а «Хатиноки» в жанре но, сочиненная в период Асикага; в основе ее лежит история бедного самурая, который в морозную ночь, не имея дров для костра, срезает свои любимые растения, чтобы согреть странствующего монаха. Монах оказался не кем иным, как Ходзё Токиёри, то есть Гарун-аль-Рашидом наших сказок, и жертва не осталась без награды. Эта пьеса и сегодня вызывает слезы у токийской публики.
Но – один из видов японской драмы, включающий музыку, танец и песнопение.
Ходзё Токиёри – видный японский военачальник и государственный деятель, в 1245–1256 годах фактический правитель Японии.
Для сохранения нежных цветов предпринимались очень серьезные меры. Император Хуэнцзун из династии Тан для отпугивания птиц вешал крошечные золотые колокольчики на ветки в своем саду. Именно он отправлялся весной в небольшие походы со своими придворными музыкантами, дабы порадовать цветы нежной музыкой. Необычная табличка, создание которой традиция приписывает Ёсицунэ, герою наших легенд, подобных сказаниям о короле Артуре, до сих пор сохранилась в одном из японских монастырей (Сумадера, недалеко от Кобе). Это надпись, призывающая к защите некоего чудесного сливового дерева, и она взывает к нам с мрачным юмором воинственной эпохи. Сначала говорится о красоте цветов дерева, а затем следует угроза: «Тот, кто срежет хотя бы одну ветку этого дерева, лишится за это пальца». Почему бы в наши дни не применять такие законы против тех, кто бездумно уничтожает цветы и портит произведения искусства!
Минамото-но Ёсицунэ (1159–1189) – японский полководец, живший в конце периода Хэйан и начале периода Камакура, идеальный самурай, последние годы ведший жизнь изгнанника, частый герой театра кабуки.
Однако даже в случае с горшечными цветами мы склонны видеть эгоизм человека. Зачем забирать растения из их домов, чтобы они цвели в незнакомой им обстановке? Разве это не то же самое, что заставлять птиц, запертых в клетке, петь и производить потомство? Кто знает, может быть, орхидеи задыхаются от искусственного тепла в наших оранжереях и в безнадежном отчаянии тоскуют по родному южному небу?
Истинный любитель цветов наблюдает за ними в естественных местах их произрастания, как, например, Тао Юаньмин (и все знаменитые китайские поэты и философы), который беседовал с дикой хризантемой, сидя перед проломом в бамбуковой изгороди, или Линьосин, бродивший в сумерках среди цветущих слив Западного озера, вдыхая царящие там таинственные ароматы. Говорят, что Чжоу Муши спал в лодке, чтобы его сны смешивались с грезами лотоса. Этот же дух вдохновлял императрицу Комё, одну из наших самых известных правительниц Нара, когда она пела: «Если я сорву тебя, моя рука осквернит твою красоту, о цветок! Если я любуюсь тобой, стоя рядом на лугу, я дарю тебя Буддам прошлого, настоящего и будущего».
Тао Юаньмин (365–427) – китайский поэт, автор цикла «Возвратился к цветам и полянам» и книги стихов и прозы «Домой, к себе». Будучи чиновником, в 40 лет вышел в отставку и до конца жизни вел жизнь сельского отшельника, занимаясь трудом на земле.
Но не стоит пускаться в сентиментальности. Пусть будет меньше роскоши и богатства, но больше величия. Ибо сказал Лао-цзы: «Небо и земля безжалостны». А Кобо Дайси говорил: «Беги, беги, беги, беги – жизнь вечно стремится вперед. Умри, умри, умри, умри – смерть приходит ко всем». Разрушение подстерегает нас везде, куда бы мы ни направлялись. Разрушение есть внизу и вверху, оно позади и впереди. Изменение – единственное, что вечно, почему бы нам также не желать Смерти, как мы желаем Жизни? Они всего лишь две оборотные стороны Единого, они Ночь и День Брахмы. Благодаря распаду старого становится возможным воссоздание нового. Мы поклонялись Смерти, неумолимой богине милосердия, и наделяем ее разными именами. Это и тень Всепожирающего, которую гебуры приветствовали в огне. Это и ледяной пуризм души, острой как меч, перед которым синтоистская Япония преклоняется даже сегодня. Мистический огонь пожирает нашу слабость, священный меч рассекает оковы желания. Из нашего пепла возрождается птица феникс небесной надежды, с обретением свободы возвеличивается человек.
Ёсицунэ (Минамото-но Ёсицунэ) – японский полководец, живший в конце периода Хэйан и начале периода Камакура.
Кобо Дайси (774–835), букв. «учитель праведности», он же Кукай, «море пустоты», – буддийский монах, поэт, основатель буддийской школы Сингон в Японии, один из крупнейших религиозных деятелей в истории Японии.
Гебуры (Gheburs) – одно из именований зороастрийцев, персидских огнепоклонников.
Так почему нельзя уничтожать цветы, если таким образом мы получаем возможность развить новые формы, облагораживая мировую идею? Мы только просим их присоединиться к нашей жертве Прекрасному. Мы искупим свою вину, посвятив себя Чистоте и Простоте. Так рассуждали мастера чая, создавая культ цветов.
Любой, кто знаком с методами наших мастеров чая и цветов, должен был заметить то, по сути религиозное, благоговение, с которым они относятся к цветам. Они не срезают их бездумно, наугад, а тщательно выбирают каждую веточку или побег с учетом задуманной ими художественной композиции. Им было бы стыдно, если бы они случайно срезали чуть больше цветов, чем нужно. В этой связи можно отметить, что они всегда объединяют цветы с листьями, если таковые имеются, поскольку цель заключается в том, чтобы отразить всю красоту жизни растений. В этом отношении, как и во многих других, их методы отличаются от западных. Там мы обычно видим только стебли цветов и бутоны без листьев, которые беспорядочно воткнуты в вазу.
Когда мастер чайной церемонии, следуя своему вкусу, заканчивает составление композиции из цветов, он ставит ее на токонома – на почетном месте в японской комнате. Рядом с ней не будет ничего, что могло бы помешать ее восприятию, спорить с ней – даже картины, если только на то нет особого эстетического смысла. Цветы царят там, словно восседающий на троне принц, и гости или ученики, входя в комнату, приветствуют их глубоким поклоном, прежде чем обратиться к хозяину. Зарисовки этих композиционных шедевров публикуются для восторженных любителей. На эту тему существует довольно обширная литература. Когда цветок увядает, мастер аккуратно опускает его в реку или бережно закапывает в землю. Иногда в память о цветочных композициях воздвигают специальные монументы.
Искусство создавать цветочные композиции, по-видимому, родилось одновременно с зарождением чайного искусства в XV веке. Наши легенды приписывают создание первой цветочной композиции ранним буддийским святым, которые подбирали цветы, сломленные бурей, и, бесконечно заботясь обо всем живом, ставили их в сосуды с водой. Говорят, что Соами, великий художник и мастер при дворе Асикага-Ёсимаса, являлся одним из самых ранних сторонников этого искусства. Дзюко, чайный мастер, был одним из его учеников, как и Сэн-но, основатель дома Икэнобо – семьи, столь же прославленной составлением цветочных композиций, как и семья Кано произведениями живописи.
Соами Синсо (1455–1525) – живописец школы Муромати, отвечал за приобретение ценностей для сёгунов Асикага и показ произведений искусства.
Мурата Дзюко (1423–1502) – признанный основатель специфической японской чайной церемонии.
Школа Кано, или Кано-ха, – направление в японской живописи XV–XIX веков, сформировалась вокруг династии художников Кано.
С совершенствованием чайной церемонии при Рикю, во второй половине XVI века, искусство цветочных композиций достигает пика своего развития. Рикю и его преемники, прославленные мастера Ота Вурака, Фурута Орибэ, Коэцу, Кобори Энсю, Катагири Сэкисю, соперничали друг с другом в создании новых комбинаций. Однако нам не следует забывать, что поклонение чайных мастеров цветам составляло лишь часть их эстетического ритуала и являлось отдельной формой религии. Цветочная композиция, как и другие произведения искусства в чайной комнате, была подчинена общей схеме убранства. Так, Сэкисю определил, что белые цветы сливы не должны использоваться, когда в саду лежит снег. Из чайной комнаты неумолимо изгонялись «шумные» цветы. Цветочная композиция, составленная чайным мастером, теряет свое значение, если ее убрать с того места, для которого она изначально предназначалась, поскольку ее линии и пропорции разрабатываются специально с учетом ее окружения.
Шумные цветы – слишком яркие, кричащие.
Поклонение цветку как таковому начинается с появлением «цветочных мастеров», уже ближе к середине XVII века. С этого момента цветок становится независимым от чайной комнаты и не знает никаких законов, кроме тех, которые диктует ему ваза. Теперь становятся возможными новые концепции и методы исполнения, а они, в свою очередь, рождают множество принципов и школ. Один автор середины прошлого века сказал, что он знает более сотни различных школ цветочной композиции. В широком смысле слова они делятся на две основные ветви: формалистическую и натуралистическую. Формалистические школы, возглавляемые Икэнобо, стремились к классическому идеализму, соответствующему идеализму академиков Кано. Мы располагаем рисунками и записями композиций ранних мастеров этой школы, которые почти точно воспроизводят цветочные картины Сансэцу и Цунэнобу. А натуралистическая школа своей моделью считала природу, признавая только такие изменения формы, которые способствовали выражению художественного единства. Таким образом, мы видим в ее работах те же мотивы, которые привели к формированию и становлению школ живописи Укиё-э и Сидзё.
Сансэцу, он же Кано Хэйсиру (1589–1651) – художник, лидер школы Киото-Кано, получил почетное звание хоккё («Мост Дхармы») в живописи.
Кано Цунэнобу (1636–1713) – художник, глава школы Кано с 1674 года.
Укиё-э (букв.: картины (образы) изменчивого мира) – направление в изобразительном искусстве Японии, получившее развитие с периода Эдо, изображение бренности и изменчивости окружающего мира.