Целый этап экспедиция провела в брачных играх. Подключились даже клячи и Раздолбаи. И когда Тып-Ойжон наконец вспомнил, зачем они сюда попали и куда вообще шли, никто из попутчиков не выразил острого желания продолжить погоню. Великих трудов стоило мудрецу привести в чувство ходоков и воина:
— Вы что, не понимаете? Тут и так непонятные вещи творятся, а если мы ее не догоним, то вообще может наступить ВсеобщийКаюк.
Дол-Бярды не без оснований полагал, что если Каюк не наступил до сих пор, то вряд ли наступит когда-нибудь еще, но Ыц-Тойбол довольно быстро опомнился и стал готовиться в путь, глядя на него засобирался Гуй-Помойс… В конце концов чувство долга возобладало и над воином.
— Куда это вы? — удивилась Великая Матерь, когда на рассвете, подпинывая Раздолбаев и понукая кляч, путешественники выдвинулись из поселения.
— Смилуйся, Матушка, — запричитали Раздолбаи. — Уводят, бичи, на поиски глюка, а мы уже здесь любим…
— Какого глюка? Кто бичи? — у Матери защемило в груди от предчувствия вечной разлуки.
Вновь пришлось пускаться в объяснения, но тут уж мудрец пустил в ход все красноречие, которым обладал, ибо чувствовал — против любви долг бессилен.
— Если мы ее не найдем, — закончил Тып-Ойжон, — может случиться все, что угодно.
— Даже Всеобщий Каюк, — добавил воин, скорее, для себя, чем для Матери.
— Кстати, — осенило Ыц-Тойбола, — а она мимо вас не пробегала?
Великая Матерь долго переваривала услышанное. А потом начала:
— Раньше циритэли жили на Другом Краю Света…
— Я думал, он общий… — разочарованно протянул мудрец.
— Он думал, — передразнила бабища. — А потом как грохнет: Край лопнул, и в небо какая-то штуковина улетела. И горы начали расти.
Экспедиция напряженно ожидала трагической развязки.
— Мы сначала испугались, а потом пещеры нашли, жить там стали…
— А с Краем-то что? — спросил Ыц-Тойбол.
— Да кто ж его знает? Он же по ту сторону, а мы — по эту.
Казалось, Великая Матерь знает, что с Краем на самом деле, но не хочет говорить. Никто из путешественников не осуждал ее за скрытность: в конце концов, Матерь о них же заботится.
— Это она, макитра, — понял мудрец.
— Я? — глаза Великой Матери заволокло влажной пеленой.
— Да нет, — мудрец замахал крыльями, — нет, что вы… Это зловещая тварь, которую мы преследуем. Она таки провалилась сквозь Среду.
— А как она смогла в небо улететь, если провалилась? — насторожился воин.
— Не знаю, — огрызнулся Тып-Ойжон. — Я практик, мне эксперимент нужен, чтобы понять. Если исходить из того, что пространство — шар, а Среда — это пространство…
— А меня Гын-Рытркын учил, что Среда — это плоскость, — возразил Ыц-Тойбол.
— Это распространенное заблуждение! — вспылил мудрец.
Назревал научный диспут, но воин вовремя прервал дебаты:
— Короче, мы ее ловим, или здесь остаемся?
— Здесь! — в один голос крикнули Раздолбаи и клячи, а вместе с ними — Великая Матерь.
— Ловим! — очнулись ходок с мудрецом, и Гуй-Помойс их поддержал.
— Ну куда вы? — всхлипнула Матерь. — На небо ваша тварь улетела, и не вернется, поди.
— Есть, люсь, такое слово — надо, — Дол-Бярды ласково потрепал ее по щеке.
— Заскучаю я за тобой, — не унималась бабища. — Да и за всеми остальными…
Мудрец деликатно кашлянул:
— Прошу меня простить, но научная мысль никогда не стоит на месте. Мы уходим навеки, но останемся с вами навсегда…
С этими словами он откусил мизинец на левом крыле.
— Посыпайте каждый день тинной трухой, — вложив палец в ладонь онемевшей Матери наставлял Тып-Ойжон. — И вырастет новая сикараська, вылитый я.
Ходоки и воин по примеру мудреца так же оставили по частичке себя на утеху бабам и на посрамление мужикам. Раздолбаи с клячами тоже порывались чего-нибудь оставить на память о себе, но Ботве и Тым-Тыгдыму запретили себя калечить, а сами Раздолбаи как-то боялись себе вредить.
Великой Матери не осталось ничего, кроме как согласиться с решением возлюбленных чад своих. Она проводила путешественников до непримечательной щели, затаившейся в беспорядочном нагромождении каменных плит:
— Это тропа сквозь горы.
— Ничего себе, тропа, — возмутился Гуй-Помойс. — А чего такая кривая? Перпендикуляр где?
— Перпендикуляр в голове, крепыш, — вздохнула Великая Матерь. — Вернетесь?
— Обязательно, — соврал воин.
Экспедиция, сопровождаемая бесконечным нытьем Раздолбаев, брюл-брюла и пан-рухха, вклинилась в межгорное пространство. И когда наконец после пятидневного похода где-то далеко меж скал показался выход, Тып-Ойжон понял, что Великая Матерь похожа на Патриарха.
Это его несколько обескуражило, ибо философы прямо говорят, что Патриархи не живут среди сикарасек, не обжигают горшки, и уж тем более не рожают детей (о последнем философы, скорей всего, вообще ничего пока не знали). Патриархи всеблаги и всезнающи, Патриархи сотворили Среду и сикарасек, а потом ушли, что-то такое важное сказав напоследок… Что же они сказали? "Тащитесь и развлекайтесь"? или "Плодитесь и размножайтесь"? Мудрец понял, что совершенно не помнит последних слов, так что это вполне могли оказаться "Разделяй и властвуй" и "Рога и копыта"…
А еще Патриархи держат власть над миром.
Вспоминая все, что ему известно о Держателях Неба из обязательного курса философии, Тып-Ойжон совершенно не заметил, как их компания вышла из скальных нагромождений и оказалась на высоком песчаном холме.
— А может, вернемся? — Тым-Тыгдым жалобно заглянул в глаза мудрецу.
— Не думаю, — пробормотал тот, созерцая пейзаж.
Внизу шумела вода. Очень много воды. А у воды сидел Патриарх.
На следующий день спор о смысле жизни продолжения не возымел, поскольку заказчики и подрядчики потянулись в контору Диболомов, и в ближайший период то Уй на Скипе, то наоборот, выезжали молодые архитекторы проводить рекогносцировку, проследить за соблюдением технологии строительства на развернувшихся уже площадках, и вообще много у них теперь появилось дел.
Едва посыпались заказы, Ваз-Газижоку отпоили до полной регенерации грибным взваром и велели убираться, но несостоявшийся шеф Диболомов внезапно попросился помощником.
— Ты же ничего в архитектуре не смыслишь! — осмеяли его Уй и Дуй.
Тогда Ваз-Газижока обиделся и заявил, что, создавая новый облик города, необходимо, конечно, использование современных технологий и последних тенденций, но при этом очень важно опираться на культурное наследие, и тут же набросал несколько витиеватых проектов, несущие конструкции которых вполне могли выдержать свет Блямбы.
Диболомы почесали затылки: краткая речь архитектора поразила их гораздо сильнее, чем эпохальные открытия философа.
Так, оставшись в конторе совершенно один, Лой-Быканах перебирал четки, медитировал и продолжал думать о бытии и о месте сикарасек в Среде Обитания, порой искренне сожалея, что выбросил кальян.
Как-то под вечер усталые хозяева со своим помощником вернулись в "Стандарт" и застали философа в крайнем возбуждении.
— Что такое? — спросил Скип, наблюдая лихорадочные зигзаги Лой-Быканаха по студии.
— Я нашел, нашел!.. — бормотал эксцентрик. — Я нашел его!..
— Лично мне кажется, что он что-то потерял, — тихо, чтобы не отвлекать философа, высказал свое мнение Ваз-Газижока.
— Нет! — торжествующе проревел Лой-Быканах. — Нашел его! Смысл жизни нашел!
Скип понял, что тревога ложная и вернулся к кульману. Уй последовал его примеру. Но Ваз-Газижока полагал, что не выслушать философа будет невежливо и участливо поинтересовался:
— И в чем же?
Философ ткнул пальцем куда-то в бок:
— Вы его видите?
— Патриарха? — все проследили за направлением пальца. — Не видим.
— Вот именно! И я не вижу. Как только до меня доперло, для чего живет сикараська, он слинял.
Это становилось любопытным. Патриарх Лой-Быканаха успел изрядно всем надоесть своим присутствием, постоянно отвлекал внимание от работы, но при этом ничего не говорил, а только загадочно колыхался в эфире.
— Я могу легко объяснить его исчезновение, — Дуй, глядя в чертеж, отчаянно грыз стило. — У тебя, Лой, закончилась интоксикация балданаками, вот глюки тебя и покинули. Теперь окончательно становится понятно, что Патриархов не существует.
— Нет, они существуют, — философ уселся на задние ноги, передние закинул одна на другую, а руки скрестил. — Иначе откуда появились сикараськи?
— По-моему, этот вопрос мы уже решили, — заметил Уй. — Все на свете из дерьма.
— А логически подумать? — усмехнулся эксцентрик. — Оно-то по любому не само по себе лежало, его кто-то оставил.
Ваз-Газижока сморщился:
— Ну сколько можно об этом говорить? Противно даже…
— Путь к истине всегда лежит через нечистоты, такова специфика, — извинился Лой-Быканах.
Но Диболомы то ли слишком загрузились массовыми застройками, то ли устали за день, а может, их вообще разочаровала философия — увы, дальнейшего развития разговор не получил. И это эксцентрика рассердило.
— Ну и ладно, — вышел вон и дверью хлопнул.
Тотчас архитекторы увидели перед собой Патриарха.
— Эх, вы, преобразователи, — плюнул он.
Диболомы даже слова в ответ вставить не успели: глюк унесся в окно и грохнул ставней.
— Псих какой-то, — фыркнул Дуй, не отрываясь от плана застройки.
Дел, в общем-то, действительно было немало.
Мудрец хотел уже с радостным криком бежать навстречу Держателю, но воин вовремя захлопнул Тып-Ойжону клюв:
— Куда?!
— Но это же Патриарх!
— Сам вижу. Но откуда мы можем это знать?
— Он мир держит, разве не заметно? Вон, видите? — у него на гребне светило привязано.
Действительно, на спинном гребне Патриарха, привязанная к переднему шипу на веревочку, висела яркая блямба, которую мудрец назвал светилом. Сам Патриарх, подперев чешуйчатой лапой щеку, меланхолично вглядывался в водную гладь.