ОПЕРАЦИЯ «ГОЛУБАЯ»
Германское командование на лето 1942 года разработало новый план ведения войны. Цель оставалась прежней – разгромить Советский Союз. Но захват Москвы и Ленинграда откладывался. Главные удары были нацелены на Сталинград (теперь Волгоград) и Кавказ.
Почему Гитлер и его штаб решили поступить так, а не иначе? Давай разберёмся в этом.
Чтобы двигались танки, автомобили, чтобы летали самолёты, нужно горючее. Без горючего машины мертвы. Припасённые гитлеровцами для молниеносной войны запасы нефти и бензина истощились. А нефтяные промыслы союзника Германии – королевской Румынии остались далеко позади фронта. На перевозку нефтепродуктов по железным дорогам уходило много времени, к тому же не каждый эшелон прибывал на станцию назначения: советские самолёты бомбили их, их взрывали партизаны. В июне 1942 года Гитлер прилетел в Полтаву на совещание командиров южной группы войск. «Если я не получу нефти Майкопа и Грозного, я должен буду покончить с этой войной», – сказал Гитлер. Вот как нужна была нефть фашистам.
Они нацеливались не только на нефть Северного Кавказа, но и на Баку, на промыслы по северному побережью Каспийского моря. Естественно, захватив эти районы, немцы оставили бы без горючего Красную Армию, её танки, автомобили, самолёты.
Сталинградская переправа. С картины В. Дмитриевского.
Овладение Кавказом давало Германии ещё много преимуществ. В таком случае у Советского Союза не осталось бы ни одного порта на Чёрном море и советский флот неминуемо погиб бы. Через Иран наша страна поддерживала связи с союзниками – Англией и США. Следовательно, для таких связей остались бы лишь Дальний Восток и Север. Союзник Германии – Турция ввела бы свои войска на территорию Грузии, Армении, Азербайджана, если бы немцы достигли на Кавказе успеха.
Тем же целям служил и захват Сталинграда. Водный путь, по которому в центр страны шли нефть, зерно и другие грузы, был бы перерезан. Мы лишились бы крупного промышленного центра: на сталинградских заводах делались танки, миномёты, снаряды. Захватив Сталинград, немецко-фашистские армии стали бы угрожать Москве с юга. К падению волжского города приурочивала выступление против Советского Союза Япония, которая сосредоточила на наших дальневосточных границах миллионную армию.
Германское командование учитывало и то, что район будущих боевых действий был удобен для их многочисленных танков и авиации – ровные степные просторы давали бронетанковым войскам возможность совершать стремительные и далёкие рейды, от авиации же на такой местности укрыться невозможно.
И ещё было обстоятельство, которое учли Гитлер и его штаб: союзники немцев – войска королевской Румынии, Венгрии и Италии (в этих странах у власти были фашисты) – охотнее воевали на юге, в условиях более привычных для себя, чем на севере нашей страны.
Гитлер, его фельдмаршалы, генералы были уверены в успехе этой операции. Всё, что было связано с подготовкой к ней, хранилось в глубокой тайне. Для тайны само название операции несколько раз менялось: сначала она называлась «Зигфрид», потом «Брауншвейг», потом «Блау» – «Голубая».
Чтобы замаскировать «Голубую», чтобы отвлечь советские войска с южного направления на центральный участок фронта, немцы разработали ложную операцию, которую для убедительности назвали «Кремль». Подготовка к ложной операции проходила во всех военных документах. 29 мая был подписан «Приказ о наступлении на Москву». Сами же немцы позаботились о том, чтобы эти сведения попали в руки нашей разведки.
Так умно и, казалось, безупречно готовилось то, что через полгода сам враг назвал сталинградской катастрофой.
ОБОРОНА СТАЛИНГРАДА
Советские войска не смогли сдержать превосходящие силы противника, наступавшего на сталинградском направлении. Но чем ближе к Волге отходили они, тем упорнее оборонялись.
Первый адъютант генерала Паулюса Вильгельм Адам писал о тех днях:
«При наступлении 6-й армии к Волге кровь немецких солдат лилась рекой. Отошли в прошлое лёгкие успехи западной кампании, равно как и бодрое настроение солдат… Во время моих поездок в вездеходе я постоянно встречал отставших солдат, которые после тяжёлых боёв разыскивали свои части. Особенно запомнились мне двое, участвовавших в сражении под Калачом. Они служили в той дивизии, куда я направлялся. Я взял их в свою машину. Сидевший за моей спиной ефрейтор, ещё находясь под свежим впечатлением пережитых боёв, рассказывал:
– В таком пекле даже здесь, на Востоке, мне ещё не приходилось бывать. Задал нам Иван жару, у нас только искры из глаз сыпались. Счастье ещё, что наши окопы глубокие, иначе от нас ничего бы не осталось. Артиллерия у русских отлично работает – что ни выстрел, то прямое попадание в наши позиции. А мы только жмёмся да поглубже в дерьмо зарываемся. Много наших от их артиллерии пострадало. А самое большое проклятие – это «катюши».
Фашистское командование, чтобы возместить потери, вынуждено было постоянно перебрасывать к Сталинграду новые части, снимая их с кавказского направления и даже из Западной Европы. В июле на сталинградском направлении действовали 42 дивизии врага, в августе – 69, а к концу сентября – 81 дивизия. Гордость вермахта – 6-я полевая армия и 4-я танковая армия тоже были у Сталинграда. Именно они и вышли к рубежам на окраинах города.
Командующий 6-й армией генерал танковых войск Паулюс 12 сентября был вызван в Винницу, в ставку Гитлера. Выслушав доклад генерала, фюрер приказал ему начать штурм Сталинграда. Гитлер считал, что Красная Армия доживает последние дни и надо только ускорить её гибель.
Основную тяжесть вражеского удара в городе приняли на себя 62-я и 64-я армии, которыми командовали генерал-лейтенант, ныне Маршал Советского Союза Василий Иванович Чуйков и генерал Михаил Степанович Шумилов.
«Я никогда не забуду, – пишет Чуйков, – 14 сентября. Для Сталинграда оно стало одновременно одним из наиболее тяжёлых и в то же время счастливых дней.
В этот день враг вклинился в город большими силами западнее вокзала. Фашистские головорезы выскакивали из машин, веселились, врывались в жилые кварталы с целью поживиться тем, что ещё уцелело от пожара. А наши солдаты и офицеры, спрятавшись за углы зданий, в подвалах, на чердаках домов, расстреливали зарвавшихся захватчиков.
Нельзя расценить эти действия немцев иначе, как психическую атаку. Но когда они были встречены дружным огнём и поползли, будто ошпаренные кипятком тараканы, и гибли на наших глазах, вот тут-то мы и почувствовали, что сможем уничтожить фашистских захватчиков всех до единого».
Чуйков приказал своему штабу в дни наиболее тяжёлых боёв переместиться к самым передовым позициям. Армия знала, что её командиры рядом, и солдаты дрались ещё мужественнее, а штаб надёжнее управлял войсками, хотя условия для его работы были невероятно сложные.
В середине октября враг предпринял ещё одну яростную попытку овладеть всем городом и сбросить наши войска в Волгу. Вот что рассказывает Василий Иванович об этом времени:
«Н. И. Крылов (начальник штаба армии) и К. А. Гуров (член Военного совета) с телефонами в руках рассматривают план города. По синим стрелам и цифрам, а также по красным изогнутым линиям оцениваю положение на направлении главного удара противника. Вопросов не задаю, знаю, что полученные пять-десять минут назад данные об обстановке уже устарели. Вызываю к телефону командующего артиллерией армии Пожарского. Приказываю дать залп «катюш» двумя дивизионами. Одним – по силикатному заводу, другим – по стадиону. Там, по моему мнению, должно было быть скопление войск противника…
После короткого обмена мнениями между членами Военного совета стало ясно, что противник вновь бросил крупные силы против 62-й армии. Ближайшая цель врага – пробиться к Волге. Было ясно, что он сделает всё возможное, чтобы воспретить подход подкреплений и подвоз боеприпасов из-за Волги. В ближайшие несколько дней нам предстояла небывало жестокая борьба только имеющимися в распоряжении 62-й армии силами. Наш блиндаж трясло как в лихорадке, земля звенела, с потолка сыпался песок, в углах и на потолке под балками что-то потрескивало, толчки от разорвавшихся вблизи крупных бомб грозили развалить наш блиндаж…
В тот день мы почти не видели солнца. Оно поднималось бурым пятном и изредка выглядывало в просветы дымовых туч.
На фронте около шести километров Паулюс бросил в наступление под прикрытием ураганного огня три пехотные и две танковые дивизии… Превосходство в людях было пятикратным, в танках – двенадцатикратным, его авиация безраздельно господствовала на этом участке».
Сколько подвигов было совершено в те дни? Мы не знаем. Считать подвиги было некому, потому что каждый в то время дрался как герой.
Восемь немецких танков атаковали тяжёлый танк КВ. Он подбил четыре. Но тут подошли ещё несколько немецких машин. Им удалось поджечь КВ. Автоматчики врага ждали, когда советские танкисты станут вылезать из люка. В пламени и дыму командир танка Хасан Ямбеков, механик-водитель Андрей Тарабанов, командир орудия Сергей Феденко, радист Василий Мушилов вели огонь до последнего снаряда и патрона. Они не сдались врагу. Радио донесло до своих голос Хасана: «Прощайте, товарищи! Не забывайте нас!» Пением «Интернационала» закончилась эта героическая радиопередача.
В батарее противотанковых орудий лейтенанта Алексея Очкина был пятнадцатилетний Ваня Фёдоров. Артиллеристы подобрали паренька на одной из станций, где стоял их эшелон. В Сталинграде Ваня подносил снаряды к орудиям. На батарею двинулись танки, следом крались автоматчики. Много артиллеристов погибло в этой схватке. Ваня был жив. Гранатами отогнал автоматчиков, собирался метнуть гранату под танк, но был ранен в обе руки. Тогда мальчик-герой зажал гранату в зубах, бросился под гусеницу и взорвал танк. Всего лишь один день Ваня был комсомольцем…
Не только героизм, но и мастерство советских солдат остановили фашистов в городе. Когда немецкая артиллерия и авиация начинали подготовку к атаке, наши солдаты подбирались вплотную к к позициям врага и там пережидали налёт – вражеские бомбы и снаряды падали на пустые окопы и щели. После налёта солдаты быстро отходили в свои укрытия и встречали вражескую пехоту огнём. Если шли в атаку немецкие танки, а за ними автоматчики, то наши пропускали танки над своими укрытиями, отсекая автоматчиков огнём. За танки же принимались артиллерия и бронебойщики.
Особую службу сослужило в ночных боях наше «ура». Немцы выставляли в захваченных зданиях наблюдателей, а остальные отдыхали в укрытиях. Артиллеристы и пулемётчики, заранее пристреляв окна и бойницы, просили пехоту погромче, пострашнее крикнуть «ура». Думая, что началась атака, немцы бежали к окнам, проломам, бойницам и попадали под пули и осколки снарядов.
…Был конец осени. Надвигались холода. Все сроки взятия города, намеченные Гитлером, прошли. Но город держался крепче, чем раньше. Всё чаще немцев одолевали мрачные предчувствия. Солдат Шарф писал родственникам: «Судьба долго меня щадила и оберегала, чтобы заставить испытать самые ужасные муки, какие только могут быть на этом свете. За десять дней я потерял всех товарищей. После того как в моей роте осталось 9 человек, её расформировали. Я теперь кочую из одной роты в другую. Несколько дней находился в мотоциклетном взводе. Этого взвода теперь тоже нет… Только тот, кто побывал здесь, может понять, что мы сейчас далеки от победы, как никогда раньше».
Однако отказаться от захвата Сталинграда фашисты не могли. Он был для них воротами к сказочным военным выгодам – ты помнишь, эти выгоды были подсчитаны ими в плане, который назывался «Голубая»?
8 ноября Гитлер по радио обратился к своим войскам с речью:
«Я хотел достичь Волги у одного определённого пункта, у одного определённого города. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Но я стремился туда не по этой причине. Город мог называться совсем иначе. Я шёл туда потому, что это весьма важный пункт. Через него осуществлялись перевозки 30 миллионов тонн грузов, из которых почти 9 миллионов тонн нефти. Туда стекалась с Украины и Кубани пшеница для отправки на север. Туда доставлялась марганцевая руда. Там был гигантский перевалочный центр. Именно его я хотел взять, вы знаете, нам много не надо – мы его взяли! Остались незанятыми только несколько совсем незначительных точек. Некоторые спрашивают: а почему же вы не берёте их побыстрее? Потому, что я не хочу там второго Вердена[2]. Я добьюсь этого с помощью небольших ударных групп!»
Всего одиннадцать дней прошло после этой речи, и хвастовство фюрера и все планы фашистской Германии были перечёркнуты. 19 ноября началось контрнаступление советских войск.
ПРЕЖДЕ НОВЫЕ ФЕРМОПИЛЫ
Сталинград называют Каннами XX века. Но его прежде надо назвать Фермопилами нашего времени. Ты помнишь, как триста спартанцев задержали в Фермопильском горном проходе орду персов? Герои сложили там свои головы, но дали возможность греческому войску занять новые позиции. Так и защитники Сталинграда, стянув к себе отборные фашистские дивизии, удерживая их, уничтожая, дали возможность нашему народу приготовить всё нужное для новых сражений и для победы.
Начало войны было горьким. Вот уже три десятка лет прошло, а все мы – и старые солдаты – и ты – переживаем неудачи сорок первого года, словно они были вчера. Каждый спрашивает: как же могло случиться такое? Почему мы так долго отступали и так далеко – до Волги?
Мой дорогой товарищ, лёгких войн не бывает. И никто не начинает войну, не рассчитывая на победу. Фашисты не напали бы на нас, если бы не были уверены в своей победе.
То, что война с фашистской Германией неизбежна, знали все. Коммунистическая партия, правительство заботились, чтобы Красная Армия в будущей войне имела боевые машины не хуже, а лучше немецких. И наши конструкторы создали в 1940 году прекрасные истребители МИГ-3, ЛАГГ-3, ЯК-1, пикирующий бомбардировщик ПЕ-2, штурмовик ИЛ-2, прозванный потом самими немцами «чёрной смертью». Перед войной был сделан лучший танк в мире Т-34. Но мы не успели выпустить эти машины до войны в нужном количестве.
Выпуск самолётов и танков старых образцов был приостановлен, а новых только начат. Нужен был ещё год, что бы оснастить Красную Армию современным оружием. Враг это знал. И он выбрал для вторжения в Советский Союз именно этот момент – момент замены старой техники новой.
Мы сейчас с тобой немного посчитаем. Правда, цифры скучны, но они и точны. Когда началась война, в наших приграничных военных округах было 1475 новых танков Т-34 и KB, способных на равных сражаться с немецкими танками. Схожее положение было и с самолётами. В первой половине сорок первого года заводы выпустили 1946 новых истребителей, 458 пикирующих бомбардировщиков и 294 штурмовика. (И не все они к началу войны попали на границу.)
Враг же начал военные действия, имея на Восточном фронте 3410 танков и около 5 тысяч самолётов. Сними со своей части шахматной доски больше половины фигур и попробуй выиграть партию. Может быть, ты и выиграешь, – если твой соперник не умеет играть в шахматы. Но гитлеровские генералы не были новичками на войне – прежде чем напасть на Советский Союз, они завоевали всю Западную Европу.
Напрашивается вопрос: почему же мы не начали перевооружения Красной Армии несколькими годами раньше? Тут уж ты разберёшься сам – можно было сделать это или нельзя. Ты учил историю, знаешь, какая нищета досталась нам от царского строя, знаешь, с какой невероятной быстротой советский народ строил рудники, заводы, электростанции, институты. Наша быстрота и стремительность удивляли мир. Но немного не успели мы. И случилась беда.
То, что не успели мы в мирное время, пришлось навёрстывать во время самой войны. Когда защитники Сталинграда мужественно сдерживали страшный натиск врага, с неменьшим мужеством работали рабочие на заводах. И они сделали, казалось, невозможное: к концу ноября 1942 года немецкие цифры и наши цифры уравнялись. На советско-германском фронте у фашистов было 70 тысяч орудий и миномётов, 6600 танков и штурмовых орудий, 3500 боевых самолётов. А у нас – орудий и миномётов 72,5 тысячи да 1742 реактивные установки, танков и самоходных орудий 6014, боевых самолётов 3088.
Количество фигур на обеих половинах шахматной доски стало одинаковым. Теперь всё зависело от мастерства, от таланта полководцев и командиров. И мы знаем, звезда германской военной славы, так стремительно взлетевшая над горизонтом, после этого померкла и покатилась вниз. Звезда советской военной славы поднималась всё выше и выше – до самого зенита.
Окружение и уничтожение 330-тысячной армии под Сталинградом история назвала новыми Каннами. Сравнения никогда не бывают точными: то, что сделали наши военачальники, грандиознее деяния Ганнибала. И грандиознее подвига спартанцев в Фермопильском ущелье подвиг советских людей на Волге.
НАЧАЛО НАЧАЛА
День 12 сентября отмечен немецкими военными историками как дата встречи Паулюса с Гитлером в Виннице. Ты помнишь, генерал летал туда, чтобы получить приказ о штурме Сталинграда. Но в этот же день произошло более важное событие. Правда, поначалу оно не выходило из числа рядовых, это был обычный для того времени разговор военачальников в Кремле. Однако последствия его оказались такими грандиозными, что мы должны отметить в противовес немецкому наше 12 сентября – советское.
Днём 12 сентября из района Сталинграда вылетел в Москву заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии (потом Маршал Советского Союза) Георгий Константинович Жуков. Через четыре часа он был в Кремле у Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина. Там же находился начальник Генерального штаба генерал-полковник (ныне Маршал Советского Союза) Александр Михайлович Василевский.
Правительство тревожилось за судьбу волжского города. Особенно беспокоило то, что севернее Сталинграда немцам удалось выйти к реке и разъединить наши части довольно широким коридором.
Чтобы ликвидировать этот коридор, были нужны большие силы. Сталин достал свою карту, где были помечены резервы Ставки Верховного Главнокомандования, и стал рассматривать её. «Мы, – вспоминает Жуков, – с Александром Михайловичем отошли подальше от стола в сторону и очень тихо говорили о том, что, видимо, надо искать какое-то иное решение.
Самоходные артиллерийские установки и танки времён Великой Отечественной войны.
– А какое «иное» решение? – вдруг, подняв голову, спросил Сталин.
…Мы подошли к столу.
– Вот что, – продолжал он, – поезжайте в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда. Откуда и какие войска можно перебросить для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра в 9 часов вечера соберёмся здесь».
Весь следующий день Жуков и Василевский работали в Генштабе. А ночью на новой встрече у Сталина они рассказали замысел будущего контрнаступления. Оно дало бы возможность не растрачивать силы на ликвидацию коридора, на незначительное улучшение других позиций, а привело бы к изменению обстановки в нашу пользу на всём Южном фронте.
Пользуясь тем, что линия фронта напоминала прямой угол, в вершине которого был Сталинград, предлагалось со сторон угла, с его катетов нанести удары один навстречу другому по гипотенузе – так, чтобы самая мощная группировка фашистских войск оказалась замкнутой в огромном треугольнике. План был смелый и дерзкий. Выполнение его дало бы нашей стране огромные выгоды. Давай посчитаем их по пальцам.
В окружении оказалась бы треть миллиона лучших германских войск: они или сдались бы в плен, или были бы уничтожены.
После этого оголился бы левый фланг и тыл германских войск, наступавших на Северный Кавказ. Эти войска оказались бы под угрозой окружения между Каспийским и Чёрным морями. Значит, им оставалось одно – отступать с Северного Кавказа. План операции «Голубая» по захвату нефтеносных и зерновых районов был бы окончательно сорван.
Советские войска после поражения немцев у Сталинграда и на Северном Кавказе перешли бы от обороны в наступление, а обороняться вынуждены были бы фашисты.
Союзники Германии – Япония и Турция – уже не рискнули бы вступить в войну против нас.
Победа наших войск принесла бы огромную радость советским людям и всем народам, порабощённым фашистами. А радость прибавляет силы: ещё лучше работали бы рабочие на заводах, колхозники в полях, ещё мужественнее сражались бы партизаны в тылу врага, крепче бы доставалось фашистам от борцов Сопротивления во Франции, в Югославии, в Норвегии…
Но мы ведь с тобой знаем, что выполнить можно не всякий заманчивый план, а только такой, в котором предусмотрены все слабые и сильные стороны противника. Советская разведка очень хорошо действовала в районе Сталинграда. Сведения, собранные ею, тщательно изучались в Генштабе.
То, что контрнаступление будет удачным, подтверждалось такими фактами.
Слева и справа от германских войск, сгрудившихся у Сталинграда, стояли румынские, венгерские и итальянские войска. Вооружены они были хуже, чем немцы. У них имелись слабые трофейные танки (чехословацкие и французские), противотанковой артиллерии было мало. Боевой дух румынских, венгерских, итальянских солдат не отличался крепостью, – кому охота расплачиваться жизнью за преступления чужого фюрера? На этих-то участках и предполагалось прорвать оборону противника.
Итак, оборону наши войска прорвали. Но ведь немцы не будут равнодушно смотреть, как гонят их союзников, потому что следующими, кому достанется, будут сами немцы. Фашисты должны будут бросить свои дивизии, чтобы загородить проломы в линии фронта. Всё дело в том, что у немцев уже не было таких свободных дивизий, все резервы фашистов полегли в степях у Сталинграда и на Северном Кавказе. В середине октября Гитлер прикажет своим войскам перейти к обороне почти на всём фронте. Он будет тешить себя надеждой, что в обороне перезимует новую военную зиму, а летом снова начнёт наступление, послав на фронт ещё уцелевших мужчин Германии.
Замысел окружения немецко-фашистских войск под Сталинградом.
Немцы, как говорят, были обескровлены в наступлении. Но ведь и наши войска понесли немалые потери. Какими же силами будем вести контрнаступление мы? Сталинград – новые Фермопилы: пока город оборонялся, в тылу Советской страны были подготовлены мощные резервы. Наши бойцы получили много танков Т-34, много новых самолётов – истребителей, пикировщиков, штурмовиков, было много орудий у наших и много снарядов к ним. Теперь у нас было чем воевать.
Вся задуманная операция делилась на несколько частей:
1) прорыв обороны;
2) окружение немецкой группировки у города;
3) создание внешнего фронта, который задержал бы фашистов, идущих на помощь окружённым;
4) пресечение попыток врага выйти из кольца и полное уничтожение окружённых войск.
Замысел контрнаступления заинтересовал Сталина. В конце обсуждения он сказал: «Разговор о плане продолжим позже. То, что мы здесь обсуждали, кроме нас троих, пока никто не должен знать».
Жуков и Василевский выехали в район боевых действий, чтобы изучить условия для подготовки контрнаступления, посмотреть места, где лучше сосредоточить резервы.
Было у них и ещё важное задание – помочь командующим фронтами организовать оборону волжских рубежей. Ты ведь знаешь, как враг в эту пору рвался к реке, как хотел занять весь город. В оборонительных боях советские войска должны были не только устоять, но и как можно больше истребить врагов, их танков, самолётов, орудий – от этого тоже зависел успех контрнаступления.
В конце сентября в Ставке снова состоялся разговор о будущих военных действиях. На этот раз вернувшиеся с фронта Жуков и Василевский подписали карту-план контрнаступления. «Утверждаю», – написал на плане Сталин.
Надо ли говорить, как важно было сохранить наш план в тайне? В дальнейшем, когда в работе над планом приняли участие другие военачальники – начальники родов войск Красной Армии, командующие фронтами и армиями, – разговор о плане вели только с глазу на глаз, при личных встречах. Ни в письменных распоряжениях, ни в разговорах и шифровках по телефону и по радио не было ничего, что могло бы натолкнуть гитлеровскую разведку на следы будущей операции.
СВОЁ ДЕРЖАТЬ В ТАЙНЕ, ЧУЖОЕ ЗНАТЬ
Операция «Уран» – такое название получило контрнаступление – должна была начаться 9 ноября на Юго-Западном фронте и 10-го – на Сталинградском. Разница в сроках объяснялась тем, что до Калача – места встречи ударных соединений обоих фронтов – с севера надо было пройти 120-140 километров, а с юга – 100. Всего 3-4 дня отводилось для этих ударов.
Однако сроки начала «Урана» были перенесены на 19 и 20 ноября. Из-за недостатка автомобилей вовремя не были подвезены боеприпасы, горючее, зимнее обмундирование. Не в полной мере была готова и авиация. А на неё возлагались большие задачи: подавить авиацию немцев, прикрыть наши войска от ударов с воздуха, пробивать бомбёжками дорогу наступающим частям, преследовать отходящего противника. Каждый день отсрочки таил в себе опасность того, что немцы узнают нашу тайну. И тайна охранялась всеми способами.
Новые войска сосредоточивались не там, где им предстояло нанести удар, а в 50-60 километрах от нужного места. Все передвижения производились только ночью, с погашенными фарами. На день и люди и машины замирали, затаивались по оврагам, в редких лесках, селениях. Дело осложнялось тем, что на Юго-Западном фронте резервам приходилось переправляться через Дон, а на Сталинградском – через Волгу. И если по берегу Дона были леса, которые на светлое время укрывали танки, орудия, пехоту, то берега Волги были совершенно открыты. Немецкие лётчики бомбили мосты, паромы, однако и на Волге скопления наших войск не заметили. В это время через реку эвакуировались со своим имуществом жители Сталинграда. Они-то и помогли в этом месте маскировке войск.
Задолго до контрнаступления прекратилась почтовая связь между солдатами ближних фронтов и их семьями – по перемещению полевой почты враг тоже мог догадаться о перемещении войск.
Всё скрыть от врага, а самим всё знать о враге – в этом был залог успеха. Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов, которого Ставка тоже послала в район контрнаступления, вспоминает: «Мы следили за врагом во все глаза. Наблюдение велось круглосуточно. Непрерывно работала звукометрическая разведка, которая выявляла вражеские артиллерийские и миномётные батареи. С воздуха шло систематическое фотографирование расположения противника, особенно тех районов, где намечался прорыв его обороны. Генералы-артиллеристы часами просиживали за стереотрубами на наблюдательных пунктах… Ставка обязывала на направлениях главных ударов при прорыве обороны противника создать такие группировки войск, чтобы было достигнуто, по крайней мере, тройное превосходство над врагом. Много раз пришлось считать и пересчитывать наши силы, в особенности группировки артиллерии, чтобы такое превосходство было действительно обеспечено».
В самый канун контрнаступления разведчики 5-й танковой армии на Юго-Западном фронте узнали, что враг в первых траншеях оставил только наблюдателей, а настоящую оборону занял в трёх километрах от переднего края. На Сталинградском фронте разведчики обнаружили новую кавалерийскую дивизию румын. Всё это учитывалось нашим командованием.
15 ноября в район Сталинграда пришла телеграмма из Москвы.
Т о в а р и щ у КОНСТАНТИНОВУ.
Только лично.
День переселения Фёдорова и Иванова можете назначить по Вашему усмотрению, а потом доложите мне об этом по приезде в Москву. Если у Вас возникнет мысль о том, чтобы кто-либо из них начал переселение раньше или позже на один или два дня, то уполномочиваю Вас решить и этот вопрос по Вашему усмотрению.
ВАСИЛЬЕВ.
13 часов 10 минут
15.11.42 г.».
За фамилией Васильева был Сталин, телеграмму он послал Жукову. Фёдоров был на самом деле Николаем Фёдоровичем Ватутиным, командующим Юго-Западным фронтом, а Иванов – это Андрей Иванович Ерёменко, командующий Сталинградским фронтом. Василевский в телеграммах именовался Михайловым, Константин Константинович Рокоссовский, командующий Донским фронтом, был Донцовым.
Под «переселением» подразумевалось наступление. Причин изменять сроки «переселения» не было. И 17 ноября точные сроки наступления получили командующие армиями. Все войска узнали это только за несколько часов до атаки.
Генерал армии Павел Иванович Батов в то время командовал 65-й армией. Он вспоминает: «В этот же день (17 ноября) было решено созвать командный состав на проигрыш операции. Мы собрались близ берега Дона на скате Дружилинских высот. Над головами трепетали под порывами холодного ветра раскинутые сапёрами маскировочные сети. Вокруг макета (с изображением позиций врага) были отрыты щели с лёгкими перекрытиями на случай огневого налёта. В 50-60 метрах стояли оптические приборы, у которых работали наблюдатели. Это было очень удобно: каждого командира можно подвести от макета к стереотрубе и здесь, на реальной местности, проверить решение, увидеть своё направление и рубежи, которые должны быть достигнуты к сроку.
Участвовали в проигрыше офицеры управления армии, командиры и начальники политорганов наших соединений, а также частей усиления и представители соседних армий. Здесь были все, кто через два дня вместе будет творить победу; сейчас они в последний раз взвешивали свои возможности, обдумывали свои действия на общем фоне армейской операции».
Все, начиная от высших командиров до солдат, знали, что и где они должны делать в назначенный, как говорил Суворов, петушиный час.
Мы с тобой, пока тянется медлительное время ожидания приказа, опять немного посчитаем.
К 19 ноября на сталинградском направлении у немцев было: людей – 1 011 500, орудий и миномётов – 10 290, танков и самоходных орудий – 675, самолётов – 1216. А у нас: людей – 1 015 300, орудий и миномётов – 13 535, танков и самоходных орудий – 979, самолётов – 1350. Как видишь, самолётов, и танков, и орудий у нас было чуточку больше. Но наше преимущество заключалось в том, что мы смогли незаметно сосредоточить вдвое, втрое больше войск и техники на направлении главных ударов; в этом и заключается, ты уже знаешь это, первая часть военного искусства.
Мы говорили с тобой, что резервов у германского командования осенью 1942 года уже не было. Но, попав в отчаянное положение, враг мог перебросить к Сталинграду войска с центрального фронта. И вот, чтобы не случилось этого, чтобы не было у Сталинграда неучтённых, не запланированных нами немецких дивизий, было решено одновременно с «Ураном» провести наступательную операцию в районе Вязьмы и Ржева, за много сотен километров от Сталинграда. Для руководства этой операцией туда поехал Жуков. А Василевский остался здесь.
В ночь с 18 на 19 ноября войска получили долгожданный приказ о переходе в контрнаступление. До атаки оставалось несколько часов. Но тайна «Урана» оберегалась, как и в самом начале, как в сентябрьские дни. Соединения 5-й танковой армии получили распоряжение: «Шлите приёмщика за получением меховых перчаток». Читалась эта фраза так: «Начало атаки пехоты 19. 11. 42 г. 8.50».
В землянках при тусклом свете коптилок, сделанных из снарядных гильз, в блиндажах политруки читали обращение к солдатам:
«…Идя в бой, мы знаем, что мы идём освобождать братьев и сестёр, томящихся в фашистской неволе. В наших руках, товарищи, находится судьба Родины, судьба нашего великого народа. От нас с вами, от нашего упорства и умения зависит – будет ли каждый советский человек жить в своей свободной стране или будет, как раб, гнуть спину у барона.
…За кровь загубленных фашистскими людоедами наших жён и детей, за пролитую кровь наших бойцов и командиров мы должны пролить потоки вражеской чёрной крови.
Вперёд, к победе! Смерть немецким оккупантам!»
ПРАЗДНИК НАШЕГО ОРУЖИЯ
Утро 19 ноября на Юго-Западном фронте и на правом крыле Донского фронта выдалось туманное. Серая пелена прикрыла степь и овраги. Во мгле скрылись неприятельские позиции: рвы, ряды колючей проволоки, доты. И что было совсем плохо, не могла в такую погоду действовать авиация. Однако отложить начало операции «Уран» было невозможно. Слишком много сил ушло на то, чтобы подготовить всё именно к этому утру. Слишком много людей – сотни тысяч – ждали с минуты на минуту сигнала к грозному бою, к яростному празднику нашего оружия. Да, атака была нашим праздником, и даже медные трубы звучали во время её. Когда на две минуты стихли пушки, генерал-майор грузин Таварткиладзе дал знак стотрубному оркестру и только вслед за этим подал знак другой – поднял свою дивизию в атаку.
Но вернёмся к самому началу. В 7.20 артиллеристы по телефону получили команду «сирена». И тут же все 3500 орудий и миномётов были заряжены. В 7.30 прозвучала команда «огонь». На позиции врага обрушился смерч стали и пламени. Артиллеристы работали и за себя и за лётчиков, которые не могли сейчас подняться с аэродромов.
Огневой налёт продолжался до 8.48. В 8.50 пошли в атаку стрелковые дивизии. Они должны были пробить в обороне врага бреши, уничтожить там уцелевшие после артналёта огневые точки. Вслед за пехотой в бреши, как в распахнутые ворота, войдут танки. Им очень важно не задержаться здесь, не остановиться на первых рубежах – у них своё дело: выйти на степной простор и, не считая километры, гнать врага, сбитого с насиженного места, захватывать его штабы, мосты, склады, перерезать дороги, уничтожать резервы, с незащищённого тыла нападать на очаги сопротивления.
Но туман сделал своё дело. Не все цели у противника были подавлены артогнём. Враг упорно оборонялся в уцелевших дотах. К 12.00 наши пехотинцы продвинулись всего на 2-3 километра. Оборону всё не удавалось прорвать. А драгоценное время летело. Враг мог прийти в себя от внезапного удара.
Командующий 5-й танковой армией генерал-лейтенант П. Л. Романенко знал, что терять танки на первом рубеже полководцу непростительно, как непростительно школьнику не знать, сколько будет дважды два. Но другого выхода не было. И он приказал 1-му и 26-му танковым корпусам двинуться в полуоткрытые ворота, помочь пехоте распахнуть их настежь.
Танки пошли вперёд, обогнали пехоту. Скоро вражеская оборона между реками Цуцкан и Царица была прорвана.
Появились первые толпы испуганных пленных. Они шли с поднятыми руками, не понимая, что случилось, откуда на их тихие недавно места налетела буря. Но было ещё много очагов сопротивления: дотов, артиллерийских батарей. Танки обходили их стороной, затем возвращались к ним с тыла и уничтожали. Во второй половине дня ширина бреши увеличилась до 16 километров. Тогда в неё вошёл 8-й кавалерийский корпус. Он тоже обогнал пехоту. Танки, кавалерия – подвижные соединения нашей армии – углублялись с боями всё дальше на юг и юго-восток. За ними двигались стрелковые соединения. Они довершали уничтожение разгромленных танкистами войск, очищая от неприятеля сёла и хутора, собирали пленных.
К вечеру погода совсем испортилась. На степь, на дороги, пропадавшие в тумане, повалил мокрый снег. Танкисты двигались по азимутам, только с помощью компаса они находили нужное направление. В такой обстановке могли случиться любые неожиданности.
Генерал А. Г. Родин, который командовал 26-м корпусом, вспоминает: «В конце дня произошла любопытная встреча с оперативными резервами противника. Под покровом ночи и при обильном снегопаде мы продолжали движение вперёд по колонному пути с включённым светом. Вдруг при подходе к отделению совхоза № 86 по нашей колонне был открыт артогонь. Выключили свет, и стрельба прекратилась. Продвинувшись вперёд ещё километра на два, я приказал остановить колонну и выслать из ядра разведки дозор в направлении выстрелов. Когда были выключены моторы и настала ночная тишина, то мы услышали шум моторов и движение танков, но левее нас и в противоположную нашему движению сторону. Тут же поступило донесение от разведки, что танки противника пошли в сторону фронта – к городу Серафимовичу. Оказалось, что 1-я румынская танковая дивизия из района Перелазовского спешила на фронт, на помощь своим пехотным дивизиям. Приказал в бой не вступать. Иметь наблюдение, не теряя соприкосновения.
Танковая колонна противника, дойдя до станицы Новоцарицынской, продолжала движение на север. А мы повернули строго на юг – на Перелазовский. Таким образом, тылы румынской танковой дивизии были отрезаны, большинство её автомашин с горючим, боеприпасами и продовольствием были попросту включены в нашу колонну. Водителей противника оставили за рулём, посадив к ним по автоматчику. Что касается вражеских танков, то мчитесь, голубчики, дальше, без горючего и боеприпасов много не навоюете…»
На рассвете второго дня контрнаступления корпус подошёл к большому селу Перелазовскому, где перекрещивались дороги с разных направлений. «Без единого выстрела, – рассказывает Родин, – мы окружили населённый пункт, и только тогда, когда танки пошли в атаку под прикрытием нашего артогня, противник открыл свой огонь. Но было поздно, танки уже ворвались на улицы. Не прошло и часа, как судьба этого важного пункта была решена. Захвачена масса пленных, вся штабная документация, узел связи, типография, склады, госпиталь с ранеными и даже хлебопекарня с хлебом, масса автомашин и другой техники».
Слева от 26-го успешно действовал 4-й танковый корпус. Вскоре они сблизились и почти параллельно двинулись на восток, к городу Калачу на Дону – тот район, где планом «Уран» намечалась встреча подвижных соединений Юго-Западного и Сталинградского фронтов. От исходных позиций оба корпуса отошли уже на 35-40 километров.
Ты помнишь, путь в район Калача с юга короче, чем с севера. Но теперь, после удачного боя танков, для войск обоих фронтов он стал одинаковым. Пришло время наступать Сталинградскому фронту.
Радуясь успеху товарищей, наступавших с севера, с нетерпением ждали приказа к атаке войска Сталинградского фронта. Утром 20 ноября у них всё было готово, чтобы из промежутков между озёрами Сарпой, Цацой и Барманцаком устремиться на прорыв вражеской обороны. В ложбинах, поросших камышом, за небольшими пригорками стояли танки, орудия, сосредоточилась пехота. Было 8.00 – время начала артподготовки. Однако командующий фронтом Ерёменко медлил – здесь тоже местность была закрыта туманом. Туман становился всё гуще. Пошёл снег.
Ставка Верховного Главнокомандования беспокоилась, запрашивала из Москвы, удастся ли начать наступление вовремя.
К счастью, туман начал рассеиваться. К в 10.00 залпом «катюш» началась артподготовка.
Пока наши снаряды разворачивают доты неприятеля, устроенные на холмах перед озёрами, корёжат его пушки, рушат блиндажи, мы с тобой поговорим о карте контрнаступления. Карта сложная, на ней много цифр, много линий, много стрел, на ней реки, населённые пункты, города. Может быть, ты, убоявшись сложности, решил не разглядывать её, а перелистнуть эту страницу? Напрасно. Если ты разок-другой-третий заставишь себя разобраться в схеме военных действий, ты почувствуешь даже удовольствие – удовольствие читать карту. А главное, без чтения карты нельзя понять, что, где и как происходило.
Контрнаступление советских войск у Сталинграда.
Давай разбираться вместе. Найди сначала Сталинград – видишь, там скопление синих и чёрных цифр. Синие цифры обозначают неприятеля, чёрные – наши войска. По густоте цифр, по тесноте на карте можно уже судить, как много там сгрудилось войск. В обе стороны от Сталинграда цифры стоят реже – значит, и войск там меньше. Но в верхнем левом углу карты и в правом нижнем густота наших цифр увеличивается – это места, где мы сосредоточили силы для нанесения главных ударов.
Много на карте красных стрел. Они стремительные и широкие. Вражеские синие стрелы тонкие – толщина стрел показывает, чьи удары мощнее. Остриём же стрелы показывают направления ударов.
С первого взгляда на этого красного ежа, на эти красные вилы видно, в какой угол наша армия загоняет фашистского волка. Но часть стрел направлена на юг и на запад – это первые удары против волчьей стаи, которая потом будет пытаться выручить 6-ю армию Паулюса.
Генерал Родин рассказывал о встрече с румынскими танками около отделения совхоза № 86. Найди этот пункт на карте. Он между истоками речек Цуцкана и Царицы. Чуть южнее отделения совхоза – синий овал со стрелкой, которая идёт сначала на северо-восток, а потом круто поворачивает на юг. Этот овал – та самая 1-я румынская танковая дивизия, чьё горючее и боеприпасы прихватили с собой танкисты Родина. Карта говорит нам: предположение генерала, что много румыны не навоюют, сбылось – это подтверждается крутым поворотом стрелки.
Найди соединения, которые мы уже упоминали, найди населённые пункты, у которых были бои. Рассмотри всё внимательно. Читая рассказ о контрнаступлении дальше, по мере необходимости заглядывай в карту.
А теперь мы возвратимся на Сталинградский фронт, в район озёр.
Артподготовка закончилась. В атаку пошла пехота. Ко второй половине дня она прорвала оборону противника в нескольких местах. Подвижные соединения ждали этого момента и хлынули в пробоины.
Посмотрим, как действовали они.
Южнее Сталинграда у самого берега Волги сосредоточился 13-й механизированный корпус – это место на карте обозначено чёрным овалом с двумя ромбиками (ромбики – танки). Отыскать корпус тебе поможет красный флажок с надписью «57А». (Флажками обозначаются штабы, древко флажка всегда направлено в сторону противника.) Нашёл штаб нашей 57-й армии? Вот и хорошо.
На запад от нашего корпуса в глубине обороны располагались части 4-й танковой армии немцев. Видишь синий флажок у селения Верхне-Царицынский? Это её штаб. Рядом с ним синий овал – сосредоточение 29-й моторизованной дивизии немцев, которой командовал генерал Лейзер.
Наши стрелковые дивизии вели в этом районе тяжёлые бои. Враг уже понял, что его окружают, он яростно сопротивлялся, контратаковал. Некоторые населённые пункты (к примеру, Нариман) переходили из рук в руки.
На рассвете второго дня контрнаступления после залпов «катюш» полк майора Крючихина штурмом взял колхоз имени 8 Марта и село Варваровку. В это время в селе заправлялись горючим 52 немецких танка. Все танки и их экипажи были захвачены нашими солдатами. Можно представить себе ярость генерала Лейзера, когда он узнал о такой потере. Чтобы вернуть танки, генерал бросил против нашего полка всю свою дивизию. Трудно бы пришлось пехотинцам, но тут к Варваровке подошли танки 13-го механизированного корпуса. И Лейзеру пришлось иметь дело с ними. Немецкая дивизия была смята. Понесли потери и другие вражеские части. Они откатились за речку Червлёную и там укрылись за мощными укреплениями. Штаб 4-й танковой армии немцев остался без войск, он бежал в противоположную сторону, на запад. У Червлёной остановились и наши войска, прочно загородив выход армии Паулюса из будущего котла.
Стремительно двигался 4-й механизированный корпус. Он имел важную задачу – в районе Калача соединиться с корпусами, двигавшимися с севера, и замкнуть кольцо окружения. Утром 21 ноября корпус перерезал важную для немцев железную дорогу, захватив станции Абганерово и Тингуту.
4-й кавалерийский корпус вошёл в прорыв следом за механизированным. Ему надо было совершить 70-километровый марш, чтобы отрезать пути отхода неприятеля на село Абганерово. Времени у конников было мало, двигались они по степи без дорог, часто перебирались через крутые овраги. Гололёдица затрудняла движение. Но кавалеристы – казахи, киргизы, узбеки, таджики, туркмены – были привычны к седлу. Рассеивая по пути заслоны врага, конники в середине дня 21 ноября ворвались в село и после боя заняли его.
А что же в это время творилось у противника? Как он чувствовал себя? Какие действия предпринимал?
ОШЕЛОМЛЁННЫЕ И РАСТЕРЯННЫЕ
Штаб 6-й немецкой армии располагался в Голубинском, недалеко от Дона. (Найди его на карте, он помечен синим флажком и надписью «6А».) На второй день наступления он оказался в критическом положении, его могли захватить наши войска. И Паулюс приказал переезжать в станицу Нижне-Чирскую у слияния Дона с Чиром. Штабисты жгли документы, увязывали пожитки, но пришёл приказ Гитлера переместиться штабу в посёлок Гумрак недалеко от Сталинграда. У Гитлера и немецкого командования не было сомнений в том, что скоро удастся разжать танковые клещи советских армий и восстановить прежнее положение.
Однако те, кто был непосредственным участником событий, думали иначе. Мы с тобой послушаем офицера 8-го армейского корпуса Видера. В то время он находился в штабе корпуса в Песковатке – это на восток от Голубинского.
«Развивая наступление, превосходящие танковые и кавалерийские соединения русских в тот же день (19 ноября) молниеносно обошли нас с севера, а на следующий день и с востока. Вся наша армия была взята в стальные клещи. Уже три дня спустя в Калаче на берегу Дона кольцо окружения сомкнулось. Соединения русских непрерывно усиливались.
Ошеломлённые, растерянные, мы не сводили глаз с наших штабных карт – нанесённые на них жирные красные линии и стрелы обозначали направления многочисленных ударов противника, его обходные манёвры, участки прорывов. При всех наших предчувствиях мы и в мыслях не допускали возможности такой чудовищной катастрофы! Штабные схемы очень скоро обрели плоть и кровь в рассказах и донесениях непосредственных участников событий; с севера и с запада в Песковатку – ещё недавно тихую степную балку, где размещался наш штаб, – вливался захлестнувший нас поток беспорядочно отступавших частей.
Беглецы принесли нам недобрые вести: внезапное появление советских танков в сонном Калаче, нашем армейском тылу, вызвало там такую неудержимую панику, что даже важный в стратегическом отношении мост через Дон перешёл в руки противника в целости и сохранности. Вскоре из расположения 11-го армейского корпуса, нашего соседа слева, чьи дивизии оказались под угрозой удара с тыла, к нам в Песковатку хлынули новые толпы оборванных, грязных, вконец измотанных бессонными ночами людей.
Прелюдией русского наступления на участке Клетская – Серафимович была многочасовая артиллерийская подготовка – уничтожающий огонь из сотен орудий перепахал окопы румын. Перейдя затем в атаку, русские опрокинули и разгромили румынские части, позиции которых примыкали к нашему левому флангу. Вся румынская армия попала в кровавую мясорубку и фактически перестала существовать. Русское командование весьма искусно избрало направление своих ударов, которые оно нанесло не только со своего донского плацдарма, но и из района южнее Сталинграда, от излучины Волги. Эти удары обрушились на самые уязвимые участки нашей обороны – северо-западный и юго-восточный, на стыки наших частей с румынскими; боеспособность последних была ограниченна, поскольку они не располагали достаточным боевым опытом. Им не хватало тяжёлой артиллерии и бронебойного оружия. Сколько-нибудь значительных резервов у нас, по существу, не было ни на одном участке; к тому же плохие метеорологические условия обрекли на бездействие нашу авиацию. Поэтому мощные танковые клинья русских продвигались вперёд неудержимо, а многочисленные кавалерийские подразделения, подвижные и неуловимые, роем кружились над кровоточащей раной прорыва и, проникая в наши тылы, усиливали неразбериху и панику».
Ордена Славы I, II, III степеней. Этими орденами награждались в Великую Отечественную войну рядовые, сержанты, старшины, а в авиации – младшие лейтенанты. Орден высшей – I – степени мог получить лишь награждённый ранее орденами третьей и второй степени. Полному кавалеру ордена Славы, если он был сержантом, присваивалось звание старшины, если он был старшиной – младшего лейтенанта, если был младшим лейтенантом – лейтенанта. Орденом Славы всех трёх степеней награждено 2456 человек. Первым среди них был гвардии старший сержант Николай Андреевич Залетов, командир пехотного отделения. За прорыв четырёх линий вражеской обороны в январе 1945 года орденами Славы были награждены все бойцы 1-го батальона 215-го гвардейского стрелкового полка – триста пятьдесят человек.
Потом, когда "в Нюрнберге будут судить фашистских военных преступников, ближайший помощник Гитлера генерал-полковник Йодль скажет: «Мы полностью просмотрели сосредоточение крупных русских сил на фланге 6-й армии (на Дону). Мы абсолютно не имели представления о силе русских войск в этом районе. Раньше здесь ничего не было, и внезапно был нанесён удар большой силы, имевший решающее значение».
Вернёмся к событиям на фронте. Видер говорил о панике в Калаче. Что же произошло там?
26-му и 4-му танковым корпусам, чтобы соединиться с 4-м механизированным корпусом, надо было форсировать Дон. Дело это было нелёгкое, и оно заботило наших военачальников. Ведь если танкисты задержатся у Дона, для окружённого врага будет открыта дорога к отступлению.
Нашему командованию было известно, что у немцев около хутора Берёзовского есть мост через реку. Подходы к нему с запада прикрывались немецкой обороной, сам мост заминирован и подготовлен к взрыву. Всё же наши попытались захватить его в целости.
Была ночь (с 21 на 22 ноября). Танкисты 26-го корпуса к этому времени заняли населённый пункт Остров – до реки было уже недалеко. Командир корпуса Родин для захвата моста выделил две мотострелковые роты на автомобилях, пять танков и бронемашину. Командовать этим отрядом был назначен подполковник (ныне генерал-лейтенант) Филиппов.
Маленький отряд двигался по дороге, которая вела из Острова в Калач. И автомобили и танки зажгли фары. Расчёт был на то, что немцы примут эту колонну за свою. Так оно и случилось. Через оборону перед мостом отряд прошёл без всяких осложнений, его даже не остановили. До моста было ещё довольно далеко, вслед за первым успехом могли случиться всякие неожиданности. Нервы и у солдат и у командиров были напряжены. Но самообладание не покидало наших.
В степи отряд встретил повозку. Крестьянин вёз двух немецких солдат. Гитлеровцы были уничтожены. А крестьянин взялся показать подходы к переправе, рассказал, где стоит непосредственная охрана моста, – он хорошо знал эти места.
Охрана тоже приняла отряд Филиппова за своих (как позже выяснилось, у немцев была учебная часть, оснащённая захваченными у нас танками, и она часто пользовалась мостом). Несколько наших машин переехало мост, другие остановились перед ним. По сигналу ракетой советские солдаты с обеих сторон напали на охрану и уничтожили её.
Мост захвачен. До Калача рукой подать. Филиппов решил ворваться в город, где ещё спали фашисты. Но сил для захвата Калача было мало. Отряд с боем отступил из города и занял оборону вокруг моста. Немцы во что бы то ни стало решили мост отбить. Они много раз превосходящими силами атаковали советских стрелков и танкистов.
А в это время части корпуса, для которых берёгся мост, вели тяжёлый бой с фашистами в пятнадцати километрах от переправы. На пути наших танков немцы вкопали в землю пятьдесят своих танков и вели из них сильный огонь. Танкисты прорвались через этот заслон, а вечером 22 ноября переправились по мосту через реку.
Разбитые в этом районе немецкие части бежали на запад, к железнодорожной станции Суровикино. Найди её на карте. Нашёл? Севернее железной дороги – мощная красная стрела. В её середине чёрная стрелка с ромбиком и надпись «1 тк». Ты догадался, это движение 1-го танкового корпуса. От большой стрелы на юг и на запад отходят красные стрелки с чёрточками. Это передовые отряды, которые посланы корпусом для разведки отступающего противника. Врагом, которого потрепали и обратили в бегство 26-й и 4-й танковые корпуса, теперь займётся 1-й корпус. А у 26-го: и 4-го своё главное дело – скорее соединиться с 4-м механизированным корпусом, наступающим с юга.
Теперь войска, наступающие с севера и с юга, разделяло всего 10-15 километров. В этот момент к узкому перешейку Паулюс бросил свои танковые дивизии: 24-ю и 16-ю. Он хотел раздвинуть наши танковые клещи. Взгляни ещё разок на карту, ты увидишь, что эти дивизии стояли у самого Сталинграда. Сейчас они оказались у пересечения реки Россошки с железной дорогой. В районе Мариновки и Карповки целые сутки – и ночью и днём – шло ожесточённое сражение. Оно закончилось нашей победой. Войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов соединились. Кольцо замкнулось. В окружении оказалась вся 6-я и часть 4-й танковой армии немцев – 330 тысяч человек. Это произошло в 16 часов 23 ноября.
Надо сказать, что, кроме этого огромного кольца, было ещё одно – маленькое. На юг от города Серафимович, где размещался штаб Юго-Западного фронта (косой флажок с надписью «Ю-3. фр.»), ты видишь на карте синюю изогнутую линию, в которую упёрлись остриями короткие красные стрелы. Здесь попали в окружение пять румынских пехотных дивизий. Их командование ждало помощи от немцев. Окружённым солдатам было приказано сопротивляться. Но благоразумие вскоре взяло верх; бригадный генерал Теодор Стэнеску послал к нам парламентёров. 23 ноября в 23.30 противник белыми и зелёными ракетами известил Советское командование о том, что наши условия капитуляции он принял. Мы ответили зелёными и красными ракетами. Это означало: вот и хорошо, идите на пункты сбора пленных и складывайте в отведённые места оружие.
В плен сдалось 27 тысяч человек.
КОНЕЦ «ЗИМНЕЙ ГРОЗЫ»
Итак, германская армия окружена. Но ведь даже бабочку, накрытую сачком, надо уметь взять – она может выпорхнуть из самых рук.
Двадцать две дивизии, попавшие в кольцо, напоминали не бабочку в сачке, а волка в капкане. Озлобленного, яростного, готового к смертельной схватке.
Гитлер подбадривал окружённых. По радио он передал Паулюсу свой приказ: «6-я армия временно окружена русскими… Армия может поверить мне, что я сделаю всё от меня зависящее для её снабжения и своевременного деблокирования. Я знаю 6-ю храбрую армию и её командующего и уверен, что она выполнит свой долг».
Окружённые со дня на день ждали помощи. Честолюбивые даже рисовали себе в мыслях тот день, когда их, героев выхода из кольца, наградят специальными медалями или нашивками, когда можно будет рассказывать простакам легенды о собственной неустрашимости.
Пока германское командование разрабатывало план прорыва кольца и готовило для этого войска, наши армии одновременно делали два дела: отодвигали как можно дальше внешний фронт окружения и сжимали как можно уже само кольцо. За шесть дней ожесточённых боёв его удалось уменьшить вдвое. (Посмотри на карте, как оно стало выглядеть к 30 ноября.)
Наши сжимали кольцо, и внутри его всё увеличивалась плотность немецких войск. Всё больше орудий, танков, пехоты скапливалось на каждом километре внутреннего фронта. Такую оборону пробивать становилось всё труднее. Вскоре наше наступление совсем прекратилось. Усилить войска было нечем. Новые дивизии потребовались в другом месте. Из Котельникова вдоль железной дороги к Сталинграду двинулись войска генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Они намеревались спасти фашистов из кольца.
Среди высокопоставленных гитлеровцев Манштейн занимал особое положение. Его военная слава вызывала зависть у многих генералов. Фельдмаршала называли человеком, «скрывающим свои чувства под маской ледяного спокойствия». Этому соответствовала и фамилия – человек-камень, так можно перевести её на русский язык. Человека-камня Гитлер и назначил спасителем 6-й армии.
Казалось, что немцам было выгоднее наступать из района Нижне-Чирской: оттуда до кольца всего 40 километров. Но Манштейн выбрал путь втрое длиннее – от Котельникова. Объяснялось это тем, что у Нижне-Чирской немцам противостояло 15 наших дивизий, к тому же им надо было бы форсировать Дон. А длинную дорогу загораживали только 5 наших дивизий и небольшие речные преграды. Длинную дорогу, по расчёту фельдмаршала, можно было пройти быстрее, чем короткую.
В район Котельникова в спешном порядке прибыли новые немецкие части с Кавказа, из-под Воронежа и Орла, из Германии, Польши, Франции. Против 34 тысяч солдат нашей 51-й армии у немцев было 76 тысяч. Против наших 77 танков – 500, против 147 орудий и миномётов – 340. С таким огромным перевесом в силах фашисты начали 12 декабря операцию «Зимняя гроза».
Гитлеровцы, окружённые у Сталинграда, ликовали. То, что обещал фюрер, сбывается. Они приготовились нанести удар по нашим войскам навстречу Манштейну. По сигналу «Удар грома» 6-я армия должна была перейти в наступление, когда её избавители приблизятся к кольцу на 30 километров. (Только на такое расстояние было горючее у танков окружённых.) Встреча Манштейна и Паулюса намечалась в районе станции Тундутово. (Найди станцию на карте, она почти у самой Волги.)
На помощь советским войскам, принявшим первый удар «Зимней грозы», двигалась форсированным, то есть самым быстрым, маршем 2-я гвардейская армия генерал-лейтенанта (потом Маршала Советского Союза) Родиона Яковлевича Малиновского. Ей было приказано занять оборону на северном берегу реки Мышковы. Дальше Мышковы врага нельзя было пускать. Иначе могла случиться огромная беда – враг мог бы вернуть всё, что он потерял после нашего контрнаступления.
Гвардейцам требовалась неделя, чтобы прибыть в район боевых действий. Стужа была в степи, мела метелица. Солдаты шли почти без привалов, преодолевая за сутки по 40-50 километров. А пока шли они, врага сдерживали бойцы 51-й армии генерал-майора Н. И. Труфанова. Этой армии были подчинены и знакомые нам корпуса – 4-й и 13-й механизированные и 4-й кавалерийский.
Вот ведь как бывает на войне: исход всей Сталинградской битвы, в которой с обеих сторон участвовало по миллиону человек, сейчас зависел от 34 тысяч советских бойцов. Если бы дрогнули они, если бы не продержались семь грозовых дней между Аксаем и Мышковой, нам пришлось бы многое начинать заново. Но они не дрогнули. И Родина потом отметила их подвиг орденами и медалями, а Труфанов получил орден Кутузова I степени.
Основное танковое сражение развернулось у хутора Верхне-Кумского, где перекрещивались степные дороги. Историками оно отнесено к самым ожесточённым во всей второй мировой войне. Много раз хутор переходил из рук в руки, много танков врага сгорело там и много полегло там наших героев.
Солдаты во главе со старшим лейтенантом Наумовым обороняли курган перед хутором. Их было двадцать четыре, и они подбили восемнадцать фашистских танков. Немцы заняли курган, когда в живых уже никого не осталось. Вечером товарищи погибших атаковали курган и вернули его.
Разъезд Жутов обороняли сорок восемь автоматчиков, им помогали два танка и орудие. Много атак гитлеровских танков и мотопехоты отбили герои. Немцам удалось захватить разъезд, лишь когда они двинули туда пятнадцать танков. Ночью автоматчики контратаковали врага и заняли часть посёлка. Они держались там, пока не подошла помощь. Фашисты были окружены и уничтожены.
Боец взвода противотанковых ружей комсомолец И. М. Каплунов выстрелами и гранатами подбил пять танков. В бою он был тяжело ранен, осколком мины ему оторвало ступню, а пуля пробила руку. Герой нашёл в себе силы стрелять по танкам и подбил ещё три. Под девятый он бросился с гранатой.
За двенадцать дней боёв войска Манштейна потеряли 160 танков, 82 самолёта, около 100 орудий и 8 тысяч человек убитыми. Ценой таких потерь гитлеровцы продвинулись к кольцу на 40 километров. «Будьте уверены в нашей помощи », – радировал Манштейн Паулюсу.
Но Манштейн не успел. Сигнал «Удар грома» так и не был подан. 2-я гвардейская армия на шесть часов опередила фашистов. И когда они подошли к Мышкове, там уже был поставлен непреодолимый заслон.
Маршал Советского Союза Сергей Семёнович Бирюзов был начальником штаба армии. Он писал о тех днях: «Зацепившись за северный берег реки Мышковы, 2-я гвардейская армия не только стойко держала оборону, но и готовилась к переходу в решительное наступление. Командующий армией генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский так использовал силы, что у него всё время оставался крепкий резерв.
На рассвете 22 декабря Манштейн опять возобновил свои попытки прорваться к окружённой группировке Паулюса. Бои с самого начала приняли ожесточённый характер. Р. Я. Малиновский перебрался на командный пункт 98-й стрелковой дивизии, оборонявшей наиболее ответственный рубеж. Я находился в 24-й гвардейской стрелковой дивизии у генерала Кошевого.
Поднялась пурга. Мороз крепчал. В занесённых снегом окопах совсем не видно было солдат.
Особенно меня беспокоил полк полковника Кухарева, перед которым противник сосредоточил большие силы. Решил сам побывать там. Но не успел я добраться до кухаревского НП, как гитлеровцы открыли ураганный артиллерийский и миномётный огонь и подвергли расположение полка жестокой бомбёжке с воздуха. Казалось, всё живое здесь будет уничтожено. А на горизонте показались уже вражеские танки. Двигались они, часто меняя курс, и было их более 60.
Я неоднократно бывал в жарких боях, а такого ещё не видел. Особенно героически действовали бывшие моряки-тихоокеанцы. Многие из них скинули бушлаты и в одних тельняшках с гранатами в руках бросались на фашистские танки.
Отличились опять и артиллеристы 20-й истребительно-противотанковой бригады. Они приняли на себя удар основных сил противника. Бой затянулся до самой ночи. И как ни старался враг, ему нигде не удалось прорвать наши позиции.
Когда я вернулся на КП армии, там находился уже и Родион Яковлевич Малиновский. Несмотря на усталость, настроение у него было приподнятое. Он кратко подытожил результаты нелёгкого дня, а заключил всё так:
– Сегодня мы окончательно остановили грозного противника. Теперь сами пойдём в наступление».
Наше наступление началось 24 декабря. Оно было очень успешным. Уже утром 29 декабря советские танки выбили врага из Котельникова. Потрёпанные дивизии Манштейна, опасаясь окружения, поспешно отходили на юг. К последнему дню 1942 года, к 31 декабря, линия фронта отодвинулась от Сталинграда на 200-250 километров.
«Зимняя гроза» кончилась. Она не помогла 6-й армии.
Пленные в Сталинграде. С картины В. Ефанова
Но Гитлер, как ты помнишь, обещал ещё Паулюсу наладить воздушное снабжение войск. По расчётам германского командования, армия, получив в достаточном количестве боеприпасы, горючее и продовольствие, могла продержаться в кольце до весны – до нового общего наступления немцев. И если она всё же погибла бы за зиму, то с очень большими потерями для советских войск.
Посмотрим, что получилось с этим обещанием фюрера.
КАК РУХНУЛ «ВОЗДУШНЫЙ МОСТ»
После того как фашисты были окружены, перед гитлеровским командованием встала задача наладить воздушное снабжение окружённых. Боеспособность армии теперь зависела от продуктов питания, боеприпасов и горючего, которые доставят ей самолёты.
Мы с тобой в главе «Почерк полководца» уже говорили, как важно уметь командиру считать и не упускать при этом из виду самые мелочи. Немецкие генералы в дни окружения принялись за подсчёты всего необходимого для 6-й армии. Они считают и теперь – пытаются понять, как погибло их окружённое воинство.
После войны в Западной Германии вышла книга генерал-майора Ганса Дёрра.
Она называется «Поход на Сталинград». Дёрр участвовал в неудачном наступлении Манштейна и был очевидцем тех событий. Генерал ругает теперь Гитлера, а заодно и командование 6-й армии за то, что суточная потребность грузов была определена только в 600 тонн. Дёрр сам составил таблицу, в которой определяет ежедневный расход продовольствия, боеприпасов и горючего.
«На 250 000 человек по 1,225 кг – 306 тонн продовольствия. На 1800 орудий при расходе в день 10 снарядов – 540 тонн боеприпасов. На 10 000 моторов при норме расхода горючего в день 10 л, причём предполагается, что большая их часть не работает, – 100 тонн горючего. Всего 946 тонн
В этих подсчётах, – пишет Дёрр, – не учтены 8000 лошадей, боеприпасы для стрелкового оружия всех видов, инженерное имущество, материалы для ремонтно-восстановительных работ, санитарное имущество, обмундирование и полевая почта, хотя без всего этого нельзя обойтись. Если учесть всё это, то итог возрастает до 1200 тонн в сутки».
Для нас с тобой особенно важно начало рассуждений Дёрра о снабжении 6-й армии по воздуху: «Учитывая уроки последней войны с Россией, следует в будущем при подготовке офицерских кадров, а также в планах генерального штаба рассматривать снабжение в масштабах, выходящих за рамки ведения операции и боя… В этом отношении нам предстоит переучиваться».
Недобиток Дёрр, который задал дёру от Котельникова, пишет теперь цифры, чтобы уберечь нынешних реваншистов от ошибок в будущей войне. Ну что ж, характер западных генералов нам известен. Добра от них ждать не приходится. Поэтому мы, тоже учитывая опыт прошлого, разберём, как и почему в кольцо фашисты доставляли в сутки не 1200 тонн, а всего 94. Тебе, будущему командиру, важно знать, и как взлетают в воздух мосты наземные, и как врезаются в землю мосты воздушные.
Основные базы снабжения немцев вначале располагались в районах Тацинской и Морозовска. (Они в левом нижнем углу карты.) Там были сосредоточены сотни транспортных самолётов «Юнкерс-52» (грузоподъёмность 2 тонны) и «Хейнкель-111» (грузоподъёмность 1,5 тонны). Уничтожение транспортных самолётов стало главной задачей нашей авиации и войск противовоздушной обороны. Потом за это дело взялись и наземные войска.
Командование нашей авиации поделило пространство между базами снабжения и кольцом на четыре зоны. В первой – за линией фронта – действовали лётчики дальней бомбардировочной авиации. Во второй – между линией внешнего фронта и кольцом – фашистов перехватывали истребители. В третьей – на подходе к кольцу – по транспортным самолётам вела огонь зенитная артиллерия. В четвёртой – в самом кольце – действовали истребители, штурмовики и бомбардировщики: первые сбивали врага в воздухе, вторые и третьи бомбили его, когда он приземлялся на аэродромах в районах Питомник, Гумрак, Воропоново.
Первый удар по скоплению Ю-52 и ХЕ-111 в Тацинской нанёс отряд наших самолётов, состоявший из семи штурмовиков ИЛ-2 и девяти пикирующих бомбардировщиков ПЕ-2. Наши под прикрытием ЯКов незаметно подошли к аэродрому и, вынырнув из облаков, сбросили бомбы. Во второй заход тоже были сброшены бомбы, а в последующие четыре захода транспортные самолёты уничтожались огнём из пушек и пулемётов, а также реактивными снарядами (у штурмовиков под крыльями были маленькие «катюши»). ЯКи вступили в бой с «мессершмиттами» и отвлекли их от наших тяжёлых самолётов. В этот раз враг потерял около 40 «юнкерсов» и «хейнкелей».
А как же выполняли эту задачу наземные войска? Особое военное счастье в борьбе с воздушными базами немцев выпало на долю танкистов 24-го корпуса. Им командовал генерал-майор (ныне генерал-лейтенант танковых войск) Василий Михайлович Баданов. «Небольшого роста, энергичный, он носил простой овчинный полушубок, на голове – огромную папаху. Баданов когда-то был учителем, но теперь напоминал командира времён гражданской войны. За внешней его простотой таился глубокий ум, твёрдая воля крупного военачальника» – так описывает своего боевого товарища маршал авиации С. А. Красовский.
В то время наши войска начали новое наступление – против 8-й армии итальянцев, 3-й армии румын и немецких частей. Корпусу Баданова было приказано войти в прорыв и устремиться в глубь немецких тылов, чтобы внезапно выйти к Тацинской и уничтожить там самолёты и склады.
Легендарный рейд танков начался 17 декабря. Невозможно представить трудности, которые выпали танкистам. Был сильный мороз. Снег забивал смотровые щели, проникал в машины и висел там белой пылью. Бомбардировщики противника сторожили танки на марше. Танки разъезжались во время налётов по степи и, маневрируя, уклонялись от сброшенных бомб. Рядом взлетала земля, по броне били осколки, но страшны были только прямые попадания. А их удалось избежать.
Оберегаясь от вражеских бомбардировщиков, корпус двигался в основном ночами, с потушенными фарами. Днём же танки небольшими группами совершали броски-перекаты от одного укрытия к другому. Экипажи и десантники, сидевшие на танках, ели и спали на морозе, да и такого сна не хватало. К этому надо добавить главное – постоянные бои с немцами, итальянцами, румынами. Танки громили штабы, резервы, захватывали склады с продовольствием и горючим, освобождали сёла и хутора. Следом двигались механизированные и стрелковые части. Танкисты передавали им в руки трофеи и пленных.
За шесть дней корпус продвинулся вперёд на 300 километров. Наступил день, когда танки далеко оторвались от своих тихоходных товарищей и остались в немецком тылу одни. Это было опасно. Однако ждать отставших – значит потерять драгоценное время, упустить момент внезапности, дать возможность фашистам разгадать маршрут корпуса. До Тацинской оставалось всего лишь 30 километров.
Баданов решил действовать в одиночестве. Настала ночь. Только три часа получили экипажи на сон и ремонт машин перед решающим броском. Пока готовили они танки и дремали в своих железных домах, пешая разведка с помощью партизан обследовала подступы к Тацинской и обозначила вешками и регулировщиками маршруты движения танковых отрядов.
О том, что было дальше, послушаем самого генерала Баданова:
«Утром 24 декабря был сильный густой туман. Оправдалось наше предвидение: противник нас не ожидал. Личный состав зенитных частей, противотанковой артиллерии, прикрывавших аэродром и станцию, находился не у орудий. Гарнизон противника спал. В 7.30 по сигналу «залп гвардейских миномётов» наши танковые бригады неожиданно для врага перешли в атаку. Танки 54-й танковой бригады с десантом стремительным броском ворвались на аэродром, начали уничтожать охрану аэродрома, расстреливали из автоматов и пулемётов бегущих к самолётам гитлеровских лётчиков. Фашисты в панике бежали к самолётам кто в чём: в комбинезонах, в шинелях. Они пытались оказывать сопротивление, но попадали под гусеницы танков. Одновременно 130-я танковая бригада овладела Тацинской, уничтожила несколько артиллерийских батарей, танки противника, ворвалась с востока на аэродром и совместно с 54-й танковой бригадой стала истреблять самолёты.
…Танкисты быстро усвоили технику «топтать хвосты самолётов», так как удары по шасси самолёта не достигали цели, самолёт, падая, накрывал танки и мог вывести их из строя… Танкисты вели машины по границе аэродрома, стреляя из пулемётов по моторам самолётов и поджигая их.
В 1952 году в западногерманской газете «Ди дейче Золдатенцейтунг» появилась статья: «О тех, кто вырвался из преисподней, или кровавая баня в Тацинской». Уцелевший лётчик гитлеровских ВВС Курт Штрайт писал: «Утро 24 декабря 1942 года. На востоке брезжит слабый рассвет, освещающий серый горизонт. В этот момент советские танки, ведя огонь, внезапно врываются в деревню и на аэродром. Самолёты сразу вспыхивают, как факелы. Всюду бушует пламя. Рвутся снаряды, взлетают в воздух боеприпасы. Мечутся грузовики, а между ними бегают отчаянно кричащие люди.
Кто же даст приказ, куда направиться пилотам, пытающимся вырваться из этого ада?
Стартовать в направлении Новочеркасска – вот всё, что успел приказать генерал. Начинается безумие… Со всех сторон выезжают на стартовую площадку самолёты. Всё это происходит под огнём и в свете пожаров. Небо распростёрлось багровым колоколом над тысячами погибающих, лица которых выражают безумие. Вот один Ю-52, не успев подняться, врезается в танк, и оба взрываются со страшным грохотом в огромное облако пламени. Вот уже в воздухе сталкиваются «юнкерс» и «хейнкель» и разлетаются на мелкие куски вместе со своими пассажирами. Рёв танков и авиамоторов смешивается со взрывами орудийного огня и пулемётными очередями в чудовищную симфонию».
Немецкое командование, чтобы спасти базу, взяло часть войск у Манштейна и бросило их против Баданова. Танкисты были окружены на аэродроме и пять суток вели тяжёлые бои. 29 декабря командующий фронтом Ватутин приказал корпусу оставить Тацинскую и выйти из окружения. Глубокой ночью танки внезапно протаранили оборону немцев. Вскоре они с незначительными потерями перешли линию фронта и соединились со своими частями.
Было сделано огромное дело. Танкисты Баданова уничтожили большие склады горючего, снарядов, авиабомб, а главное – около 300 самолётов на аэродроме и около 50 в эшелонах на железной дороге. Предположим, что половина из них была «юнкерсы», а половина «хейнкели». Посчитай, сколько грузов они могли доставить Паулюсу? Всеми же войсками было уничтожено около 800 транспортных самолётов.
Вскоре были заняты нами Тацинская и Морозовск. Базы немцев отодвинулись от кольца на 300, а потом и на 450 километров. Так рухнул «воздушный мост».
Гитлеровцы в котле голодали. В середине декабря они израсходовали последние запасы мяса – забрали 8 тысяч лошадей румынской кавалерийской дивизии и съели их. Хлебный паёк был урезан до 100 граммов на день, а потом – до 50. К этому полагалось несколько чашек овощного чая и пустой суп. Началась охота за уцелевшими кошками, собаками, воронами.
К голоду прибавился холод. Армия осталась на зиму без тёплой одежды, без топлива. Ты, верно, видел на рисунках гитлеровских солдат – головы замотаны женскими платками, на плечах одеяла, ноги укутаны мешками, тряпками. Это не карикатура. Так выглядели фашисты на самом деле. Мёртвых гитлеровцы не хоронили: промёрзшую землю копать трудно, а взрывчатку они берегли. Трупы складывали штабелями, как дрова.
Я пишу сейчас страшные слова и ловлю себя на мысли, что мне ничуть не жалко этих людей, хотя, кажется, я должен понять их страдания – я ведь сам и голодал и мёрз. Но я не мёрз бы, не голодал, не копал бы могил в промёрзшей земле для убитых товарищей, если бы 6-я армия и другие германские армии не вторглись на нашу землю. Муки наших людей во время войны – святые муки. А муки фашистов – это кара за их преступление. И кара малая.
Чтобы она была полной, должен был наступить день 10 января.
ОПЕРАЦИЯ «КОЛЬЦО»
Есть такая присказка:
– Я медведя поймал!
– Так веди его сюда!
– Да он не идёт!
– Тогда сам иди!
– Не могу, медведь не пускает!
Армия Паулюса по сравнению с советскими войсками, окружившими её, силой не была похожа на медведя. Но тем не менее она держала вокруг себя семь наших армий: 21, 24, 57, 62, 64, 65, 66-ю.
А в это время на огромном фронте – от Воронежа до Чёрного моря – шло успешное наступление советских войск. Конечно, семь армий были бы там совсем нелишними.
Ставка Верховного Главнокомандования, чтобы высвободить эти армии к общему наступлению, намечала разгром врага в кольце ещё на середину декабря. Однако наступление Манштейна заставило наметить более поздние сроки. Операция по уничтожению кольца началась 10 января нового, 1943 года. Она так и называлась – «Кольцо». Проводил её Донской фронт.
Мы с тобой не будем спешить к разговору о том, как операция проходила. Мы прежде поговорим с тобой о значении 2-й гвардейской армии в этих событиях. Армия была хорошо обучена, прекрасно вооружена, и командовал ею блестящий генерал Малиновский (потом, уже после войны, он был министром обороны СССР). С помощью этой армии можно было быстро ликвидировать кольцо. Ставка и передала её Донскому фронту. Сто шестьдесят железнодорожных эшелонов 2-й гвардейской подходили в район выгрузки – к станциям Иловля и Качалин (это на железной дороге, – которая с севера идёт к Сталинграду). Командующий армией в это время со своими помощниками выехал на место будущих действий: он изучал там укрепления противника, местность, на которой они расположены, состав и вооружение противника, договаривался с соседними армиями о взаимных действиях. Именно в этот момент наша разведка установила, что из района Котельникова вот-вот начнётся наступление Манштейна.
Остановить гитлеровского фельдмаршала могла только 2-я гвардейская – других резервов у нас вблизи не было. Вот ведь как получилось: эта армия могла решить исход сражения с Паулюсом, могла решить исход сражения с Манштейном. Чего она не могла – это воевать одновременно в разных местах. И перед нашим командованием встал очень сложный вопрос: кого бить первым? Паулюса или Манштейна?
Ты готовишься стать командиром. Тебе, конечно, интересно знать, как было принято решение сначала разгромить Манштейна.
Командующий Донским фронтом Рокоссовский был за то, чтобы сначала разгромить Паулюса. Он считал возможным так быстро разделаться с окружёнными, что Манштейну из кольца выручать просто было бы некого. И самого кольца не было бы. Больше того, подойдя к Сталинграду, Манштейн сам попался бы в окружение. Наши армии, разделавшись с Паулюсом, устроили бы поблизости от старого новый котёл и для фельдмаршала.
Но большинство военачальников думали по-другому. Рокоссовский в своих воспоминаниях приводит разговор, состоявшийся между Ставкой и штабом Донского фронта:
«С утра 12 декабря на котельниковском направлении противник перешёл в наступление и несколько потеснил части 51-й армии Н. И. Труфанова… Командующий Сталинградским фронтом генерал А. И. Ерёменко, опасаясь, что враг, развивая успех, может деблокировать окружённые войска, обратился в Ставку и к представителю Ставки А. М. Василевскому (он постоянно находился в районе Сталинграда) с просьбой передать ему прибывающую 2-ю гвардейскую армию для использования её против Манштейна…
Переговоры с Верховным Главнокомандующим велись А. М. Василевским по ВЧ в моём присутствии. Передавая мне трубку, Василевский сказал, что решается вопрос о передаче прямо с похода 2-й гвардейской армии в Сталинградский фронт в связи с возможным деблокированием окружённой группировки и что он поддерживает это предложение.
Николай Фёдорович ВАТУТИН, генерал армии. Умер от раны в 1944 году.
Сталин спросил меня, как я отношусь к такому предложению. Получив мой отрицательный ответ, он продолжил переговоры с Василевским, который настойчиво доказывал необходимость передачи армии Сталинградскому фронту… заявляя, что Ерёменко сомневается в возможности отразить наступление имеющимися у него силами и что он сам не видит другого выхода. После этого Сталин сообщил мне, что он согласен с доводами Василевского, что моё решение – разделаться сначала с окружённой группировкой, используя для этого 2-ю гвардейскую армию, – смелое и оно заслуживает внимания, но для обстановки, о которой доложил ему Александр Михайлович, оно слишком рискованно, поэтому 2-ю гвардейскую армию следует, не задерживая, спешно направить под Котельниково в распоряжение Ерёменко.
Выслушав мой краткий доклад о невозможности выполнения войсками Донского фронта поставленной Ставкой задачи – ликвидировать окружённого противника в связи с передачей 2-й гвардейской армии, он согласился с предложением временно приостановить эту операцию, пообещав усилить войска фронта дополнительными силами и средствами».
После этого, как ты уже знаешь, армия Малиновского занялась Манштейном. И Манштейн вынужден был отступить.
Но, может быть, стоило рискнуть, стоило всё же ударить сначала по войскам Паулюса, а потом поймать в кольцо его «избавителя»? Ведь на войне без риска не обойдёшься!
Сам Рокоссовский до конца остался убеждённым в своей правоте. (Кстати, это не умаляет достоинств выдающегося полководца. К тому же полностью опровергнуть или подтвердить его точку зрения могли только военные действия. А они проходили не по его плану.)
Но нам кажется, если был бы принят план командующего Донским фронтом, часть гитлеровских войск просочилась бы из кольца и ушла бы с Манштейном. Чем это опасение можно подтвердить? Самое веское подтверждение такое: мы считали, что в кольце находятся 90 тысяч немцев; эти сведения дала командованию разведка Донского фронта. И только после начала операции «Кольцо», когда было допрошено большое количество пленных – в том числе квартирмейстер 6-й армии, – стало известно, что окружённых в три раза больше. В три раза!
К этому надо прибавить, что они в начале декабря были полностью боеспособны – не то что в январе, когда им нечего было есть и подошли к концу боеприпасы и горючее.
Ещё одно обстоятельство замедляло уничтожение 6-й армии. Зимой ночи длинные, а дни короткие – всего 5– 6 часов светлого времени, когда может работать артиллерия и её наблюдатели. Да и другим родам войск действовать в темноте плохо.
Нет, не успели бы мы разгромить Паулюса до подхода Манштейна. И мы с гордостью отмечаем, что операция «Кольцо» была намечена и проведена по всем правилам военного искусства, с огромной пользой для всей Красной Армии, для всей страны и даже для всего мира.
Как же проходила операция?
Прежде чем начать уничтожение врага, наше командование предложило ему капитуляцию – сдаться в плен. Парламентёры майор Смыслов и капитан Дятленко с белым флагом прошли к немецким позициям и вручили неприятельским офицерам текст ультиматума. Вся окружённая армия знала об этом. У многих немцев появилась надежда на спасение. Вот что писал о том дне Гельмут Вельц:
«Сегодня 8 января. Этот день не такой, как все другие. Он требует от командования важного решения, самого важного, какое оно только может принять в данный момент. Каково будет это решение – никто из нас не знает. Нам известно только одно: решающее слово может быть сказано только в течение двадцати четырёх часов. Это знает каждый, кто принадлежит к 6-й армии. О том позаботились сотни тысяч русских листовок. Их целый день сбрасывают над нами медленно кружащие советские самолёты. На нас изливается ливень тоненьких листовок. Целыми пачками и врассыпную, подхваченные ветром, падают они на землю: красные, зелёные, голубые, жёлтые и белые – всех цветов. Они падают на снежные сугробы, на дороги, на деревни и позиции. Каждый видит листовку, каждый читает её, каждый сберегает её и каждый высказывает своё мнение. Ультиматум. Капитуляция. Плен. Питание. Возвращение на родину после войны. Всё это проносится в мозгу, сменяя друг друга, воспламеняет умы, вызывает острые споры».
Однако командование 6-й армии ультиматум отклонило и приказало своим солдатам впредь расстреливать русских парламентёров.
«О наших попытках вручить ультиматум и об официальном отклонении его, – пишет Воронов, – было доложено в Ставку.
– Что вы собираетесь делать дальше?
– Сегодня всё проконтролируем, а завтра начнём наступление, – ответил я.
Нам пожелали успеха».
Чтобы потери наших войск были минимальными, Советское командование дало наступающим много артиллерии и самолётов. Не случайно представителем Ставки здесь был начальник артиллерии Красной Армии Николай Николаевич Воронов. Численность же войск с обеих сторон была примерно одинаковой. Ты можешь спросить, как это получилось, если одной немецкой армии противостояли семь наших? Дело в том, что армии, корпуса, дивизии не бывают одинаковыми, как килограммы. Они могут быть больше или меньше, особенно в военных условиях; их численность зависит от задач, которые им поручены.
Почётный меч – дар короля Великобритании гражданам Сталинграда.
Почти час наши семь тысяч орудий разрушали укрепления немцев. По вражеским позициям нанесли удар бомбардировщики. Атака пехоты и танков началась успешно. Успешно она и развивалась. На другой день был занят аэродром недалеко от Воропонова, вскоре наша танковая разведка вышла к главному аэродрому немцев около Питомника. Там началась паника. Вот как описывает этот случай Адам: «Паника началась неожиданно и переросла в невообразимый хаос… Кто-то крикнул: «Русские идут!» В мгновение ока здоровые, больные и раненые – все выскочили из палаток и блиндажей. Каждый пытался выбраться как можно скорее наружу. Кое-кто в панике был растоптан. Раненые цеплялись за товарищей, опирались на палки или винтовки и ковыляли так на ледяном ветру по направлению к Сталинграду. Обессилев в пути, они тут же падали, и никто не обращал на них внимания. Через несколько часов это были трупы. Ожесточённая борьба завязалась из-за мест на автомашинах. Наземный персонал аэродрома, санитары и легкораненые первыми бросились к уцелевшим легковым автомашинам на краю аэродрома Питомник, завели моторы и устремились на шоссе, ведущее в город. Вскоре целые гроздья людей висели на крыльях, подножках и даже радиаторах. Машины чуть не разваливались под такой тяжестью… Те, кто ещё был способен передвигаться, удирали, остальные взывали о помощи. Но это длилось недолго. Мороз делал своё дело, и вопли стихали. Действовал лишь один девиз: «Спасайся кто может!»
Но как можно было спастись в разбитом городе, в котором нас непрерывно атаковали русские? Речь шла не о спасении, а о самообмане подстёгиваемых страхом, оборванных, полумёртвых людей, сломленных физически и нравственно в битве на уничтожение».
Однако на ряде участков немцы оборонялись яростно. Солдат убедили, что в плену их ждут страшные пытки и мучения, какими истязали они наших людей. А иным было проще расстаться с жизнью, чем видеть, как рушатся надежды стать властителями мира. Ну что ж, если враг не сдаётся, его уничтожают.
За две недели нашего наступления 6-я армия потеряла свыше ста тысяч убитыми, ранеными и пленными. Теперь и генерал-полковник Паулюс – любимец фюрера, один из авторов плана войны против СССР – увидел другую сторону войны. Все её ужасы, все муки, которые он готовил для нас, обрушились на его солдат. Паулюс осмелился просить у Гитлера разрешения на капитуляцию; он радировал фюреру:
«Докладываю обстановку на основе донесений корпусов и личного доклада тех командиров, с которыми я смог связаться: войска не имеют боеприпасов и продовольствия; связь поддерживается только с частями шести дивизий. На Южном, Северном и Западном фронтах отмечены явления разложения дисциплины. Единое управление войсками невозможно. На восточном участке изменения незначительные. 18 тысячам раненых не оказывается даже самая элементарная помощь из-за отсутствия перевязочных средств и медикаментов. 44, 76, 100, 305 и 384-я пехотные дивизии уничтожены. Ввиду вклинения противника на многих участках фронт разорван. Опорные пункты и укрытия есть только в районе города, дальнейшая оборона бессмысленна. Катастрофа неизбежна. Для спасения ещё оставшихся в живых людей прошу немедленно дать разрешение на капитуляцию.
П а у л ю с».
В ответ пришло: «Запрещаю капитуляцию! Армия должна удерживать позиции до последнего человека и до последнего патрона».
Интересная подробность: когда сузившееся до предела кольцо было рассечено на две части, начальник штаба 6-й армии генерал-лейтенант Шмидт послал своих помощников установить «контакт» с советскими войсками. Ревностный исполнитель бессмысленного приказа фюрера, он заблаговременно позаботился о собственной шкуре.
«Контакт» установить было нетрудно. Адъютант Паулюса Адам описывает этот момент так: «Было уже за полночь, когда Паулюс растянулся на своём матраце (в штабе, в подвале универмага). Я заглянул на минуту к Роске. «Что нового?» – спросил я, входя. Роске был занят уничтожением последних ненужных вещей. Он попросил меня сесть, предложил сигарету и закурил сам.
– Совсем близко, в переулке, – сказал Роске, – стоит красный танк. Его орудие нацелено на наши развалины. Я сообщил об этом Шмидту. Он сказал, что надо во что бы то ни стало помешать тому, чтобы танк открыл огонь, так как для всех нас это означало бы верную гибель. Поэтому переводчик с белым флагом должен пойти к командиру танка и начать переговоры о капитуляции. «Я сам, – сказал он, – позабочусь об этом».
Ты, мой товарищ, может быть, решил, что переговоры будут вестись о капитуляции всей армии? Нет. Пока речь шла о сдаче в плен только армейского штаба.
Прошла ночь. Адам снова зашёл к своему приятелю генералу Роске. И тот поведал ему, что было дальше. «Несколько часов назад я рассказывал вам, что Шмидт приказал переводчику пойти с белым флагом к командиру советского танка. Я вместе с переводчиком отправился наверх. Перед въездом во двор стоял советский танк, тем временем он придвинулся ещё ближе. Входной люк был открыт, и из него выглядывал молодой офицер. Наш переводчик помахал белым флагом и подошёл к танку. Я слышал, что он заговорил с русским. После он поведал мне, что сказал советскому офицеру следующее: «Прекратите огонь! У меня есть для вас чрезвычайно важное дело. Повышение и орден вам обеспечены. Вы можете пойти со мной и взять в плен командующего и весь штаб 6-й армии».
Итак, в 7 часов 31 января 1943 года генерал-фельдмаршал Паулюс был пленён. Почему фельдмаршал? Мы всё время называли его генерал-полковником. За несколько часов до плена в штаб пришла радиограмма Гитлера. В ней сообщалось о повышении Паулюса в звании. Гитлер намеревался этим подтолкнуть командующего к самоубийству – герой-фельдмаршал умирает, но не сдаётся! Паулюс понял намёк, но стреляться не стал. «Я не доставлю им этого удовольствия», – сказал он, прочитав радиограмму.
Узнав о капитуляции штаба, начали сдаваться в плен войска, оказавшиеся в южной части кольца. К 9 часам бои здесь закончились. Но северная часть кольца ещё держалась. Командование Донского фронта предложило Паулюсу приказать им прекратить сопротивление. Фельдмаршал отказался, сославшись на то, что он пленник и никем теперь не командует.
Что делают, если враг не сдаётся? Его уничтожают. С южного участка, поскольку там уже была тишина, всю артиллерию перебросили на участок северный. Фашисты – 40 тысяч – оказались в кольце орудий. Точнее, в двойном кольце, потому что пушки невозможно было разместить в один ряд, их разместили в два ряда – так тесно они стояли по фронту. В небо поднялись бомбардировщики и пошли на цель.
Теперь мы послушаем генерала армии Павла Ивановича Батова. В те дни он в звании генерал-лейтенанта командовал 65-й армией Донского фронта.
«1 февраля на НП нашей армии царило необычное оживление. Наблюдательный пункт был оборудован в основании насыпи окружной железной дороги. Стереотрубы выведены снизу между шпалами. Прибыли К. К. Рокоссовский, Н. Н. Воронов, К. Ф. Телегин, В. И. Казаков. Все хотели видеть артиллерию в действии: ведь только в 214-й дивизии имелось восемь артиллерийских полков усиления, свыше сотни орудий стояли на прямой наводке. И вот вся эта мощь загрохотала. Через три-пять минут из блиндажей, из подвалов, из-под танков начали выскакивать, выползать гитлеровцы. Одни бежали, другие, обезумев, становились на колени, вздымая руки к небу. Всего 15 минут продолжалась неистовая артподготовка. Затем началась атака. Но в Спартановке уже никто не оказывал сопротивления. Сотни, тысячи немецких солдат сдавались в плен.
Мы в своё время крепко спорили с представителями разведывательного и оперативного управлений штаба фронта, допускавших просчёт в определении численности окружённых войск. Но и мы всё-таки не ожидали такого количества пленных. Комдивы доносили: «Направляю колонну пленных – шесть человек по фронту, километр в глубину». Колонны направлялись к железнодорожному виадуку, где вёлся точный подсчёт.
С наблюдательного пункта командарма отчётливо было видно, как рекой, медленно извиваясь, текли чёрные бесконечные колонны. Пленные шли тысячами, а за ними, безразлично поглядывая по сторонам, шагали два-три автоматчика, вот и вся охрана».
Вот так, бесконечными вереницами пленных, закончилась Сталинградская битва. Ни один из тех, кто попал в ноябрьские дни в кольцо, не ушёл из него. Это была великая победа нашего оружия. Она вошла в историю военного искусства вечной страницей. А если говорить о точной записи на этой странице, то она проста и лаконична, потому что сделана людьми военными. Воронов и Рокоссовский так написали в донесении Верховному Главнокомандующему Сталину:
«Выполняя Ваш приказ, войска Донского фронта в 10.00 2.II. 43 г. закончили разгром и уничтожение сталинградской группировки противника.
…В связи с полной ликвидацией окружённых войск противника боевые действия в городе Сталинграде и в районе Сталинграда прекратились».
ПОСЧИТАЕМ ТРОФЕИ
Закончилась битва. Теперь самое время посчитать трофеи, поглядеть, как наша победа изображается цифрами. Советские люди и весь мир не сразу узнали эти цифры. Понадобилось много дней, чтобы сосчитать застывшие на степном просторе, в оврагах, в городских развалинах танки, орудия, автомобили. Надо было сосчитать и врагов, которые уже не могли сеять смерть.
За 200 дней боёв противник потерял:
убитыми, ранеными, пленными 1 миллион 500 тысяч человек;
танков и штурмовых орудий около 3500;
боевых и транспортных самолётов больше 3 тысяч;
орудий и миномётов больше 12 тысяч.
Древние греки, ты знаешь об этом, захваченное оружие и доспехи врага вешали на дерево, растущее на поле боя. Давай попросим художника нарисовать дуб между Волгой и Доном. Давай повесим на его ветки – они выдержат такую тяжесть – трофеи, взятые Донским фронтом в кольце.
Вот они:
5762 орудия,
1312 миномётов,
12 701 пулемёт,
156 987 винтовок,
10 722 автомата,
744 самолёта,
1666 танков,
261 бронемашина,
80 438 автомашин,
10 тысяч мотоциклов,
3 тысячи велосипедов,
240 тракторов,
571 тягач,
3 бронепоезда,
58 паровозов,
1403 вагона,
696 радиостанций,
933 телефонных аппарата,
337 складов,
13 787 повозок.
Мы поставим под донским дубом 90 тысяч пленных солдат и офицеров, 23 генерала и 1 фельдмаршала.
Хотя древние вешали на дерево только оружие, не будет лишним на нашем дубе высказывание бывшего гитлеровского начальника: «Поражение под Сталинградом повергло в ужас как немецкий народ, так и его армию. Никогда прежде за всю историю Германии не было случая столь страшной гибели такого количества войск. Генерал 3. Вестфаль».
Я мысленно представляю себе этот богатырский дуб. Он стоит на степном просторе, под свежим ветром, со всех сторон открытый. Каждый может поглядеть на него. И люди смотрят с радостью. А потом печалятся и опускают головы, вспоминают тех, кто отдал за победу свои жизни.
Богатырский дуб виден издалека. Пусть смотрят на него из-за океанов, из-за гор, из-за рек – с севера, с юга, с запада, с востока.
Пусть смотрят на него и наши недруги. Для них мы повесили высказывание генерала Вестфаля. Нам-то оно и не так уж нужно – силу свою мы знаем, и не злорадные мы. Но тем, кто замышляет новые походы против СССР, полезно будет посмотреть на эту фразу как на формулу закона, по которому кончаются войны с Советским Союзом. Каждый, кто мечтает о войне с нами, может легко узнать её исход. Для этого в «формулу» генерала он пусть поставит свои «величины» – название страны, где он живёт, и национальную принадлежность армии.
«Поражение под . . . . . повергло в ужас как . . . . народ, так и его армию. Никогда прежде за всю историю не было случая столь страшной гибели такого количества войск».