ли волны страха, мышцы напрягались, тело лоснилось от пота. И нечто постыдное произошло со мной. Я ощутил знакомую пульсацию внизу, почувствовал, как он начинает твердеть и подниматься. Я взглянул туда: да, да, так и есть, встает. Я чуть не умер. Мне хотелось броситься лицом на землю. Это было, как в тот раз, когда Сисси Мэдден увидела нас во время купания, когда мне пришлось голым возвращаться к ручью, с уже одетым Карлом и Джимом и впервые ощутил по-настоящему, каково быть голым и охваченным стыдом среди тех, кто в одежде. И снова это повторяется: Нед, Эли, Тимоти, все братья в шортах, а на мне ничего, но мне было все равно, пока вдруг это не началось, и я не почувствовал себя выставленным на всеобщее обозрение, как по телевидению. Они все будут смотреть на меня, увидят, что я возбудился, будут гадать, что привело меня в это состояние, какие грязные мысли бродят в моей голове.
Куда мне спрятаться? Как прикрыться? Видит ли меня кто-нибудь из них?
Похоже, никто пока не видит. Эли и братья далеко вдоль ряда. Лениво двигающийся Тимоти остался позади. Близко только Нед, футах в пятнадцати за мной. Поскольку я стою к нему спиной, мой срам скрыт от него. Я уже чувствовал, что у меня начинает опускаться: еще немного, и я вернусь в нормальное состояние и смогу как ни в чем не бывало пройти вдоль рядка к тому дереву, где висели шорты. Да. Опустился. Все в порядке. Я повернулся.
Нед, застигнутый врасплох, дернулся, чуть не подскочил, когда я встретился с ним взглядом. Лицо его стало малиновым. Он отвел глаза. И я понял. Мне не надо было смотреть на выпуклость на его шортах, чтобы догадаться, о чем он думал. Минут на пятнадцать или двадцать он отдался полету фантазии, разглядывая мое тело, созерцая мои ягодицы, время от времени выхватывая взглядом и другие прелести. Лелея свои игривые гомосексуальные грезы насчет меня. Что ж, в этом нет ничего неожиданного. Ведь Нед и есть голубой. Нед всегда желал меня, хоть ни разу не посмел забросить удочку. А я выставился перед ним, весь полностью, вводя его в искушение, провоцируя. И все же я был ошеломлен этим выражением неприкрытого вожделения, так недвусмысленно отразившемся на его лице: это потрясло меня. Быть столь желанным для другого мужчины. Быть объектом его томления. И он казался таким оглушенным, обескураженным, когда я прошел мимо него, чтобы забрать свои шорты. Будто его поймали за руку, выявив его подлинные намерения. А какие, скажи ради всего святого, намерения выявив я? Мои намерения торчали передо мной на шесть дюймов. Мы угодили здесь во что-то очень глубокое, мерзкое и сложное. Это страшит, меня. Уж не голубые ли позывы Неда проникли в мою голову за счет какой-то телепатии и подняли со дна, памяти ощущения застарелого стыда? Ведь странно, что я возбудился именно в этот момент. Господи Иисусе. Я-то думал, что понимаю себя. Но продолжаю обнаруживать, что ни хрена наверняка не знаю. Даже кто я такой. Какой именно личностью хотел бы стать. Экзистенциальная дилемма, верно, Эли, верно? Выбрать свою собственную судьбу. Мы выражаем свою индивидуальность посредством нашего сексуального Я, правильно? Не думаю. Я не хочу так думать. И все же я не уверен. Солнце припекает спину. Несколько минут у меня был такой стояк, что теперь больно. А Нед тяжело дышит у меня за спиной. И прошлое продолжает во мне свой круговорот. Где сейчас Сисси Мэдден? Где Джим? А Карл? Где Оливер? Где Оливер? О Господи, Оливер, по-моему, очень-очень больной мальчик.
31. ЭЛИ
Медитация, по моему убеждению, — стержень всей процедуры. Способность обратиться внутрь себя. Тебе совершенно необходимо делать это, если ты хочешь хоть чего-нибудь добиться. Остальное — упражнения, диета, омовения, полевые работы — все просто набор методов для достижения самодисциплины, для доведения норовистого его до уровня контроля, от которого зависит реальное долгожительство. Конечно, если хочешь прожить долго, то тебе помогут многочисленные упражнения, поддержание тела в форме, отказ от нездоровой пищи и т. д. и т. п. Но я считаю ошибкой уделять слишком много внимания этим аспектам повседневной жизни Братства. Гигиена и упражнения могли бы посодействовать увеличению средней продолжительности жизни лет до восьмидесяти — восьмидесяти пяти, но если ты хочешь прожить восемьсот или восемьсот пятьдесят, требуется нечто более необыкновенное. (Или восемь тысяч пятьсот? Восемьдесят пять тысяч?) Требуется полный контроль над функциями организма. И ключ к этому — медитация.
На данном этапе они делают упор на развитие внутренней готовности. Нужно, например, смотреть на заходящее солнце и переводить его тепло и силу в различные части организма — сначала в сердце, потом а детородные органы, в легкие, в селезенку и тому подобное. Я утверждаю, что их интересует не солнечное излучение — это просто метафора, символ — во, скорее всего, стремление сделать так, чтобы мы научились входить в контакт со своим сердцем, детородными органами, селезенкой, чтобы в случае каких-то осложнений в этих органах мы могли бы направить к ним свои душевные силы и сделать все необходимое. И эта возня с черепами, с которыми связана большая часть медитации — уверен еще одна метафора, предназначенная для того, чтобы обеспечить нас подходящим центром концентрации. Так, чтобы мы могли запечатлеть образ черепа и воспользоваться им в качестве опоры для прыжка внутрь себя. Любой другой символ сработал бы, наверное, не хуже: подсолнечник, гроздь желудей, клевер с четырьмя листьями. Стоит только создать подходящее психическое обрамление, и сгодится все что угодно. Просто так получилось, что Братство остановилось на символике черепа. Это не так уж и плохо, если разобраться: в черепе есть некая тайна, романтика, какое-то чудо. И вот мы сидим и смотрим на маленький нефритовый медальон-череп брата Энтони, и нам сказано совершать разнообразные метафорические погружения, связанные с отношением смерти к жизни, но на самом деле от нас хотят, чтобы мы научились сосредотачивать всю нашу душевную энергию на единственном объекте. Овладев сосредоточением, мы сможем применять этот вновь приобретенный навык в целях вечного самовосстановления. Вот и весь секрет. Снадобья для продления жизни, здоровая пища, культ солнечного света, молитва и тому подобное — вещи второстепенные; медитация — все. На мой взгляд, это напоминает разновидность йоги, хотя, если Братство имеет столь древнее происхождение, как на то намекает брат Миклош, тогда, пожалуй, точнее будет сказать, что йога является одним из ответвлений культа Дома Черепов.
Нам предстоит долгий путь. Пока проходят предварительные этапы серии подготовительной процедуры, которую братья называют Испытанием. Впереди, как я подозреваю, нас ждет нечто, в значительной степени психологическое или даже психоаналитическое: очищение души от избыточного багажа. Часть этого — неприятное дело Девятого Таинства. До сих пор не знаю, как толковать данное место в «Книге Черепов»: буквально или в переносном, метафорическом смысле. Но я уверен, что в любом случае это связано с изгнанием дурных чувств из Вместилища: мы убиваем одного из козлов отпущения, убиваем по-настоящему или еще как-то, а другой козел отпущения самоустраняется, на самом деле или как-нибудь иначе. Общий же результат таков, что в итоге остаются два новоиспеченных брата, лишенные того трепета перед смертью, который несла в себе дефективная пара.
Кроме очищения группы в целом, мы должны очиститься внутри себя. Вчера вечером после ужина ко мне зашел брат Ксавьер, и я предполагаю, что заходил он и ко всем остальным; он сказал мне, чтобы я приготовился к обряду исповеди. Брат попросил вспомнить всю жизнь, обратив особое внимание на случаи, связанные с виной и стыдом, и быть готовым детально обсудить эти эпизоды, если от меня того потребуют. Как я догадываюсь, вскоре будет организовано что-то вроде группового обсуждения с братом Ксавьером во главе. Внушительный вид у этого человека. Серые глаза, тонкие губы, точеное лицо. Подступиться к нему, что к гранитной глыбе. Когда он проходит по коридорам, мне представляются звуки мрачной надрывной музыки. Идет Великий Инквизитор! Да. Брат Ксавьер — Великий Инквизитор. Ночь и холод, туман и боль. Когда начнется эта Инквизиция? Что я скажу? Какие из своих прегрешений я возложу на алтарь?
Я прихожу к заключению, что цель этого освобождения от бремени — упрощение наших душ через передачу — а как еще сказать? — неврозов, грехов, душевных преград, раздражителей, энграмм, отложений дурной кармы? Мы должны урезать себя, сократить. Кости и плоть мы сохраним, но дух должен быть обструган. Мы должны стремиться к некоему успокоению, в котором не будет места для конфликтов, не будет причин для стрессов. Избегать всего, что идет вопреки воле, и, если необходимо, изменить направление воли. Действие без усилий — вот в чем суть. Растрата энергии не позволяется: борьба укорачивает жизнь. Ладно, посмотрим. Внутри меня много мусора, как и у всех. Психическая клизма, возможно, не такая уж и плохая штука.
Что я скажу тебе, брат Ксавьер?
32. НЕД
Обозри жизнь свою, объявляет таинственный, слегка напоминающий рептилию брат Ксавьер, без стука входящий в мою келью, сопровождаемый легким шуршанием чешуи о камень. Обозри жизнь свою, воскреси в памяти грехи своего прошлого, приготовься к исповеди. «Согласен!» — восклицает развращенный мальчик из хора, Нед. «Согласен, брат Ксавьер!» — фыркает падший папист. Это как раз ему по нраву. Обряд исповеди — нечто, доступное его разумению: это сидит у него в генах, въелось в его кости и яйца, это чрезвычайно естественно для него. Меа culpa, mea culpa, mea maxima culpa[28]. В то время как остальные трое — дерганый иудей и пара протестантских бычков — чужаки в будке истины. Нет, я думаю, у протестантов тоже есть обычай исповедоваться, поскольку они в глубине души католики, но они всегда врут своим пастырям. Говорю это со слов матери, которая считает, что мясо англиканцев не годится даже на корм свиньям. «Но, матушка, — сказал тогда я, — ведь свиньи не едят мяса». «Если бы и ели, — ответила она, — они не тронули бы ни кусочка англиканина! Они нарушают все заповеди и врут своим священникам». И размашисто осеняет себя крестом. Че