. Но он не был бы великим полководцем, если бы забывал об осторожности. Решительность Суворова, до сих пор поражающая человеческое воображение, всегда вырастала от двух корней – осторожности и смелости.

Самой великой своей победой полководец считал взятие Измаила. Да и во всей истории вряд ли можно найти подобный подвиг. Измаил был окружён рвом глубиной 10 и шириной 15 метров, валом высотой до 10 метров и протяжённостью 6 километров. На валу стояло 260 орудий, гарнизон крепости насчитывал 35 тысяч человек (а русских было только 30 тысяч). К этому надо прибавить, что укрепления были построены очень расчётливо, их возводили под руководством французских и немецких военных инженеров.

Получив назначение командовать войсками под Измаилом, Суворов приехал в русский лагерь на донской лошадке, следом ехал казак с узелком, в котором лежали вещи полководца. После осмотра позиции и изучения обстановки Суворов написал главнокомандующему Потёмкину: «Обещать нельзя; божий гнев и милость зависят от его провидения». Единственный раз Суворов не дал прямого ответа – «можно». Но тем не менее он решился овладеть крепостью. Это было смелое, мужественное решение. От исхода штурма зависело положение России, на земли которой зарились многочисленные враги, а главное – сокрушительный удар получила бы Турция.

Но в чём же заключалась осторожность Суворова? В плане штурма. Основной удар должны были нанести колонны (две трети всех сил) со стороны Дуная, высадившись на берег с судов, – там турки меньше всего ожидали нападения. Колонны же, наступавшие с суши, должны были заставить неприятеля растянуть свои войска по длине всего вала. Но самой большой осторожностью надо считать постройку точной копии измаильских укреплений. На них несколько ночей подряд «репетировался» предстоящий штурм. Люди в установленном порядке подходили ко рву, бросали в него фашины, переходили по ним так же, как нужно было переходить в назначенную ночь, сапёры рубили палисады, солдаты связывали лестницы, приставляли их к валу, взбирались на вал, занимали там отведённые для них места. Днём солдаты учились штыковому бою.

Опасаясь утечки сведений, Суворов до крайнего срока не делал различия между основными и вспомогательными колоннами, внушал всем мысль, что штурм будет проведён равномерно по всему фронту. В его расчёты даже входило, чтобы такую информацию получили турки.

Штурм крепости начался на рассвете. В 8 часов утра был взят вал, и бои закипели в городе. К 11 часам дня уже определился исход сражения. Вечером Измаил был полностью в руках русских.

«Военные добродетели, – писал Суворов, – суть (есть): отважность для солдата, храбрость для офицера, мужество для генерала». Этим великий полководец подчёркивал, что военачальнику мало быть отважным и храбрым, он должен быть ещё и мужественным – способным на дерзкие решения.

Итак, командир, полководец имеет ещё одно качество – решительность, основанную на смелости и осторожности.

ПОЛКОВОДЕЦ УВАЖАЕТ ПРОТИВНИКА

Можно и нужно ненавидеть противника, при этом совершенно необходимо уважать его.

Целые поколения прусских и немецких военачальников вошли в историю как люди, отличавшиеся высокомерным отношением к неприятелю. Рядом с их именами в истории стоят и названия мест, где они потерпели сокрушительные поражения. К примеру: Фридрих Великий и Кунерсдорф.

Осенью 1806 года наполеоновские войска за три недели захватили всю Пруссию, разгромив при этом 150-тысячную армию.

Одной из причин успеха французов было опять-таки высокомерие прусского командования. Пруссия, объединившись с Россией, Австрией и Швецией против Наполеона, объявила себя ударной и решающей силой коалиции. Она отвергла план, по которому прусской армии следовало отойти с Эльбы на Вислу для соединения с русскими, чтобы затем объединёнными силами начать контрнаступление. Дух пренебрежения к противнику был так велик, что один из составителей прусского плана войны с французами счёл возможным употребить такие слова: «…подобно бурному потоку наша армия низвергает все плотины, противопоставляемые ей с фронта, и как туман рассеются все фланговые движения врагов».

В историю вместе с этим бахвальством вписано имя главнокомандующего герцога Брауншвейгского и два города: Иена и Ауэрштедт – свидетели страшного разгрома пруссаков.

Если нет уважения к противнику, не будет большого желания изучать его, вникать в его планы, разгадывать его намерения и замыслы. А между тем «ничто не делает полководца более великим, как проникновение в замыслы врага» (Макиавелли).

Высокомерные пруссаки считали, что противник должен действовать так, как на его месте действовали бы они сами. Герцог Брауншвейгский перед тем, как погубить свою армию (сам он тоже был убит при Ауэрштедте), почему-то считал, что французы будут ждать в обороне его наступления, и в соответствии с этим строил свои планы. Наполеон поступил иначе – двинул войска в наступление первым.

Впоследствии Наполеон писал с удивлением и даже с обидой: «Это был странный способ суждения обо мне лично, о моей позиции, о моём прошлом. Как можно было, в самом деле, думать, что полководец, устремившийся с быстротой орла на соединённые силы Австрии и России, погрузится в сон за Майном перед изолированными силами второстепенной державы (Пруссии. – А. М.) –в особенности тогда, когда у него были сильные мотивы для решительных действий (против пруссаков. – А. М.) до прибытия русских и до пробуждения австрийцев».

Фридрих Великий, герцог Брауншвейгский были храбрыми, по-своему умными полководцами, они хорошо знали военное дело. Но, может быть, главное их несчастье состояло в том, что они свои победы над слабым противником воспринимали как истинные и великие. Пруссаки часто воевали с австрийцами. О том, какой это был противник, можно судить по тому, что австрийское правительство однажды наградило своего главнокомандующего Дауна медалью с надписью: «Продолжай побеждать медлительностью». Если бы приписать туда «нерешительностью», то характеристика Дауна была бы законченной.

Серебряная георгиевская груба для подачи сигналов. Вручалась отличившимся полкам русской армии.

Привыкнув к медлительному и нерешительному противнику, который избегал сражений, пруссаки наивно полагали, что русские под Кунерсдорфом и французы под Иеной и Ауэрштедтом будут держать себя так же.

Георгиевское знамя. Им в русской армии награждались особо отличившиеся полки.

Поучительна судьба самого Наполеона. Он побеждал, пока считался с противником. В 1807 году, после ряда блестящих побед над союзниками, Наполеон сказал своему брату Люсьену: «Я теперь всё могу…» И очень скоро наступил 1812 год, когда гениальный полководец, растеряв всю армию на Смоленской дороге, с позором был выброшен из России. Позже, находясь в ссылке на острове Святой Елены, он сам причиной катастрофы назвал «несчастную веру в свою звезду и манию постоянно верить в слабость противника».

Сложный, но прямой характер был у Суворова. И заслужить его уважение было непросто. Тут он не считался ни с чинами, ни со званиями. Приглашённый австрийцами в Вену, он ехал по улицам в коляске и на приветствие толпы «Виват Суворов!» отвечал: «Виват Иосиф!», хотя император Иосиф умер и страной правил Франц. Русский посланник пытался поправить его, но фельдмаршал махал рукой и твердил: «Помилуй бог, всех не упомню…»

По дороге в Вену Суворов останавливался в Митаве, где жил бежавший от Наполеона претендент на французский трон, будущий король Людовик XVIII. Прежде чем заехать к нему, полководец отправился в казарму к солдатам и пообедал там из полкового котла.

Не делал Суворов исключения и для собственных монархов. Когда Екатерина после смотра войск в Кременчуге спросила полководца, чем его наградить, тот ответил:

– Давай тем, кто просит, ведь у тебя и таких попрошаек, чай, много… Прикажи, матушка, отдать за квартиру моему хозяину: покою не даёт.

– А разве много? – спросила императрица.

– Много, матушка, – ответил Суворов, – три рубля с полтиной.

Екатерина уплатила деньги, придав ответу Суворова вид шутки. В этот раз Суворову всё сошло; он получил и подарок: табакерку с бриллиантами, хотя твёрдо считал, что награды надо давать не за парады, а за сражения.

Что же касается неприятеля, то Суворов, умея бить его, умел и уважать. Когда Наполеон только начинал победное шествие по Европе, Суворов на вопрос, кого он считает лучшими полководцами, ответил: Цезаря, Ганнибала, Бонапарта (Наполеона). Дав такую оценку, Суворов до конца жизни мечтал сразиться с этим полководцем.

– Я почитаю божеским наказанием, что до сей поры ни разу не встретился с Бонапартом, – говорил он.

Крепостное орудие.

В Северной Италии, при городе Нови Суворову пришлось вести сражение с французским полководцем Моро. Суворов, атакуя левый фланг неприятеля слабыми силами, надеялся, что Моро, легко отбив атаку, прикажет преследовать отходящих и выйдет из гористых оврагов, удобных для обороны, на равнину. Но Моро не сделал этого. «Моро понимает меня, старика, – сказал тогда Суворов, – и я радуюсь, что имею дело с умным военачальником».

Штуцеры – нарезные ружья.

После сражения с турецким десантом у Кинбурна, где чаша весов дважды склонялась в сторону турок, Суворов говорил о неприятеле: «Какие же молодцы, с такими я ещё не дрался…»

Полководец преследовал в Польше отряд Пулавского. Неприятельский командир хитроумным манёвром заставил русских посчитать арьергард за основные силы и тем сохранил своё войско. Суворов восхитился искусством Пулавского и послал ему в подарок свою любимую фарфоровую табакерку.

«Никогда не пренебрегайте вашим противником, но изучайте его войска, его способы действия, изучайте его сильные и слабые стороны» – такой завет оставил Суворов.

Итак, командиру, полководцу необходимо уважение к противнику, как оружие для уничтожения этого противника.

УПОРСТВО ПОЛКОВОДЦА

Полководец придумал план сражения. Отдал приказ войскам. Тысячи и тысячи людей – и тех, кто будет сражаться, и тех, кто обеспечивает сражение из тыла, – всё пришло в движение. Но противник препятствует осуществлению этого плана. У него тоже ведь есть план, который предусматривает совершенно противоположные цели. Значит, чтобы исполнить задуманное, нужно быть упорным и стойким, уметь преодолевать неожиданные и грозные препятствия.

По словам современников, упорством выше человеческого обладал Суворов. Это действительно так. Альпийский поход, где к трудностям военным прибавились трудности природные, великолепное подтверждение тому.

Вот что писал о походе сам полководец в донесении Павлу I:

«Войско… прославившееся храбростью и мужеством на суше и на морях, ознаменовывает теперь беспримерную неутомимость и неустрашимость и на новой войне, на громадах неприступных гор… На каждом шагу в сём царстве ужаса зияющие пропасти представляли (собой) отверстые и поглотить готовые гробы; дремучие, мрачные ночи, непрерывно ударявшие громы, льющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах с каменьями, с вершин низвергавшихся, увеличивали сей трепет… Все опасности и трудности преодолеваются, и при такой борьбе со всеми стихиями неприятель, гнездившийся в ущелинах и неприступных выгоднейших местоположениях, не может противоустоять храбрости войска, являющегося неожидаемо на сём новом театре. Он всюду прогнан. Войска проходят через тёмную горную пещеру Урзерн-Лох, занимают мост, удивительною игрою природы из двух гор сооружённый и проименованный Тейфельбрике (Чёртов мост). Оный разрушен неприятелем, но сие не остановляет победителей; доски связываются шарфами офицеров, по сим доскам бегут они, спускаются с вершин в бездны и, достигая врага, поражают его всюду. Напоследок надлежало восходить на снежную гору Винтнер-берг, скалистою крутизною все прочие превышающую; утопая в скользкой грязи, должно было подыматься посреди водопада, низвергавшегося с рёвом и низрывавшего страшные камни и снежные и земляные глыбы, на которых много людей с лошадьми летели в преисподние пучины, где многие убивались, а многие спасались. Всякое изложение недостаточно к изображению картины природы во всём её ужасе».

Урзерн-Лох – Урзернская дыра – представляла собой туннель в скале длиной 50 и шириной около 2 метров. Перед входом французы установили пушку, которая била вдоль тропы. Достаточно вспомнить оборону Фермопильского прохода спартанцами, чтобы представить упорство русских солдат, овладевших такой позицией.

Французы потеряли в этих сражениях в четыре раза больше людей, чем русские. Был убит французский генерал, другой пленён, русские захватили неприятельское знамя. Даже в самые ужасные минуты у Суворова не было мысли об отступлении. А самое главное, такой мысли не было ни у офицеров, ни у солдат. И упорство победило.

Один из лучших наполеоновских маршалов, Массена, с которым Суворов сражался в Альпах, сказал, что он «отдал бы все свои победы за один Швейцарский поход Суворова».

Упорству противника полководец противопоставляет сверхупорство. Такое сражение было у Суворова с турками при Кинбурне. Эта крепость охраняла Черноморское побережье и устье Днепра – выход России к южным морям. Суворов располагал небольшим гарнизоном и 28 пушками, когда семнадцать турецких кораблей начали высаживать десант на оконечности Кинбурнской косы. Полководец не стал мешать высадке и отправился с офицерами в церковь.

– Сегодня день праздничный: покров, – сказал он, – пойдём к обедне. Пускай их вылезают.

Поведение полководца объяснялось просто: десант нужно было уничтожить, а не отбить, иначе турки сделали бы новую попытку. К тому же на оконечности косы русские попали бы под огонь 600 корабельных орудий.

Турки высадились, перекопали занятую часть косы пятнадцатью рядами траншей и после этого пошли на штурм крепости.

Крепость встретила наступавших картечью, из ворот вышла пехота и ударила в середину, казачья конница налетела на фланги. Турки бежали. Сразу было занято десять траншей. Но тут русские попали под обстрел с кораблей. Войско, состоявшее наполовину из новобранцев, покатилось к крепости. Были ранены почти все батальонные командиры. Под Суворовым убило лошадь, и он пешим отходил с арьергардом.

Суворов остановил отступавших. Теперь под натиском русских пятились турки. Но дело приняло прежний оборот, как только бой достиг зоны, поражаемой корабельными орудиями. Потери русских были большие, кончились патроны. Суворова ранило в грудь картечью, и он потерял сознание. Когда Суворов пришёл в себя, его глазам снова открылась картина отступления русских солдат. Турки увозили к себе захваченные пушки.

Собрав войска и приведя их в порядок, полководец приказал контратаковать в третий раз. Тут он ввёл в дело резерв – 400 пехотинцев и 900 кавалеристов, – который берёг весь день. Одновременно на турецкие корабли напал единственный русский корабль и заставил некоторые из них отойти от берега. Обстрел с моря не был уже таким губительным, казаки по отмели зашли в тыл десанту.

Суворов вечером был снова ранен – в руку. Он несколько раз терял сознание, но не бросил руководить сражением.

Турки, зажатые с двух сторон, изнурённые непрерывным, упорным боем, больше не смогли держаться. Они бежали в море, там их поражали картечью.

Русские потеряли в этот раз 450 человек, у турок же из 5 тысяч на корабли добралось только 700. Упорство в Кинбурнском сражении проявили обе стороны, но выдержка русских оказалась сильнее, и победа стала им наградой.

Итак, командир, полководец должен быть упорным, исполняя свои намерения, свой план. С военным планом получается, как с трудной задачкой: есть упорство – не через час, так через два решишь её, нет упорства – бросишь на полпути. Школьнику такое грозит двойкой, полководцу – поражением.

ГИБКОСТЬ ПОЛКОВОДЦА

С каким металлом можно сравнить планы полководца? С железом? Оно слишком мягкое. Железный прут согнёшь в руках. С чугуном? Он чрезмерно хрупкий. Чугунный брус разбивается ударом молотка.

Планы полководца подобны стали – прочной, но гибкой.

Сталь, железо, чугун близки по своему составу. Рядом же стоят упорство и упрямство. И эта близость опасна для полководца. Если к упорству прибавить лишнюю дозу самолюбия, эгоизма, зависти, зазнайства, оно тут же превращается в упрямство.

Как бы ни был упорен полководец, он не должен допустить, чтобы упорство перешло в упрямство, в исполнение плана вопреки разуму. Он должен вносить в план изменения по ходу боя.

Суворов при Нови, слабо атакуя левый фланг французов, думал выманить их ложным отступлением из гор на равнину. Моро, как уже известно тебе, разгадал его замысел и не стал этого делать. Тогда Суворов ещё раз атаковал левый фланг сильнее, чтобы заставить Моро перебросить туда помощь из центра и этим ослабить центр. Французы действительно подкрепили левый фланг, и Суворов приказал атаковать центр. Но атака не удалась: Моро, оказалось, снял войска не из центра, а с правого фланга. Как только это стало очевидно, Суворов внёс в свой план новую поправку – он атакует правый, ослабленный фланг и добивается блестящей победы: русско-австрийские войска потеряли 8 тысяч, французы – 17 тысяч, было захвачено 39 пушек из 40, которые имел неприятель. «Таким образом продолжалось 16 часов сражение упорнейшее, кровопролитнейшее и в летописях мира, по выгодному положению неприятеля, единственное», – доносил Суворов Павлу I.

Переход Суворова через Альпы. С картины В. Сурикова.

Ну а если бы Суворов все 16 часов атаковал левый фланг французов? Занимая защищённые позиции, французы истребили бы его войска ружейным и артиллерийским огнём. На это им хватило бы и половины того времени.

Очень просто разницу между упорством и упрямством объяснил Ленин. «Если бы армия, убедившись, что она неспособна взять крепость штурмом, сказала бы, что она не согласна сняться со старых позиций, не займёт новых, не перейдёт к новым приёмам решения задачи, – про такую армию сказали бы: тот, кто научился наступать и не научился при известных тяжёлых условиях, применяясь к ним, отступать, тот войны не окончит победоносно».

Пример упрямства опять найдётся у прусских военачальников. В битве под Иеной 60-тысячная армия Наполеона разбила 35-тысячную армию пруссаков, которой командовал принц Гогенлоэ. И когда эти войска перестали существовать – часть была убита, часть пленена, часть разбежалась, к Иене «подоспел» генерал Рюхель с 12 тысячами солдат. Он не придумал ничего лучшего, как предложить французам новое сражение. Участь 12 тысяч была той же, что и 35. Разница заключалась лишь только в том, что Рюхель был разгромлен мгновенно.

Итак, командир, полководец меняет свой план с изменением обстановки. По-другому это можно сказать так: ты решил перейти реку по мосту, но мост унесло. Что же, возвращаться? Нет. Ты ищешь брода и переходишь реку. Если брода нет, ты переправляешься вплавь. Если река тут широка, находишь узкое место и плывёшь. Не умеешь держаться на воде? Свяжи камыш, плыви на нём. Может случиться, что ты воспользуешься остатками моста, где бродом пройдёшь, где поплывёшь, но всё равно ты переправишься на другой берег.

ПОЛКОВОДЕЦ УМЕЕТ ПРЕДВИДЕТЬ

Предвидеть – значит предугадывать. Этим человеческим качеством каждый из нас пользуется в жизни. Одни предугадывают лучше, другие хуже. Тут многое зависит от знания предмета, от количества информации о нём, от точности в её оценке и, конечно, от особых способностей того, кто предугадывает.

Совершенно необходима способность предугадывать, предвидеть полководцу. Ведь, как уже говорилось, на войне многое остаётся неизвестным, неясным, а к ответу его вызывает строгий экзаменатор – противник.

Драгомиров считал главным свойством, отличающим талантливого полководца от посредственного, именно лёгкость разгадки характера и намерений противника.

Наполеон Бонапарт получил генеральский чин после того, как сбылось его предвидение в сражении за Тулон, захваченный англичанами. Тогда его звали ещё только по фамилии, он ещё не провозгласил себя императором Наполеоном и был начальником артиллерии в республиканских войсках.

На совете, который обсуждал план освобождения Тулона, Бонапарт настаивал на захвате двух батарей, которые назывались Эгильет и Балагье. Он утверждал, что, лишившись их, англичане уведут из Тулонской гавани свои корабли, больше того, они оставят город, уничтожив в нём все запасы. Бонапарт подтверждал свою мысль расчётами, по которым выходило, что отмеченные им батареи «смогут обстреливать бомбами, гранатами и ядрами всю площадь большого и малого рейда».

В сражении батареи были захвачены, тут же англичане вывели из гавани корабли, а город подожгли.

Но, может быть, совпадение было случайным? Нет. В руки французов попал протокол военного совета англичан. В нём было записано: «На запрос военного совета у артиллерийских и инженерных офицеров, имеется ли на большом и малом рейдах хоть один такой пункт, где могла бы стать эскадра, не подвергая себя опасности от бомб и ядер с батарей Эгильет и Балагье, эти офицеры ответили, что не имеется».

Бонапарт был хорошо образованным артиллерийским офицером, знание артиллерии помогло ему найти ключевые позиции врага, захват которых прямо вёл к победе.

Наполеон умел ставить себя на место противника. Как артист «вживается» в роль, играя купца, чиновника, царя, так и Наполеон «вживался» в своего противника.

Прежде чем сыграть, к примеру, царя Ивана Грозного, актёр прочтёт всё, что написано о нём и его времени, просмотрит вещи, которыми тогда пользовались, одежду, которую носили, узнает обычаи тех лет. И Наполеон прежде изучал характер противника, его привычки, особенности. После такого тщательного изучения ему было просто предугадать, как будет действовать неприятель при разных обстоятельствах.

Фридрих Великий тоже пытался думать за противника. Но высокомерие не позволяло ему перевоплотиться в неприятельского командира. Эту роль он играл как бездарный актёр. Вставая на точку зрения неприятеля, он в своих рассуждениях всё равно оставался прусским королём.

Всегда хороню знал и понимал состояние неприятеля Суворов. Это знание помогло ему одержать дерзкие победы: только в двух-трёх сражениях из шестидесяти Суворов имел численное превосходство над врагом, все остальные сражения он провёл с меньшим войском и ни разу не был побеждён. С 25 тысячами он разбил при Рымнике 100 тысяч турок. Удивительно даже, как он решился на такое сражение! Но всё дело в том, что полководец по многим признакам понял, что противник не готов сражаться, противнику нужен ещё день-другой, чтобы закончить устройство укреплений, собрать в одном месте рассредоточенные силы. Ты можешь судить по себе, как непросто бывает отправиться, к примеру, в поход в субботу, если он был назначен на воскресенье: хлеб ещё не куплен, кеды у приятеля, надо починить лямку вещевого мешка… и настроение не то.

Говоря о предвидении, давайте ещё раз вспомним сражение Суворова при Нови. Там Суворову не удалось выманить французов ложным отступлением из гор на равнину. Выходит, Суворов плохо знал характер неприятельского полководца? Нет, дело в том, что командовать французами был назначен молодой и горячий генерал Жубер, а Моро должен был уехать из Италии – в наказание за предыдущее поражение его переводили на другую должность. Моро случайно задержался у Нови. А Жубер, при первых выстрелах примчавшийся на свой левый фланг, был сразу убит шальной пулей. Он только успел прошептать: «Наступайте! Всегда наступайте!» Командование взял на себя Моро, о чём Суворов узнал не сразу. Он-то, осторожный, уравновешенный, вынужденный действовать чрезвычайно осмотрительно, приказал своим оставаться на горных позициях и не пускаться в заманчивое, но опасное преследование противника.

Как применяться к противнику, объяснит пример из спорта. Бегун на длинные дистанции англичанин Пирри был непобедим, пока не встретился с нашим Куцем. Куц заметил, что Пирри всю дистанцию бежит ровно, а у финиша делает рывок, на несколько десятков метров уходя от соперника. Тогда Куц решил «отобрать» эти метры у Пирри с самого начала и не отдавать их до конца. Англичанин, конечно, не знал об этом. Когда наконец наступило время его знаменитого рывка, Куц уже финишировал.

Наполеон как-то нанёс поражение одному австрийскому генералу. Противник был очень «удобным» для французского полководца, ему было известно до тонкостей, как тот «бежит свою дистанцию». Наполеон начал расхваливать битого. Слухи о высокой оценке генерала дошли до австрийского правительства, и генерал был назначен на высокий военный пост – как же, сам Наполеон его боится! В ближайшем же сражении войско австрийцев было снова разбито, а сам генерал попал в плен.

Необыкновенным даром предвидения обладал фельдмаршал Кутузов. Вспомни его отступление из Рущука сразу же, как он отогнал от этого города турок. Зная характер противника, он был убеждён, что турки после такой неожиданности двинутся в наступление против русских, распылив свои силы: часть бросят за Дунай на армию Кутузова, а часть оставят в городе – на другом берегу реки. Так ведь оно и случилось.

В 1812 году столкнулись два великих мастера предвидения – Наполеон, двинувший в Россию 600-тысячную армию, и Кутузов. Мастерство Кутузова оказалось выше.

Никто: ни во всей Европе, ни в царском окружении и верхушке армии в России – не верил, что Наполеона можно остановить. Верил в это – и знал как – только Кутузов. «Будут они ещё у меня лошадиное мясо есть…» – сказал он в самую трудную пору отступления.

Предвидение Кутузова основывалось на знании своей родины. Он видел, что против захватчиков подымается весь народ. А против народной войны не устоять никому. Он говорил партизанскому командиру Денису Давыдову: «Действуй, как ты действуешь: головою и сердцем; мне нужды нет, что одна покрыта шапкой, а не кивером, а другое бьётся под армяком, а не под мундиром».

Наполеон, разгадывая полководцев, зная характер целых армий, не считался с народом. «Кто надеется на народ, – говорил он, – тот в заблуждении…» Между тем в заблуждении пребывал сам Наполеон. Он начинал походы, предводительствуя войсками революционной Франции, угнетённые в странах Европы ждали французских солдат как освободителей от королей и императоров. Но буржуа Наполеон Бонапарт «постепенно превратился из защитника свободы и равенства, солдата революции в апологета волчьих законов, агрессора и палача народов» (А. Манфред). Получив генеральское звание из рук революции, он переродился в её ярого врага, стал императором, организатором захватнических войн. Русскому народу он нёс иноземное иго. И чем это кончилось, всем известно. Наполеон, как писал Энгельс, «пошёл на Москву и тем самым привёл русских в Париж».

Итак, командир, полководец умеет предвидеть действия противника, для чего на время перевоплощается в противника и смотрит на события его глазами.

ВРЕМЯ ПОЛКОВОДЦА

Трудно вообразить, какие грандиозные изменения произошли в военном деле от первых войн до наших дней. Стрелы, меч, щит – раньше, теперь – танк, ракета, ядерное оружие. Но есть одно, цена чего не упала с тех пор, а, наоборот, многократно возросла. Это нестареющее оружие – время.

Удивительно владел временем Суворов. Ему он посвятил и самые вдохновенные слова, ставшие афоризмами:

– Мгновение даёт победу.

– Одна минута решает исход баталии, один час успех кампании, один день судьбы империи.

– Я действую не часами, а минутами.

– …деньги дороги, жизнь человеческая ещё дороже, а время дороже всего.

В знаменитой суворовской формуле победы: «глазомер, быстрота, натиск!» – всё основано на времени.

Глазомер – умение охватить глазом поле боя, оценить неприятеля и мгновенно принять решение.

Быстрота – сделать в одно и то же время гораздо больше, чем неприятель: преодолеть большее расстояние, произвести больше выстрелов из пушек.

Натиск – соединить силу с быстротой и тем увеличить сокрушительность удара.

Суворов научил и своих закалённых солдат ценить время превыше всего. Поэтому он мог, не рисуясь, сказать: «У меня нет медленных и быстрых маршей. Вперёд! И орлы полетели».

Свой самый быстрый марш Фридрих Великий провёл со скоростью 18 вёрст в сутки, французский полководец Макдональд – 33 версты. Суворов под Фокшанами преодолел 50 вёрст за 28 часов, под Треббией 80 – за 36 часов, под Рымником по размытой дороге, под проливным дождём он прошёл за двое суток 100 вёрст. Когда турецкий шпион доложил великому визирю, что появился Суворов, тот не поверил и приказал повесить распространителя ложных слухов.

Если взятие Измаила называют вершиной суворовской решительности, то вершиной суворовской быстроты надо считать сражение при Треббии на севере Италии.

Не касаясь всего сражения, посмотрим его начало. Французский полководец Макдональд двинулся на соединение с уже знакомым нам Моро. Суворов принял решение не дать им соединиться, разбить каждого по отдельности – сначала Макдональда, потом Моро.

Фельдмаршал ринулся наперерез противнику быстрым ночным маршем, хотя его войска накануне прошли за сутки 50 вёрст.

Утром полки расположились на отдых. В это время прискакал гонец с известием о том, что Макдональд напал всеми силами на 5-тысячный авангард союзников, намереваясь уничтожить его до подхода Суворова.

На помощь авангарду был послан 3-тысячный отряд австрийского генерала Меласа. Вскоре выступили основные войска.

Был палящий июньский полдень. Люди страдали от усталости, зноя и жажды. Но надо было спешить, гибель авангарда тяжело бы сказалась на состоянии всей армии. И солдаты в страшную пятидесятиградусную жару не шли, а бежали. Некоторые не выдерживали, падали, но чуть силы возвращались к ним, вставали и бежали снова.

Суворов на коне объезжал колонны, то уговаривал, то требовал прибавить шагу. Он приказал солдатам учить французские слова: первыми их произносили командиры, а солдаты обязаны были повторять. Стараясь расслышать слово, солдаты невольно подтягивались вперёд. Маленькая хитрость, но она помогала тоже.

Новый гонец прискакал с сообщением, что авангард и отряд Меласа не могут больше сдерживать мощного натиска всех сил французов и вот-вот будут уничтожены.

Что можно было предпринять тут? Суворов с четырьмя казачьими полками и двумя полками австрийских драгун сам поскакал к месту боя. С собой он взял храброго генерала Багратиона.

«Он поспел как раз вовремя, – пишет Петрушевский, – несколько дней спустя Мелас со слезами на глазах говорил Милорадовичу (суворовскому генералу), что спасением своим он обязан быстрому прибытию русских. Собственно, и не русских, а Суворова; русских прибыло так мало, что на стороне французов всё-таки оставался большой численный перевес, но эта разница пополнилась присутствием Суворова. Явился в нём гений войны, прилетел дух победы. Вскакав на возвышение, он окинул долгим внимательным взглядом поле сражения. Именно в подобные моменты, когда дело касалось его неподражаемого глазомера, он бывал истинно велик. Два казачьих полка, не успев перевести дух, полетели вправо, во фланг Домбровскому с поляками, а против фронта его посланы драгуны; другие два казачьих полка понеслись под начальством суворовского племянника, Горчакова, грозить правому флангу французов. Наступление французов задержалось, а поляки приведены были в совершенное замешательство. Успех, конечно, был минутный, но в подобных случаях каждая минута и дорога. Показалась на дороге голова русского авангарда…»

Багратион просил Суворова дать подошедшим группам солдат хотя бы час отдыха. Но медлить нельзя было ни минуты. Пока враг находился в замешательстве, его надо было атаковать. Иначе он сам перешёл бы в атаку, которую потом невозможно бы было отбить: даже в самый благоприятный момент в бою участвовало 12-15 тысяч русских и австрийцев против 19 тысяч французов.

Быстрый до фантастичности марш русских и вступление в бой подходивших полков с ходу обеспечило победу в сражении, которое продолжалось ещё два дня. Русские и австрийцы потеряли 6 тысяч человек, французы – 18 тысяч.

Впоследствии Макдональд рассказывал: «Император Наполеон не дозволяет себе порицать кампанию Суворова в Италии, но он не любит говорить о ней. Я был очень молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь пагубное влияние на мою карьеру, меня спасло лишь то, что победителем моим был Суворов».

Итак, командир, полководец побеждает быстротой. К тому, что говорил о времени Суворов, прибавим поговорку другого военного гения, Наполеона; он произносил её, когда давал кому-нибудь ответственное поручение:

– Идите, бегите и не забывайте, что мир сотворён за шесть дней.[1]

ПОЛКОВОДЕЦ ВЫБИРАЕТ МОМЕНТ

Девочки прыгают через скакалку. Со свистом крутится шнур, его не видно даже, но он не цепляется за ноги. Девочки чувствуют миг, когда надо подпрыгнуть. Опоздай они чуть-чуть, чуть-чуть поторопись, и скакалка ударит по ногам.

Ты мчишься с горы на лыжах. Поворот. Надо оттолкнуться палкой. Не раньше, не позже, а в самый раз – и ты катишься дальше, а не торчишь в сугробе, как другой.

Что-то похожее происходит с выбором времени для действий на войне. В каждом бою есть единственный момент, уловив который полководец добывает победу.

В 1805 году Наполеон разбил русско-австрийские войска под Аустерлицем (теперь это чехословацкий город Славков). Наполеон говорил, что «сражение, так решительно выигранное, было бы проиграно, если бы я атаковал на 6 часов раньше».

За эти шесть роковых часов у обеих армий не убавилось и не прибавилось солдат, ружей, пушек. Они стояли на выбранных ими позициях. И Наполеон, с самого начала готовый к атаке, не давал команды начать её. Но вот пришли в движение русско-австрийские дивизии. Обходя правое крыло французов, они сошли с выгодных позиций и растянулись на большом пространстве. Позиции двух армий в то время можно представить так: жирная точка вверху – это сосредоточенные войска Наполеона, а ниже её тонкая дуга – это обходящие войска русских и австрийцев.

Такого-то момента и ждал Наполеон. (Кстати, ему был известен план сражения, составленный австрийским генералом.) Говорят, что маршалы просто умоляли Наполеона дать сигнал к бою, увидев, как неприятель двинулся в свой трагический марш. «Господа, – ответил Наполеон, – когда неприятель делает ошибочное движение, мы никоим образом не должны прерывать его. Подождём ещё 20 «минут».

Убедившись, что неприятельские дивизии уже не смогут быстро вернуться на прежние позиции, Наполеон приказал начать атаку. С тех самых высот, которые даром достались французам, они нанесли мощный удар, разрезавший русско-австрийскую армию на две части. В итоге сражения союзники потеряли 27 тысяч человек, французы – только 12 тысяч.

Необыкновенно тонкое чувство момента показал афинский полководец Мильтиад в Марафонском бою. Вспомните, его фаланга стояла как вкопанная, а на неё катилась лавина персов. Если бы он чуть раньше бросил воинов в атаку, если бы им пришлось бежать до противника чуть дальше, они на бегу сломали бы строй, попросту запыхались бы. Но если бы полководец чуть промедлил, фаланга попала бы под град стрел, тогда раненые и убитые тоже сломали бы фалангу. Из многих минут Мильтиад выбрал секунду, которая решила исход сражения. Фаланга, броском преодолев полосу, поражаемую стрелами, тут же ударила копьями неприятеля, и он, многочисленный, бежал.

Так же точно установил время решающего удара Суворов в Кинбурнском сражении с турками. Дважды с потерями отступали русские, а полководец не трогал припасённого резерва. Можно представить, как ему хотелось послать на помощь своим подкрепление. Но он чувствовал, что время для последнего удара ещё не подошло. Резерв растворился бы среди ведущих сражение. И он ждал.

Итак, командир, полководец умеет выбрать тот единственный миг, когда для действий сложились самые хорошие условия. Он похож на человека, который прыгает на ходу в поезд. Выбрал ту единственную долю секунды – и уже в вагоне. Пропустил её или чуть поспешил – неизбежно несчастье.

ПОЛКОВОДЕЦ И УСТАВ

Самые полные сведения об армии дают её уставы. В уставах – в форме законов, правил, рекомендаций – записано решительно всё, что касается вооружённых сил. Из устава можно узнать число командиров в подразделениях и виды оружия, норму снарядов для какой-либо цели и знаки различия войск, скорость передвижения колонн и порядок смены караулов, расход дров на варку полкового обеда и фасон солдатской стрижки…

Ясно, что без устава в армии не может быть порядка и дисциплины. Дисциплина – это выполнение общих для всех правил. Но как выполнять правила, если самих правил не будет?

Когда нет дисциплины, то нет и армии; армия исчезает вместе с порядком и дисциплиной. Конечно, люди и оружие остаются. Но какой толк, к примеру, от электрических лампочек, не соединённых с проводами? Сколько выключателем ни щёлкай, они не загорятся, не разгонят темноту светом. Так и приказ командира останется пустым звуком, если армия – все её части до отдельного человека не связаны едиными правилами.

Во все времена главной заботой полководца был армейский устав. Полководцы старались придумать такие общие правила, чтобы выполнение их давало преимущество перед противником и в конечном счёте победу над ним. Можно поэтому сказать, что войну задолго до прямого столкновения армий начинают и ведут уставы.

В XVIII веке такая скрытая до поры до времени война шла между прусским уставом и уставом русской армии.

Прусский устав, прусские военные правила были придуманы Фридрихом Великим. В то время в Пруссии, как и во всей Западной Европе, армия была наёмной. В ней за деньги служили иностранные солдаты. Фридрих брал на пожизненную службу также ремесленников и крестьян, а когда приходилось туго, зачислял в войска осуждённых, и те отбывали наказание не в тюрьме, а в армии.

Такое воинство не было надёжным. При большой опасности оно бежало, спасая собственную жизнь. Перед сражением Фридрих не рисковал размещать свои войска в селении, близко от леса, он располагал их в чистом поле – иначе многие разбегались. А уж во время сражения за солдатами надо было глядеть в оба.

Это первая особенность, которую король учёл в своих военных правилах. Он ввёл жестокую муштру, телесные наказания и добился, что солдат боялся палки капрала больше, чем неприятеля. «От офицера до последнего рядового никто не должен рассуждать», – говорил этот военачальник.

Вторая особенность, принятая Фридрихом во внимание, – это усовершенствованное ружьё. Ружейный огонь уже приносил неприятелю значительные потери.

Драгун. Драгуны участвовали в бою и спешенные, и на конях. Впервые появились во Франции, там пехотинцы для быстроты передвижения были посажены на лошадей. На знамени этого вида кавалерии был изображён дракон, по-французски – драгон, отсюда и произошло название.

По прусским правилам войска выстраивались на поле боя двумя пехотными линиями – одна от другой в 150 – 500 метрах. Каждая линия состояла из трёх шеренг стрелков. Причём шеренги были очень длинные – до 2 километров. На флангах занимала обычное место конница.

Этот боевой порядок дал возможность прусскому королю видеть сразу всех своих солдат и вести по неприятелю огонь такой силы, какого нельзя достичь при ином построении. Стрелки залпами встречали атакующих – конницу ли, пехоту – и отбрасывали их. Преследовала отступавших конница. До рукопашных схваток дело почти никогда не доходило. «Там решает дело рядовой», – справедливо замечал Фридрих. А на инициативу рядового он не рассчитывал.

Фридрих Великий вспомнил, как Эпаминонд разбил при Левктрах спартанцев. И он стал усиливать один из своих флангов короткой передовой линией стрелков и короткой четвёртой линией – резервом. Получилось у него что-то подобное фаланге беотийцев, только вооружена она была не копьями, а ружьями.

Казак.

Сильное атакующее крыло наносило удар по флангу противника, остальное войско сковывало его по всему фронту. Так Фридриху удалось одержать подряд несколько побед над соседями. Прусская армия стала считаться победоносной. Прусские правила начали вводить в своих армиях другие страны.

Эта военная мода проникла и в русскую армию: при царском дворе всегда хватало вельмож, преклонявшихся перед всем немецким. Хороший военный устав, введённый Петром I, стал забываться.

Против прусских порядков выступили лучшие полководцы России – Салтыков и Румянцев и даже Потёмкин. Самым же яростным противником всего прусского был Суворов. Суворов отвергал прусский устав не из-за упрямства или «квасного» патриотизма. Он нашёл в нём много изъянов, а главное – он видел огромную разницу между прусской армией и русской, между солдатом наёмным и солдатом, который защищает свою землю.

Суворов доверял своему солдату, знал, что солдат до конца исполнит долг перед отечеством. Поэтому полководец не боялся учить армию самостоятельности, инициативе. «Я велю вправо (идти), а должно влево – меня не слушать. Я велел вперёд, ты видишь (что нельзя)… не иди вперёд». Как это далеко от слов прусского короля о запрете рассуждать!

Надо отдать должное Потёмкину, который, будучи на посту главнокомандующего, разослал подчинённым командирам записку об одежде войск. Вот строки из неё:

«В Россию, когда вводилось регулярство, вошли офицеры иностранные с педантством тогдашнего времени; а наши, не зная прямой цены вещам военного снаряда, почли всё священным и как будто таинственным. Им казалось, что регулярство состоит в косах, шляпах, клапанах, обшлагах, в ружейных приёмах и пр. Занимая себя таковою дрянью, и до сего времени не знают хорошо самых важных вещей и оборотов, а что касается до исправности ружья, тут полирование и лощение предпочтено доброте, а стрелять почти не умеют. Словом, одежда войск наших и амуниция такова, что придумать почти нельзя лучше к угнетению солдат, тем паче, что он, взят будучи из крестьян в 30 лет возраста, узнаёт узкие сапоги, множество подвязок, тесное нижнее платье и пропасть вещей, век сокращающих.

…Завивать, пудриться, плесть косы – солдатское ли сие дело; у них камердинеров нет. На что же букли? Всяк должен согласиться, что полезнее голову мыть и чесать, нежели отягощать пудрою, салом, мукою, шпильками, косами. Туалет солдатский должен быть таков: что встал, то и готов. Если бы можно было счесть, сколько выдано в полках за щегольство палок и сколько храбрых душ пошло от сего на тот свет?.. Простительно ли, что страж целости отечества удручён был прихотями, происходящими от вертопрахов, а часто и от безрассудных?»

Прусская муштра, прусские мундиры, прусское отношение к солдату как к «механизму, артикулом предусмотренному», не нужны были русской национальной армии. Но, может быть, тактические формы пруссаков были хороши? Нет. Многокилометровые шеренги лишали войско способности маневрировать. Они могли передвигаться только в дневное время и только по ровной местности. Любой овраг или рощица разрывали их раньше, чем это намеревался сделать противник. При тщательном изучении вышло, что ружейный огонь прусских линий не так губителен, как казалось. Стрельба залпами больше действовала на нервы, больше пугала противника, чем причиняла ему урон. Пули ружей летели на 70 метров. А такое расстояние можно было преодолеть броском в промежутке между двумя выстрелами и атаковать штыками.

Всё это было учтено полководцами. Русская военная наука противопоставила прусским правилам свои.

Поскольку огневыми средствами нельзя было до конца решить исход сражения, Суворов важнейшее место в бою отводит штыковой атаке. Чтобы сражаться штыком, надо солдату быть сильным, храбрым, стойким. Такими качествами обладал русский солдат. В западных армиях штыковому бою не учили. Поэтому русская армия сразу получила перед ними неоспоримое преимущество.

«Пехотные огни открывают победу» – так считал Суворов. Но он отказался от прусской манеры стрельбы на испуг. Его солдаты учились прицельной стрельбе, когда каждый стрелок не просто палил по шеренгам неприятеля, а выбирал себе свою цель. «В деле… – писал Суворов, – скоро стрелять отнюдь не надлежит, а верно целить, в лучших стрелять, что называется в утку, и пули напрасно не терять».

В русской армии впервые были введены особые стрелковые команды – егерские (потом они появились у пруссаков, у французов и в других странах). Егеря стреляли отлично и только по индивидуальным целям.

После всех новшеств русский боевой порядок выглядел так:

Впереди всех – рассыпной строй егерей. Как действовали егеря, видно из правил их обучения: «Обучать (егерей) заряжать проворно, но исправно, целить верно и стрелять правильно и скоро. Приучать к проворному беганию, подпалзывать скрытными местами, скрываться в ямах и впадинах, прятаться за камни, кусты, возвышения и, укрывшись, стрелять; показать им хитрости егерские для обмана и скрытия их места, как то: ставить каску в стороне от себя, дабы давать неприятелю через то пустую цель и тем спасти себя, прикидываться убитыми и приближающегося неприятеля убивать.

Желательно, чтобы егеря другой стрельбы не делали, как цельной (прицельной) и проворной, из чего выйдет лучший батальонный огонь».

Гусар. Этот вид лёгкой кавалерии впервые появился в Венгрии.

За егерями размещалась пехотная линия из трёх шеренг стрелков. Внешне она похожа на прусскую линию. Однако задачи у неё были иные. В инструкции по обучению союзной австрийской армии Суворов писал: «Армия, стоящая на месте, открывает действие пушками. Ружейный огонь плутонгами (взводами) начинается с 60 или 80 шагов. А когда противник подойдёт на 30 шагов, то стоящая армия сама двигается вперёд и встречает атакующую армию штыками». В другой инструкции Суворов уточняет: «Штыком может один человек заколоть троих, где четверых, а сотня пуль летит на воздух… Когда неприятель бежит, то его провожают ружейным огнём. Он не стреляет, не прикладывается, не заряжает. Много неудобств спасаться бегством. Когда же за ним штыки, то он ещё реже стреляет; а потому не останавливаться, а ускорять его бегство штыками».

За пехотной линией строились пехотные колонны (в войне с турками чаще применялись не колонны, а каре – они лучше отражали атаки конницы). Колонны или каре свободно передвигались на поле боя. Пересечённая местность не была для них преградой. Полководец мог атаковать неприятеля на любом участке, сосредоточивая войска там, где нужно, перемещая их с других позиций. Вспомни, Фридрих при своём боевом порядке мог атаковать только во фланг.

Кирасир, всадник тяжёлой кавалерии. Он имел кирасу – две выпуклые металлические пластины для защиты спины и. груди от пуль и ударов сабли. Пластины скреплялись пряжками.

Позади пехоты и на её флангах размещалась конница.

Последним в боевом порядке русских стоял резерв. Введение свежего резерва часто решало исход сражения.

Чем же закончилась скрытая борьба двух уставов на практике? В сражении при Кунерсдорфе русские, ещё не применив всех нововведений, наголову разбили прусскую армию. От полного краха, до которого был один шаг, Фридриха спасло то, что в России в эти дни царём стал Пётр III. Он воспитывался в Пруссии, обожал Фридриха; война была им сразу прервана. После этого русской армии не пришлось сражаться с пруссаками. Но о победе русского устава свидетельствует ещё и то, что наполеоновские войска впоследствии разгромили прусскую армию под Ауэрштедтом и Иеной буквально мгновенно. Русская же армия успешно сражалась тогда с французами и нанесла им в итоге сокрушительное поражение.

* * *

Мы начали разговор с того, что вся армия должна выполнять требования устава. Но для этого мало одного желания. Надо уметь выполнять. Умение же приходит во время учения.

Суворов одержал блестящие победы во многом благодаря тому, что не уставал учить солдат. Своё наставление «Науку побеждать» полководец начинает словами: «Исправься! – бей сбор! – учение будет!» А заканчивает настоящим гимном воинскому учению:

«Ученье свет, неученье тьма! Дело мастера боится, и у крестьянина, если не умеет сохою владеть, хлеб не родится! За учёного трёх неучёных дают. Нам мало трёх! Давай нам шесть! давай нам десять на одного! всех побьём, повалим, в полон возьмём! В последнюю кампанию неприятель потерял счётных семьдесят пять тысяч, только что не сто: – а мы и одной полной тысячи не потеряли, вот, братцы, воинское обучение! Господа офицеры, какой восторг!»

Итак, командир, полководец совершенствует устав и учит солдат выполнять требования устава. Этим, ещё не начав сражения, он уже побеждает неприятеля.

ПОЛКОВОДЕЦ – ПЕРВЫЙ СОЛДАТ

Тебе не удивительно, что у нас полководец и солдат могут выйти из одной семьи. А раньше было по-иному: офицерский чин получали только дворяне. Деление на сословия разъединяло людей; одних возвышало, хотя они могли быть дураками, других принижало, хотя они были талантливыми. Но и в те времена истинные полководцы видели в простом солдате такого же человека, как они сами. Кутузов говорил солдатам, изгнавшим Наполеона из России: «Каждый из вас есть спаситель отечества». В этих словах нет ни тени рисовки, ни капли ложного пафоса и краснобайства. Их произнёс человек, который лучше всех знал, что без героев-солдат не было бы победы.

Спасителем отечества называли самого Кутузова – и это было справедливо. Но Кутузов такое высокое звание переложил на каждого в своей армии – и справедливость стала полной.

Дерево, пусть огромное, – это ещё не лес. И один полководец – это не армия. А, как известно, полководцы без армий не воюют друг с другом, война не партия в шахматы.

Возглавляя армию, полководец должен чувствовать её, как самого себя, как собственное тело. И если пролилась кровь солдата, то полководцу чувствуется, что это пролилась его собственная кровь.

Чтобы знать неприятеля, полководец на время перевоплощается в неприятельского командира, смотрит на события его глазами – об этом уже говорилось. Но чтобы знать своего солдата, полководцу мало умения смотреть на вещи глазами рядового. Он всегда, даже в самом высоком звании, должен быть солдатом. Это качество – одно из главных, составляющих талант военачальника.

Суворов говорил о себе: «В продолжении полувека я солдат». Он действительно был им по всему укладу жизни. Суворов всегда спал на охапке сена, накрытой простынёй, плащ был ему вместо одеяла. Он вставал на заре, делал гимнастику или пробежку, обливался водой – так начинался день полководца.

На обед он ел щи и гречневую кашу. Из простой посуды.

Мундир или китель – его постоянная одежда. В холод он добавлял плащ, в жару оставался в холщовой рубахе. Жил он так не потому, что не было у него средств (но богачом он никогда не был), и не потому, что презирал уют. Спартанский порядок делал его готовым в любой день к любому походу и сражению.

Всё, что связывает полководца, что отнимает у него время от основных дел, – всё это Суворов считал лишним, будь то занятия или вещи. В Измаиле в числе богатых трофеев был взят табун чистокровных скакунов. Суворову предложили выбрать себе лучшего.

– Донской конь привёз меня сюда, – ответил Суворов, – на нём же я отсюда и уеду.

Есть хороший донской конь. Турецкий скакун только обременит – так считал полководец.

Улан, воин лёгкой кавалерии. Был вооружён пикой и саблей, в пешем бою не участвовал. Впервые уланы появились в войсках татаро-монголов. По-тюркски оглан – парень, молодец. Когда появилось огнестрельное оружие, уланы вооружались пистолетами, затем карабинами.

Будучи сам солдатом, Суворов отлично знал, что солдату нужно.

Солдат дисциплинирован, обучен, вооружён, но если он нездоров, все его хорошие качества уже не имеют смысла. Поэтому заботу о здоровье армии Суворов считал одним из главных дел полководца. В его военном сочинении «Наука побеждать» есть такие строки: «Солдат дорог, береги здоровье… Кто не бережёт людей – офицеру арест, унтер-офицеру и ефрейтору – палочки, да и самому палочки, кто себя не бережёт». А надо сказать, что Суворов был противником палочной дисциплины. «Умеренное военное наказание, – говорил он, – смешанное с ясным и кратким истолкованием погрешности, более тронет… солдата, нежели жестокость, приводящая оного в отчаяние». Но если речь шла о здоровье, как видим, он готов был прибегнуть и к такому наказанию.

У полководца всегда находилось время пройти ночью по палаткам, посмотреть, прикрыты ли солдаты одеялами, нет ли сквозняков, высушена ли одежда. Узнав однажды, что у солдат в узких сапогах мёрзнут ноги, Суворов издал распоряжение: «Обуви и мундирам быть не весьма тесными, дабы в обуви постилки употребляться могли».

Гренадер. Сначала гренадерами назывались отборные солдаты, обученные метанию гранат, потом – лучшие войска в пехоте и кавалерии.

Так же придирчиво – до самых мелочей – следил Суворов за питанием солдат, чтобы не было заболеваний. Вот строки из другого приказа: «Драгоценность наблюдения здоровья в естественных правилах: 1) питьё, квас – для него двойная посуда, чтобы не было молодого и перекислого… 2) пища – котлы вылуженные, припасы здоровые; хлеб выпеченный; пища доварная, не переваренная, не отстоянная, не подогретая, горячая, и для того, кто к каше не поспел, лишён её… На этот раз (пусть ест) воздух!»

Где бы войска ни находились: на отдыхе, на марше, в сражении, пища для них должна быть готова вовремя. В одном приказе Суворов отмечал: «Котлы и прочие лёгкие обозы чтобы были не в дальнем расстоянии при сближении к неприятелю; по разбитии же его чтоб можно было каши варить».

Среди людей, ведавших снабжением армии, попадались самые настоящие жулики, нажившие нечестным путём целые состояния. Суворов всеми силами боролся с ними, о каждом случае воровства доносил в Петербург. Вороватые интенданты возводили на него клевету за клеветой. Это приносило массу неприятностей, но Суворов не менял своих принципов.

– Кого бы я на себя ни подвиг (кого бы против себя ни восстановил), – говорил он, – мне солдат дороже себя.

Заботился Суворов и о наградах для храбрецов. Каждую реляцию об окончании сражения он заканчивал списком отличившихся. В нём указывал, кто и что и при каких обстоятельствах сделал. Тут Суворов мог изменить своему обычаю говорить с вельможами независимо. В просьбах наградить других он был необыкновенно учтив и даже льстил высоким персонам. Так, он писал главнокомандующему Потёмкину после победы под Кинбурном: «На милосердие ваше, светлейший князь, (представляю) муромского полковника Нейтгардта: его полка лёгкий батальон сделал первый отвес победе. Жена его умерла, две дочери-невесты, хлеба нет.

Майор Пояркин и Самуйлович поставили на ноги полки: природное великодушие вашей светлости не забудет их.

Обременяю вашу светлость, простите! Обещаюсь кровью моей ваши милости заслужить».

Был такой случай. В Кинбурне около дома Суворова взорвалась пороховая лаборатория. Взрыв был очень сильный. Соседние дома разрушились. Суворова засыпало обломками кирпича. Хотя он сам, без посторонней помощи вылез из завала, состояние его было плохое. Но, диктуя донесение Потёмкину, он не забыл включить в него и такие строчки: «…во время взрыва капрал Орловского полка Богословский и рядовой Горшков, первый, когда флаг духом (взрывной волной) оторвало и пал оный с бастиона на землю, тот же час, подняв оный, сохранил и по окончании взрыва поставил в прежнее место; рядовой в самое время происшествия стоял на часах на батарее, где столько в опасности находился, что духом каску сшибло и кидало о туры, но он на своём посту был твёрд и сохранил должность. За таковые неустрашимости и усердие произвёл я капрала в сержанты, а рядового в каптенармусы».

В Альпийском походе был такой эпизод. На голодных, изнурённых холодом и тяжёлыми переходами солдат арьергарда напали свежие войска французского маршала Массены. Русские сражались так героически, так самоотверженно, что обратили французов в бегство. На мосту через речку началась давка, были сбиты перила, и отступавшие в панике сталкивали друг друга вниз. В давку попал сам Массена. Унтер-офицер Махотин сшиб его кулаком с коня, намереваясь взять в плен. На помощь маршалу бросился французский офицер. Махотин убил его. Но Массена уже успел взобраться в седло. Унтер-офицер ухватил прославленного маршала за воротник. К сожалению, мундир порвался, счастливый Массена ускакал. В кулаке Махотина остался клок мундира. Суворов, увидав расшитый золотом ворот, произвёл Махотина в офицеры.

За отцовскую заботу солдаты платили полководцу безграничной любовью и преданностью. Секретарь Суворова Фукс, наблюдавший за сражением при Треббии, отмечал, что там, где появлялся Суворов, русские тотчас начинали одолевать врага, превосходящего их численностью. Находившийся там же генерал сказал Фуксу: «Я эту картину видел не раз. Этот старик какой-то живой талисман. Достаточно развозить его по войскам, чтобы победа была обеспечена».

Чудо состояло в том, что полководец верил в солдат, а солдаты верили в полководца. Подобное чудо Драгомиров объяснял так: «Работают у того, кто сам работает, и на смерть идут у того, кто сам её не сторонится».

Итак, командир, полководец требователен к себе, как к солдату; заботится же он о солдате больше, чем о самом себе.

ЗНАНИЯ ПОЛКОВОДЦА

На этот раз тебе придётся выслушать привычный разговор, ты его множество раз слышал и в школе и дома, он тебе порядком успел надоесть. Этот разговор о знаниях. Что делать! Везде нужны знания. На любой работе и должности без них не обойдёшься.

Может быть, не стоило повторять в этой книжке истин о пользе учения, но ведь полководец должен быть не просто образованным человеком. Настоящим полководцем, а не «рубакой» станет только тот, у кого будет великолепное, выдающееся военное и общее образование.

Каре – построение пехоты в форме пустого внутри четырёхугольника. Такое построение применялось против атак конницы, со всех сторон её встречал ружейный огонь. На флангах каре размещались пушки и конные отряды.

Александр Македонский, великий полководец древности, «один из лучших кавалерийских военачальников всех народов и времён», был образованнейшим человеком. Посуди сам, его общим образованием и воспитанием руководил знаменитый греческий философ Аристотель. Военным наукам Александра учил отец, полководец Филипп II. С 16 лет он брал сына в походы.

Что же говорить об образовании Цезаря, если он вошёл в историю человечества как один из самых просвещённых людей античного мира!

Обширнейшие знания были у Наполеона. Год от году их становилось больше, потому что он любил учиться и учился всегда и у всех. Полководец не упускал возможности послушать лекцию учёного, поговорить с ним. Он подолгу беседовал с моряками, купцами, садовниками, чиновниками, всюду находя источник нужных ему знаний.

Наполеон прекрасно знал литературу и очень много читал. Чтение для него было «страстью, доходящей до бешенства, – говорит очевидец, – …он читает сразу целые книги, довольно значительного размера, нисколько не чувствуя себя в результате усталым». В числе любимых у Наполеона были книги и древних и современных ему литераторов: тут «Илиада» Гомера и сочинения Эсхила и Софокла, «Дон-Кихот» Сервантеса и «Вертер» Гёте, книги Руссо, Вольтера. Особенно он любил Мольера, Корнеля и Расина. Для чтения поэтических произведений вслух он отводил целые вечера.

Специальное образование Наполеон получил в Парижской военной школе. Учился он так прилежно, что трёхгодичный курс прошёл за год. Получив офицерское звание, будущий полководец продолжает самостоятельно изучать артиллерийское дело – свою любимейшую военную специальность, учит военную историю, математику, географию, философию.

Он не просто копил знания, собирал их не для того, чтобы быть довольным собой или блеснуть при случае эрудицией. Он копил их, чтобы потом обязательно использовать на практике, в военной деятельности. Наполеон часто советовал своим приближённым не скучать, оказавшись в незнакомом городе, а изучать его. «Откуда вы знаете, не придётся ли вам его когда-нибудь брать?»

Задумывая свои победоносные походы, Наполеон ясно, в мелких деталях представлял, по каким равнинам будет двигаться его армия, какие горы встанут на её пути, какие реки придётся форсировать и при какой погоде – тут ему служила география.

Математика помогала полководцу подсчитать и число повозок в обозе и траекторию полёта пушечного ядра.

Знание литературы и философии давали ему возможность понять армию и население противной стороны, их настроение, их обычаи, их поведение при удачах и неудачах, склонность к государственным переменам, отношение к завоевателям и многое другое.

Военная история давала ему образцы поведения полководца и армии в дни побед и поражений. Сравнивая свои действия с действиями тех, кто воевал до него, Наполеон находил успешное продолжение начатого дела в самых трудных и сложных обстоятельствах.

Знания для Наполеона были основой, на которой «его ум совершал свои собственные открытия в тактике и стратегии».

Без обширнейших и разнообразных знаний не смог бы создать свою «Науку побеждать» Суворов. Ему не пришлось получить больших знаний в учебном заведении, он их добыл сам, учась с детства до последних дней жизни. Чего он добился самообразованием, можно судить по тому, что имя Суворова стоит в одном ряду с именами его просвещённейших современников – Ломоносова, Радищева, Сумарокова, Державина.

Вряд ли можно было найти в то время военную книгу, которую не читал Суворов. И он не просто читал, он изучал её, разбирал, как ты теорему в школе, все сражения и походы от далёкой древности до его дней. Занимательное изложение тоже нравилось ему, как нравится тебе. Героические походы, приключения, подвиги вызывали у него такой же интерес, как и у тебя. Но он, ещё десятилетним мальчиком, докапывался до сути сражения, старался понять, почему победил этот полководец, а его противник проиграл. Он приучил себя видеть в условных обозначениях живую армию. Прямоугольник на схеме был для него не геометрической фигурой, а фалангой – строем греческих воинов, он видел их всех в лицо, чувствовал их дыхание, слышал их твёрдый шаг.

Суворов отлично знал географию, математику, философию. Вызывает восхищение его знание иностранных языков. Он говорил по-немецки, по-французски, по-итальянски, по-польски, по-турецки. Мог объясняться на арабском, персидском, финском языках.

Когда Суворов учился в кадетском корпусе, «всё его время, без малейшего исключения, уходило на службу, на посещение классов кадетского корпуса и на домашние научные занятия; он решительно нигде не бывал больше».

Суворов не очень любил инженерное дело, но и его изучил до тонкости. В Очакове и Финляндии, где стоял русский флот, пользуясь случаем, он изучает военно-морское дело, даже берёт специальные уроки и в 60 лет сдаёт экзамен на мичмана.

В каждом деле, в том числе и в военном, есть люди творческого, вдохновенного труда и есть простые ремесленники. Первых от последних отличают широта знаний, интеллигентность, высокая общая культура. А путь к этому один – чтение. Суворов не был бы великим полководцем, если бы не сделался с детства великим читателем.

«Большая часть свободного времени шла у Суворова на чтение, – пишет Петрушевский. – При нём находился один немецкий студент, с которым он познакомился и взял его в чтецы… Суворов был ненасытим, заставляя Филиппа Ивановича читать много и долго, и почти не давал ему отдыха, препираясь за каждую остановку… Читалось всё и на разных языках: газеты, журналы, военные мемуары, история, статистика; доставались для чтения не только книги, но и рукописи».

Сохранилась записка, в которой 60-летний полководец просит выписать ему на 1792 год газеты: русские – петербургскую и московскую, немецкие – гамбургскую, венскую, берлинскую, эрлангенскую, французские – две, польскую – варшавскую. В записке содержится просьба узнать, нет ли ещё каких интересных газет, если такие будут, выписать и их.

Любовь к чтению сочеталась у Суворова с поэтическим талантом. Он однажды сказал о себе: «Не будь я военным, я был бы поэтом». Но Суворов всё равно всю жизнь оставался мастером образного и живого слова. Даже в реляциях о сражениях виден его незаурядный писательский талант. Ты уже читал начало донесения Павлу I об Альпийском походе. Что же касается афоризмов, метких выражений, тут Суворов, пожалуй, непревзойдён до сих пор ни одним поэтом.

– Удивить – победить!

– Чем больше удобства, тем меньше храбрости.

– Бей, но не отбивайся.

– Войско необученное, что сабля неотточенная.

– Не бродить по-куриному, но ходить по-оленьему.

– Противник оттеснён – неудача, противник истреблён, взят в плен – удача.

– Недорубленный лес опять вырастает (о рассеянном противнике).

– Воин и в мирное время на войне.

– Смерть бежит от сабли и штыка храброго.

Часто в минуты гнева или, наоборот, радости Суворов выражал свои чувства стихами-экспромтами. Так, порицая нерешительность своего начальника Потёмкина, медлившего со штурмом Очакова, он иронически сказал о нём:

Я на камушке сижу,

На Очаков я гляжу.

После сражения при Нови Суворов пришёл в отведённый ему дом и увидел, что секретарь уже держит перо и бумагу, чтобы писать победное донесение.

Конец – и слава бою!

Ты будь моей трубою! –

воскликнул Суворов.

Итак, командир, полководец всю жизнь упорно копит знания. Следовательно, школа, в которой ты сейчас учишься, есть начальное учебное заведение, где готовятся полководцы.

ГРАММАТИКА БОЯ