— Лилия, Ужасный Тартар.
«Поэтому ты склонен к беспокойству».
— Только не я. Раненый и замерзший, я спокойно лежал на крыше, пока меня искали с собаками.
— Будь осторожен. На этот раз приз побольше.
Гагарка проложил себе дорогу через толпу, остановился у своей цели, заколоченной двери лавки, и положил на землю мешки, которые нес в руках.
— Парни, слухайте сюда.
Толпа затихла.
— Я не знаю, чего вы хотите, но я знаю, чего хочу я. А я хочу притаранить эти мешки со жратвой одной девице внутри. Она голодна, и несколько ребят на рынке дали мне все это для нее. Ежели вы хотели увидеть меня — уже увидели. Ежели услышать — уже услышали. Ежели еще чего-то там, дайте мне отнести ей все это, и мы потолкуем.
— Мы хотим, чтобы ты совершил жертвоприношение!
— Да ты шизанутый. Я не авгур. — Гагарка постучал в покоробленную дверь. — Кремень! Давай сюда!
Дверь открылась, и толпа затихла, увидев огромного солдата.
— Он не работает на Аюнтамьенто, — поспешно объявил Гагарка. — Он работает на богов, ну, как и я, только когда мы пришли сюда... — Он попытался вспомнить, когда это было; и хотя он живо помнил, как Кремень выбирается из-под тонн раздробленного коркамня, голова отказывалась думать о том дне. — Ну, в тот день, когда Аламбрера сдалась. В любом случае все эти ребята-труперы начали стрелять по нему, так что мы и решили, что ему лучше не высовываться.
— Спроси, здесь ли патера, — прошипел Кремень за его спиной. Как будто грозовая туча решила пожаловаться.
— Патера Наковальня! — крикнул Гагарка. — Мы ищем настоящего святого авгура по имени патера Наковальня. Кто-то тут говорил о жертвоприношении. Патера Наковальня здесь?
— Сделай ты! — закричали голоса из толпы.
— Есть еда? — нетерпеливо спросила Гиацинт из-за спины Кремня. — Я хочу есть!
«Скажи им, что сделаешь», — прошептал Тартар, и его шепот каким-то чудом перекрыл шум толпы.
Гагарка так удивился, что повернулся, чтобы посмотреть на слепого бога:
— Твою мать, что за... да, конечно, Ужасный Тартар. Все, что скажешь.
Передав оба мешка Кремню, он приложил руки ко рту рупором:
— Я пожертвую. Для вас!
— Когда? — Четыре человека подняли над головами испуганного коричневого козленка; тот несчастливо блеял — заметно, но неслышно.
«Сейчас, Гагарка, мой ночемолец».
— Сейчас! — повторил Гагарка.
— Ты говоришь, что выполняешь волю богов, — сказал худой человек в когда-то дорогих пальто и шляпе. — Появится ли бог?
Гагарка подождал подтверждения от слепого бога, но не дождался.
Остальные подхватили вопрос:
— Придет ли бог?
— А вы как думаете? — подзудил Гагарка, и тут же толпа взорвалась сотней доводов.
— И где мы собираемся это проделать? — поинтересовалась Гиацинт из-за огромного зеленого тела Кремня.
— Я думал, что ты ешь.
— Конечно, ест, — громыхнул Кремень. — Я слышу.
Шум стал громче, когда пятьдесят мужчин и дюжина голосистых женщин начали выкрикивать требования.
— Ужасный Тартар, — прошептал Гагарка, — лучше бы тебе подсказать мне, что им говорить; иначе у нас будут большие неприятности.
«А разве я уже не подсказал, Гагарка, мой ночемолец? Ты должен принести жертву, мне или любому другому богу, какому хочешь».
Гагарка повернулся к Кремню:
— Выйди из двери. Я буду говорить с вами обоими, и не собираюсь говорить с ней сквозь тебя.
Солдат вышел на улицу, вызвав еще одно почтительное молчание. Открывшаяся взору, Гиацинт жевала и глотала, вытирая руки о грязное платье.
— Это был персик, мне кажется, и я съела его целиком. Не помню, чтобы что-то выплюнула. Могет быть, сжевала. Фелкс, это было хорошо.
— Позаботься об том, что в мешках, — сказал Гагарка. — Я иду на Солнечную улицу.
— Я с тобой!
Гагарка покачал головой.
— Я не авгур...
«Возьми с собой солдата и женщину», — прошептал Тартар.
— Но я должен принести жертву. Жгучая Сцилла тоже хотела. Она, кажись, хотела, чтобы я принес в жертву Плотву.
— Мне нужен плащ, ванна и макияж... не бей меня! Если ты ударишь меня еще раз, я... я...
— Хорошо, ты идешь с нами, — сказал ей Гагарка, — и мы идем сейчас. — Он шагнул в толпу. — Эй, вы, слухайте здесь! Закройте пасти, парни. Слухайте здесь!
Кремень выстрелил из карабина в воздух.
— Никакого прихода бога! Вы хотите, чтобы я пожертвовал? Лады, мы пойдем на Солнечную улицу и все сделаем. Но никакого бога! — и тихо добавил: — Все одно вы не смогли увидеть одного из них, вы, безумные ребята.
Тем не менее, они последовали за ним, боясь его больше, чем грозного солдата за его спиной, который крепко держал за руку дрожащую и растрепанную юную женщину в розовом шелковом платье.
Встав на самую верхнюю ступеньку мантейона Шелка, Гагарка опять обратился к ним:
— Я сказал вам, что никакого бога не будет. Но вы все одно толкали меня, верно? Принеси жертву сию минуту! Покажи нам бога, Гагарка! Вот что вы болтали. Вы думаете, что ежели подтолкнете меня, как вы сделали, я смогу подтолкнуть богов? Хрен вам, не могу! И вы не могете. Так что лучше я расскажу вам о времени.
Он вытащил тесак с латунной рукояткой.
— Вот этим я могу перерезать горло вашим козлам. Это ничто. Могу ли я вырезать себя из витка? Вот это действительно важно. Покумекайте об этом. Никто не могет заставить вас думать, даже боги.
— Жертва! — крикнул кто-то
— Даже боги! — проревел Гагарка. — Зато они могут кокнуть вас, если не будете думать, сечете? Или просто бросить вас здесь, чтобы вы все передохли, потому как виток кончается. Так сказал мне Тартар.
Толпа зашевелилась.
— Видели когда-нибудь мертвую суку на улице? И как ее щенки все еще пытаются сосать? Это вы! И это я! — Не оборачиваясь, Гагарка бросил через плечо: — Открой дверь, Кремень.
Солдат обхватил толстым, как лом, пальцем чеканную железную рукоятку и тряс дверь до тех пор, пока, казалось, она не собралась слетать с петель.
— Закрыта на замок.
— Сломай ее. Дерево мы используем.
Кремень отпустил дверь и занес кулак, но тут Гиацинт воскликнула:
— Погоди! Кто-то идет!
В то же мгновение Гагарка услышал визг и скрип старого железного замка, и засов с громким щелчком скользнул назад. Он схватился за рукоятку и потянул.
— Патера! — Кремень встал на колени — так делает отец, обнимая сына, не любящего, чтобы его поднимали в воздух — и стиснул Наковальню руками, которые могли бы сокрушить ребра быку.
Даже Гагарка улыбнулся.
— Привет, патера. Где ты был?
Гиацинт, разрывавшаяся между возможностью бежать и освобождением, которое, как она чувствовала, было почти рядом, толкнула локтем Гагарку:
— Это он? Тот самый, о котором Кремень прожужжал все уши?
— Ага. Хочешь поспорить с ним? И я не хочу.
Указав на Наковальню, Гагарка объявил:
— Это тот самый авгур, которого я просил. Теперь у нас есть настоящий авгур, и он, могет быть, разрешит мне помочь ему. Нам нужно дерево для алтаря, нормалек? Некоторые из вас могут принести его. Кедр, если найдете, и любое, ежели нет.
— Гагарка, сын мой! — запротестовал Наковальня из объятий Кремня.
— Мы должны, патера. Тебе бы хотелось, чтобы твою жертву видело побольше народа? У меня здесь три сотни. Кремень, отпусти его, иначе ты его заморозишь.
— Патера, я знаю, на что я похожа и как ужасно выгляжу, — пробормотала Гиацинт, говоря так быстро, что обгоняющие друг друга слова летели, как испуганные коноплянки, — но я не из того сорта девушек, которые всегда вешаются на парней вроде этого или даже разрешают ему, ну, ты знаешь, разговаривать с ней, даже если он хочет только поговорить, ну, ты знаешь, что они делают, и это не я, у меня есть деньги и хорошая одежда, даже если ты подумал, глядя на меня, что нет, и еще есть украшения, и я знаю людей, ну, ты знаешь, быков, которые в любое время могут мне помочь, а еще комиссаров и бригадиров, и я знаю самого кальде, я действительно знаю его, он мой личный друг, а этот человек и его солдат держат меня в грязном холодном месте с крысами, и ты должен помочь мне, патера, ты должен сказать...
Гагарка зажал ей рот ладонью.
— Она еще долго будет продолжать в таком духе, патера, а у нас совсем нет времени. Кремень, отпусти его. Проводи его внутрь, к алтарю. Могешь даже нести его, мне кажется, ежели чувствуешь, что так лучше.
— Все утро я молился, — сумел выдохнуть Наковальня, когда Кремень поднял его, — молился, стоя на коленях, плакал и горестно стонал — не урони меня, Кремень, сын мой, у тебя скользкие плечи, — просил знака милости у Жгучей Сциллы или любого другого бога, самой крохотной услуги, толику поддержки для выполнения моей предписанной богиней миссии.
— Я бы сказал, что ты ее получил, — сказал ему Гагарка. — Что думаешь, Ужасный Тартар.
На мгновение рука слепого бога крепче сомкнулась на его руке.
«Освободи женщину, Гагарка, мой ночемолец. Я собираюсь покинуть тебя. Я, насколько мог, поправил твое сознание».
Гагарка повернулся, хотя и знал, что не увидит бога.
«Теперь ты сам исцелишься от остатков болезни. Я объяснил твою задачу, и ты выучился быстрее, чем я мог надеяться. Гагарка, мой ночемолец, направь взгляд на Священное Окно».
— Но как же План, Ужасный Тартар? Опустошить весь виток. Я не в состоянии выполнить его в одиночку!
«Погляди на экран, Гагарка. На Священное Окно. Это мой последний приказ».
Гагарка опустился на колени. Через открытую дверь лилось слабое серебряное сияние Окна, стоявшего в дальнем конце мантейона.
— Кремень, с дороги! Я должен увидеть Окно.
«Прощай, Гагарка. Пусть никто из нас не забудет молитвы, которые ты возносил во время ночьстороны, пока я, невидимый, слушал тебя через стекло».
Гагарка встал, один.
— Ты плачешь. — Гиацинт подошла ближе и уставилась на него. — Гагарка, ты