Мукор — приемная дочь Крови; ей около пятнадцати, способна на бесплотные передвижения, чем-то сродни бесам.
Мурсак — огромный мужчина, поддерживающий порядок в «Петухе». Друг Гагарки.
Мускус — управляющий Крови и его любовник.
Майтера Мята — младшая сивилла в мантейоне Шелка.
Патера Наковальня — протонотарий Прилипалы, маленький хитрый человек с выступающими вперед зубами. Его хобби — черная механика. Имя — имеется в виду наковальня во внутреннем ухе.
Нутрия — молодой мужчина, принадлежащий среднему классу, муж Кервель.
Окунь — вышибала, поддерживает порядок в заведении Орхидеи.
Орев — ночная клушица, большая черная птица с ярко-красными ногами и багровым клювом.
Орхидея — мадам желтого дома на Ламповой улице, мать Элодеи.
Пас — отец богов, строитель и правитель Витка. Бог солнца и дождя, механизмов и многого другого, изображается с двумя головами. Ассоциируется, главным образом, со скотом и стервятниками.
Перо — маленький мальчик в палестре Шелка.
Сержант Песок — солдат армии Вайрона.
Советник Потто — член Аюнтамьенто, специалист по безопасности и шпионажу, круглое лицо и обманчиво веселый вид.
Патера Прилипала — коадъютор Квезаля; высокий и худой, с длинным желтоватым лицом и редкими черными волосами. К нему обращаются «Ваше Высокопреосвященство».
Прыгуны — прозвище гвардейцев.
Рог — лидер старших мальчиков в палестре Шелка.
Майтера Роза — старшая сивилла в мантейоне Шелка, по большому счету ходячая коллекция протезов. Возраст — за девяносто.
Патера Росомаха — юный авгур.
Синель — одна из женщин Орхидеи, девятнадцать лет, высокая и сильная, красит волосы в красный цвет, цвет ее цветка. Гагарка называет ее «Сиськи».
Рядовой Сланец — солдат армии Вайрона.
Сфингс — главная богиня, божество войны и храбрости, покровительница седьмого дня недели; ассоциируется, главным образом, со львами и другими кошачьими.
Сцилла — главная богиня, богиня озер и рек, покровительница первого дня недели и Вайрона, родного города Шелка; ассоциируется, главным образом, с лошадьми, верблюдами и рыбами; изображается с восемью, десятью и двенадцатью руками.
Тартар — главный бог, бог ночи, преступлений и торговли, покровитель третьего дня недели; ассоциируется, главным образом, с совами, летучими мышами, кротами и (как и Гиеракс) с черными животными любого вида.
Полковник Узик — командир Третьей бригады гражданской гвардии Вайрона.
Улар — летун.
Фелксиопа — главная богиня, божество музыки, мистики и ядов; покровительница пятого дня недели; ассоциируется, главным образом, с домашней птицей, оленями и обезьянами.
Фэа — главная богиня, божество еды и исцеления, покровительница шестого дня недели, ассоциируется, главным образом, со свиньей.
Чиквито — попугай, которым владели родители Мамелты.
Патера Шелк — авгур мантейона на Солнечной улице; двадцать три года, высокий и стройный; с взлохмаченными золотистыми волосами.
Рядовой Шифер — солдат армии Вайрона.
Патера Щука — предшественник Шелка в мантейоне на Солнечной улице; покойный.
Элодея — дочь Орхидеи.
Кальде Длинного Солнца
Посвящается Тодду Комптону, историку античности и рок-музыканту.
Глава перваяРабы Сциллы
Не обращая внимания как на сотрясающие город волнения, так и на яростный ливень, каждый удар которого грозил сбросить коркамень и превратить глинобитные кирпичи обратно в глину, Его Святейшество патера Квезаль, Пролокьютор Капитула Святого Города Вайрон, изучал свои увядшие и впалые черты лица, отражавшиеся в полированном животе серебряного чайника.
Как каждый раз в этот час дня, он повернул голову направо и пристально осмотрел почти безносый профиль, потом так же внимательно оглядел другую половину лица и вытянул подбородок, чтобы показать себе длинную морщинистую шею. Каждое утро, вставая, он подкрашивал и приводил в порядок лицо и шею; тем не менее оставалась возможность (хотя и слабая), что к десяти что-нибудь испортилось: для этого и служила забавная, но тщательная самопроверка.
— Потому что я очень аккуратный человек, — пробормотал он, делая вид, что разглаживает тонкую белую бровь.
При последнем слове удар грома сотряс дворец пролокьютора до основания, все огоньки в комнате ярко вспыхнули, дождь и град с новой силой забарабанили по оконным стеклам.
Патера Прилипала, коадъютор Капитула, хмуро кивнул:
— Действительно, Ваше Святейшество. Вы действительно очень... э... внимательный человек.
«Тем не менее, возможность всегда есть».
— Я старею, патера. Даже мы, аккуратные люди, стареем.
Прилипала кивнул опять, его длинное костистое лицо выразило сожаление.
— Увы, Ваше Святейшество.
— Как и многое другое, патера. Наш город... Даже сам виток состарился. Когда мы молоды, мы видим то, что молодо, как и мы сами. Новая трава на старых могилах. Новые листья на старых деревьях. — Квезаль опять поднял подбородок, чтобы через набрякшие веки изучить свое выпуклое отражение.
— Золотое время для красоты и... э... элегий, Ваше Святейшество. — Пальцы Прилипалы играли с аппетитным сэндвичем.
— Когда мы замечаем знаки пожилого возраста в себе, тогда мы замечаем их и в витке. Сегодня только немногие хэмы видели человека, который видел человека, помнящего тот день, когда Пас сотворил виток.
Слегка ошарашенный быстрым прыжком через так много поколений, Прилипала опять кивнул:
— Действительно, Ваше Святейшество. Действительно только немногие. — Он незаметно стер джем с пальца.
— Ты начинаешь осознавать повторяющуюся, циклическую природу мифа. Получив посох, я получил и доступ ко всем старым документам. Я очень внимательно прочитал их, посвящая этому три гиераксдня в месяц. Только чтению и неизбежным похоронам. Своему протонотарию я давал совершенно четкие инструкции — не назначать на этот день никаких встреч. Рекомендую тебе эту практику, патера.
В комнате опять прогрохотал гром, молния, как дракон, зазмеилась за окнами.
— Я немедленно... гм... возобновлю этот мудрый обычай, Ваше Святейшество.
— Немедленно, ты сказал? — Квезаль оторвал взгляд от серебряного чайника, решив при первой же возможности заново напудрить подбородок. — Ты можешь зайти к молодому Наковальне и проинструктировать его, если хочешь. Скажи ему, патера. Скажи сейчас.
— Боюсь, это... э... невозможно, Ваше Святейшество. В молпадень я послал патеру Наковальня с... э... поручением. И он еще не... э... присоединился к нам.
— Понимаю. Понимаю. — Трясущейся рукой Квезаль поднес чашку так, чтобы позолоченный ободок коснулся губ, потом опять опустил, хотя и не так далеко, чтобы не обнажать подбородок. — Я хочу крепкий бульон, патера. В этом нет силы. Я хочу по-настоящему крепкий бульон, патера. Проследи за этим, пожалуйста.
Давно привыкший к этому требованию, коадъютор встал.
— Я приготовлю его собственными руками, Ваше Святейшество. Это займет... э... только... хм... мгновение. Кипящая вода, э... бурление. Ваше Святейшество может положиться на меня.
Глядя, как уходит Прилипала, Квезаль медленно поставил изящную чашку на блюдце; при этом он пролил несколько капель, хотя и был, как он сам сказал, очень аккуратным. Дверь неторопливо закрылась. Хорошо. Лязг задвижки. Опять хорошо. Никто не может войти бесшумно и без задержки; он сам спроектировал механизм затвора.
Не вставая со стула, он извлек пудреницу из выдвижного ящика на другой стороне комнаты и аккуратно посыпал телесного цвета порошок на маленький острый подбородок, который, проснувшись, он так тщательно сформировал. Поведя, как и раньше, головой из стороны в сторону, Квезаль нахмурился, потом улыбнулся, одновременно изучая эффект на отражении в чайнике. Хорошо, хорошо!
Дождь хлестал по окнам с такой силой, что струйки ледяной воды пробивались через мельчайшие трещины в оконном переплете; на подоконниках из молочного камня призывно собирались лужицы, водопадом падавшие на ковер. И это тоже было хорошо. В три он будет председательствовать на частном жертвоприношении всем богам двадцати одной пятнистой лошади — ставшее посмертным подношение советника Лемура — по лошади за каждую неделю, в которую дождь, более существенный, чем простой душ, благословит поля Вайрона. Его можно превратить в благодарственное жертвоприношение, и он превратит.
Надо ли сообщить конгрегации о смерти Лемура?
Квезаль обдумал целесообразность этого, если они еще не знают. Вопрос довольно сложный, требующий раздумий; и для того, чтобы на время освободиться от него, он позволил себе откинуть свои подвижные клыки из их уютных канавок в нёбе, с удовольствием защелкнул каждый зуб в лунке и радостно оскалился искаженному отражению.
Щелчок задвижки почти утонул в очередном раскате грома, но он не спускал с нее глаз. Ровно через секунду послышался более громкий щелчок, с другой стороны двери, где Прилипала сражался с неудобной железной ручкой, которая, закончив упрямый поворот, с силой поднимала со своего места громоздкий засов.
Квезаль почти машинально коснулся салфеткой рта; когда он вернул ее на колени, клыки уже исчезли.
— Да, патера? — ворчливо спросил он. — Что сейчас? Уже время?
— Ваш бульон, Ваше Святейшество. — Прилипала поставил на стол маленький поднос. — Должен ли я... э... наполнить вашу чашку? Для этого я... хм... раздобыл чистую.
— Сделай это, патера. Пожалуйста. — Квезаль улыбнулся. — Пока тебя не было, я размышлял о природе юмора. Ты когда-нибудь думал об этом?
Прилипала опять уселся на свое место.