ьше, и растить его в поте лица своего.
— Я всегда говорила то же самое. Нам надо сеять больше хлеба, — сказала матушка Карен.
— Земля в Рейнснесе не подходит для хлеба, — спокойно заметил Фома.
— Насколько возможно, мы должны обеспечить себя сами. То же самое говорит управляющий епархией.
Олине стояла в дверях. Прищурившись, она глянула в газету и сухо сказала:
— Вряд ли этому Моцфельдту приходится так потеть ради хлеба насущного, как нам в Рейнснесе!
— Мы не привыкли сами выращивать хлеб, — сказала Дина. — Но если матушка Карен считает, что нам следует сеять больше хлеба, мы обратимся за советом в Сельскохозяйственное общество. Это в нашей власти. Но тогда нашим арендаторам придется больше работать на нас. Матушка Карен, ты считаешь, это будет справедливо?
— А разве нельзя нанять работников? — Матушка Карен не думала о практической стороне вопроса.
— Мы должны делать то, что нам выгодно. Нельзя заготавливать корм для такого количества животных и в то же время выращивать хлеб. Ведь у нас, на севере, хлеб хорошо родится далеко не каждый год. Но немного увеличить посевы мы, конечно, могли бы. Можно распахать землю на южном склоне, хотя она и не защищена от ветра с моря.
— Сколько еще придется поработать, пока посевы на том склоне окупятся! — Фома был недоволен.
— Рейнснес — торговый дом, — сказала Дина. — Все цифры говорят о том, что именно торговля дает нам самый большой доход. У матушки Карен были добрые намерения, но ей не знаком крестьянский труд, зато она лично знакома с управляющим епархией и он пользуется ее расположением.
— Управляющий епархией не понимает — нельзя жить надеждой, что зимние заморозки начнутся поздно, — сказала Олине.
Матушке Карен нечего было возразить им, но она не сердилась.
Когда шхуна и карбас под командой Андерса вернулись с Лофотенов, Дина собралась ехать по делам в Тромсё.
Похоже, война продлится еще долго, надо приготовиться к тому, что муку придется везти из Архангельска, так сказала Дина. Она не хочет больше платить втридорога за русскую муку, которую привозят купцы в Тромсё. Она намерена сама явиться к медведю, выманить его из берлоги и попытаться заполучить свою часть шкуры.
Она не желает и в эту зиму платить по четыре — шесть талеров за рожь и по три — шесть талеров за ячмень. Андерс поддержал ее.
Они вместе просмотрели все бергенские счета и прикинули, сколько они выручат за купленную на Лофотенах рыбу. Прикинули они также, сколько муки надо купить в Архангельске. Амбаров для хранения у них было достаточно.
Дина хотела купить муки больше, чем требовалось для снаряжения судов на Лофотены и торговли в лавке. Ей хотелось иметь запас на трудные весенние месяцы. Вряд ли в Страндстедете, да и во всем Тьелдсунде, будет достаточно хлеба.
Андерс считал, что если она выложит наличные, когда купцы в Тромсё будут снаряжать свои суда, то ей будет легче приобрести муку по сходной цене. В Тромсё многие купцы привозят муку из Архангельска, и на них можно положиться. Можно также с выгодой использовать старые торговые связи. Главное — это поладить.
Андерс не сомневался, что Дина справится с этой задачей лучше, чем он. Только пусть попридержит язык. Купцы в Тромсё раскусят ее скорее, чем в Бергене. Пусть помнит об этом.
Все было решено. О том же, что она намерена съездить еще и в Вардёхюс, Дина не сказала никому. Кроме матушки Карен. Как она попадет из Хаммерфеста в Вардёхюс, она себе не представляла. Но должны же там ходить какие-нибудь суда.
То, что Дина выплачивает Андерсу проценты от стоимости груза, направляемого в Берген, и к тому же разрешает самостоятельно торговать лесом, который он в плотах пригоняет из Намсуса, было предметом многих досужих разговоров и зависти.
Видать, есть между ними что-то, о чем никто не догадывается, что держится в тайне от всех.
Слухи набирали силу. Особенно после того, как торговец в Намсусе обманул Андерса, а Дина его выручила, расплатившись за него. Дело было так: Андерс заплатил торговцу за бревна, не зная, что тот разорился и продал бревна, ему уже не принадлежавшие. Новый владелец потребовал у Андерса деньги за бревна. Поскольку свидетелей сделки с первым торговцем у Андерса не было, ему ничего не оставалось, как заплатить еще раз.
Эта история никого не оставила равнодушным. Слухи вились, как мухи над свежей коровьей лепешкой. Воображение у людей разыгралось вовсю.
— Что-то тут не чисто, если Дина Грёнэльв, такая прижимистая, разделила со своим шкипером его убыток. Мало того, она вписала его в свое завещание и отказала ему лучшее судно!
Эти грязные слухи дошли до ушей матушки Карен. Она послала за Диной и, взволнованно потирая руки, спросила у нее, что они означают.
— А если и так? Если между нами что-то есть, у кого достанет ума и власти указывать нам, как себя вести?
Матушку Карен не удовлетворило такое объяснение.
— Следует ли понимать тебя так, что ты собираешься выйти замуж за Андерса?
Дина оторопела:
— Ты что, хочешь, чтобы я вышла замуж сразу за двоих мужчин? Не ты ли сама благословила меня на поиски Лео?
— Но пойми. Нехорошо, когда люди болтают… Я ведь только поэтому…
Но мысль уже облеклась в слова. Мысль о том, что Андерс может стать хозяином Рейнснеса.
Дина ходила под балкой, на которой повесился Нильс, и вызывала его к себе.
Он был смирный и приводил множество доводов в свое оправдание. Она их не приняла, запихнула его обратно в петлю и толкнула так, что он закачался, как маятник на часах.
Она напомнила ему: он рано успокоился, даже если больше не кормится в Рейнснесе. Его репутация в ее руках. Прежде чем лечь спать, она дала ему понять, что, если он не остановит все эти слухи, она поймает его на слове. Выйдет замуж за Андерса. С венчанием и пышной свадьбой.
Нильс вдруг сник, ослабел и исчез вместе со всеми своими оправданиями.
Если Андерс и слышал эти сплетни, то виду не подавал. Занимался своим делом.
Он посоветовал Дине, с кем ей следует встретиться в Тромсё, чтобы купить муку, написал имена тех, с кем ей ни при каких обстоятельствах не следует вступать в сделку. Вместе с нею еще раз проверил списки и цены на товары. Прикоснулся к ее руке и даже не заметил прикосновения.
Они обсуждали максимальную цену, какую могут дать за русскую муку, чтобы продать ее потом в лавке по доступной людям цене и не понести при этом потерь. И количество муки, которое надо иметь в амбарах к началу весны.
Руки Андерса то и дело ворошили густые русые волосы, иногда он энергично кивал, чтобы подкрепить свои слова. Глаза блестели и были широко открыты. Казалось, Андерс только что побывал у причастия и получил отпущение грехов.
Наконец они покончили с делами. Дина принесла початую бутылку рома и прямо спросила у Андерса, слышал ли он, какие о них ходят сплетни.
Андерс широко улыбнулся:
— До моих ушей дошло, что кое-кто в Страндстедете и среди арендаторов не прочь женить старого холостяка из Рейнснеса. Но это бывало и раньше.
— И что же ты отвечаешь на это?
— Стараюсь помалкивать.
— И даешь сплетням волю?
Он с удивлением посмотрел на нее. И молча закрыл папку с бумагами.
— Ты думаешь, мне приятно слышать эти сплетни? — через некоторое время спросила Дина.
— Нет, — ответил он не сразу. — Но и убиваться из-за них тоже не стоит.
Он насмешливо смотрел на нее. И Дина сдалась. Они рассмеялись. Чокнулись рюмками и снова засмеялись. Но сделать вид, будто этого разговора между ними не было, они уже не могли.
— «Принц Густав» похож на женщину! — мрачно объявил Вениамин и засунул пальцы под подтяжки, как любил делать Андерс.
— Это просто такая фигура на носу, для украшения, это ненастоящий принц Густав! — объявила Ханна и вытянула шею. Любопытная, как ласка, она всегда боялась пропустить что-нибудь интересное.
Ханна хотела обнять Вениамина, но он вырвался и подбежал к Дине, которая стояла на причале в дорожном костюме.
— «Принц Густав» — женщина! Неужели ты поедешь на женщине? — сердито крикнул он ей и поддал ногой камень так, что чуть не угодил Стине в голову.
Дина промолчала.
Вениамин не отступал, хотя кругом было много людей, которые пришли проводить Дину.
— Ты и в этот раз вернешься домой как дохлая ворона? — с горечью крикнул он ей.
— Придержи язык! — сказала она тихо, но достаточно грозно.
— Сколько ты лежала в постели после прошлой поездки!
Он плакал, уже не таясь.
— В этот раз так не будет.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
Он прижался к ней и рыдал от отчаяния.
— Ты слишком шумно ведешь себя, Вениамин, — твердо сказала Дина и положила руку ему на затылок.
— Зачем ты туда едешь? Матушка Карен говорит, что там круглый год зима. И ничего нет, только птичий помет да кричат чайки! — с торжеством заявил он.
— Мне надо туда поехать. Я так хочу.
— А я не хочу!
— Это я уже слышала.
Он хватал ее за платье и плакал, не теряя надежды ее удержать, пока она не села в лодку и Фома не оттолкнулся веслом от причала.
— Этот мальчик уже никого не стесняется, — сказала она Фоме.
— Он хочет, чтобы мать была с ним. — Фома посмотрел в сторону.
— Я не понимаю…
Лодка шла против ветра, и Дина придерживала шляпу. Фома равномерно взмахивал веслами.
— Ты тут присматривай за порядком, — дружески сказала она. Словно он был дальний знакомый, которого ей приходится просить об услуге.
— Все обойдется. Но ясное дело, будет трудно: Андерс уйдет в Берген, тебя тоже не будет. Придется нанимать много людей… На сенокос и…
— Раньше ты с этим справлялся.
— Да, — коротко бросил он.
— Я на тебя полагаюсь, Фома. И смотри получше за Вороным. Езди на нем иногда, — вдруг сказала Дина.
— Никого, кроме тебя, он на себе не потерпит. Она промолчала.
— Смотри, никак это матушка Карен сидит у окна в зале? — спросила Дина и помахала рукой.