— Тогда это было достойно с вашей стороны... Сократить их? Так вы называете это? Тогда они могли бы ходить в палестру. Я думаю, что если вы обучали их, то они были последними, кого вы послали домой.
— Так и есть, — коротко ответил Ласточка.
Тем временем Синель разглядывала самый большой ковш, который Шелк когда-либо видел, огромную керамическую чашку, достаточно большую, чтобы вместить в себя человека.
— Это в него наливают расплавленное железо?
— Совершенно верно. — Ласточка снова пришел в себя и оживился, перейдя к делу. — Его подогревают в этой кирпичной топке. — Он подошел к ней. — В ней горит уголь под обдувом, и его требуется очень много. Бункеры, расположенные рядом со стеной, вдоль которой мы шли, предназначены для песка. Во время каждой разливки мы используем немного, и это наш резерв. А вот эти бункеры содержат уголь и стальной лом. Мы заполняем это горнило ломом, опускаем его в топку и закрываем крышку. Когда оно пробыло там достаточно долго — время зависит от количества лома, — мы вынимаем его оттуда и разливаем металл.
Тигель поменьше стоял по другую сторону кирпичной печи; подойдя к нему, Синель подобрала кусочек сияющего желтого металла.
— Это выглядит почти как золото.
Орев слетел к ней, чтобы посмотреть вблизи.
— Медь, — сказал ей Ласточка. — Голова талоса требует довольно сложного литья, медь легче плавится, чем железо, так что для головы мы используем именно ее.
— Насколько я заметил, — сказал Шелк, — некоторые талосы носят шлемы, а другие — нет.
— На самом деле шлем — часть головы, — ответил Ласточка. — Или, вы можете сказать, он занимает место лицевой пластины. Вы хотите иметь шлемы на талосах, которые будут построены для города? Я могу включить их в контракт.
— Не знаю. Но я бы хотел знать, обеспечит ли шлем лучшую защиту для головы. — Мысленным взглядом Шелк увидел талоса, которого убил; мерцающая разрывность, которая была клинком азота, ударила его ниже глаза, испарила металл и нанесла смертельную рану.
— На самом деле нет. — Ласточка хлопнул в ладоши, чтобы зажечь огоньки. — Вот здесь у нас формы для различных образцов головы. Они сделаны так, что части можно заменять. Допустим, вам нравится нос на одной голове, но вы бы хотели рот от другой. Мы можем вам дать обе детали без дополнительного платежа. Мы отольем вам нос, который вы хотите, и рот, который вы хотите, и после того, как отливки будут очищены, они подойдут друг к другу.
— Какой толщины металл? — поинтересовался Шелк.
— От двух до четырех пальцев, смотря в каком месте мерить. Форма должна иметь глубину по меньшей мере два пальца, чтобы принять достаточно расплавленного металла. — Ласточка гордо указал на ряд слегка потрепанных деревянных голов, почти с него ростом. — Вот они, кальде, все двадцать девять. Поскольку все они разборные, почти нет предела числу лиц, которые мы может дать талосу!
— Понимаю. А два пальца меди смогут остановить пулю из карабина?
— Нет стрелять, — посоветовал Орев, сидевший на плече у Синель.
— Зависит, кальде. Как далеко находится стрелок? Большая разница. И угол, под которым ударяет пуля. Если девяносто градусов, может пробить, если трупер стоит близко. Я знаю, что такое случается. Однако у талоса есть свои винтовки, и, если у него достаточно патронов, скорее всего, он убьет любого вражеского трупера, оказавшегося достаточно близко.
Синель ухмыльнулась:
— И я бы так сказала!
— Кроме того, мы обнаружили, — продолжал Ласточка, — что трупер крайне редко стреляет в голову. Грудная броня и передняя броня живота — намного бо́льшие цели, но они сделаны из стали. Я покажу вам несколько в сварочном цеху.
— Пуля пробивает их?
Ласточка покачал головой:
— Никогда не слышал, чтобы такое происходило. Я не говорю, что этого не может быть, и хотел бы провести несколько испытаний. Но это было бы крайне необычно, если бы вообще произошло.
Шелк повернулся к Синель:
— Ты и Гагарка ехали на спине талоса, когда повстречали в туннеле несколько солдат Аюнтамьенто. Ты рассказывала мне об этом.
Она кивнула:
— С нами были и патера Наковальня, патера. И Орев.
— А позже к вам присоединился один из раненых солдат?
Синель опять кивнула:
— Талос остановился и стал стрелять, мне кажется, именно поэтому он и остановился, и тут Гагарка напустился на патеру, дескать, почему ты не приносишь мертвым Прощение Паса. Сзади нас было полно мертвых. В этом туннеле были огоньки, и некоторые из мертвых горели.
— Понимаю.
— Патера так и сделал. Он спрыгнул с талоса. Гагарка... он не мог поверить в это. Потом талос увидел, что произошло, и сказал патере вернуться, а тот и говорит: «Только если ты возьмешь и этого солдата». Это был Кремни, позже мы узнали его имя.
— Но ведь этого милого талоса, на котором вы ехали, убили, не так ли, дорогая? — спросила майтера Мрамор. — Мне кажется, ты рассказывала мне о его смерти и о том, как святой авгур, с которым вы ехали, принес ему Прощение.
Шелк кивнул:
— Вот об этом я хочу услышать поподробнее, Синель. Как убили талоса? Куда попала пуля?
— Не думаю, что его вообще застрелили из карабина, патера. Кремни сказал, что это была граната. Некоторые из солдат имели гранатометы — у меня самой был один, — и они стреляли из них.
— Вы должны извинить мне мое невежество, — чтобы уменьшить боль в щиколотке, Шелк вернулся к горнилу и сел на его край, — но я не знаком с этими понятиями. Какая разница между гранатометом и гранатой?
— Гранатомет стреляет гранатами, кальде.
— Совершенно точно. Как карабин стреляет пулями. Может быть, гранатомет надо называть ружьем для гранат, но так никто не делает.
— У тебя был такой, Синель? Где он сейчас?
— Не знаю. Кремни забрал его, чтобы стрелять по птеротруперам Тривигаунта. Пока мы с Гагаркой были в яме, налетели все эти труперы из Тривигаунта, а ты что-то говорил нам из поплавка, висевшего в воздухе. Кто-то заорал, что надо вернуться в туннель, и мне показалось, что это хорошая мысль.
— Гранату нельзя равнять с пулей, кальде, — сказал Ласточка. — Пуля — тяжелый металлический цилиндр, вот и все. Она ударяет в цель намного сильнее, чем игла или камень из пращи, но только потому, что она тяжелее иглы и летит намного быстрее камня. Гранаты несут в себе заряд взрывчатки, и это позволяет им причинить намного большие повреждения.
— И еще гранаты тяжелее, — сказала Синель Шелку. — Я видела, как труперы несут сорок или пятьдесят пуль...
— Патронов, — поправил ее Ласточка.
— Не имеет значения. У них была специальная полотняная сумка, и они шли довольно быстро. Я думаю, что если нагрузить на трупера сорок-пятьдесят гранат, он вообще не сможет встать. Когда я нашла мой гранатомет, он был милым и легким, но когда Кремни помог его зарядить, он стал по-настоящему тяжелым.
— Директор Ласточка.
— Да, кальде?
— Вы упомянули деталь, которая называется грудной броней. Мне кажется, что она покрывает то, что я называю грудью талоса.
— Вы совершенно правы, кальде.
— Судя по словам Синель, солдат, подружившийся с патерой Наковальня, считает, что талоса убили одной из этих штук — гранатой, выпущенной из гранатомета. Я правильно сформулировал?
Ласточка кивнул, и Синель подтвердила:
— Так оно и есть, патера.
— Но если я правильно понял, в момент выстрела он сидел на спине у талоса. Откуда он знает?
Ласточка коснулся пальцами подбородка.
— Он ведь выжил, верно? Ведь он, как сказала эта юная дама, позже забрал у нее гранатомет. Если у него была возможность осмотреть талоса после этого...
— Муж видеть, — уверенно заявил Орев. — Сталь муж.
— В таком случае, кальде, ему было совсем не трудно определить, нанесена ли рана гранатой или пулей.
Шелк опять кивнул, главным образом самому себе:
— Синель, рана была на лице? Ты помнишь?
Она покачала головой:
— Позже он разговаривал с нами. Я не уверена, но вроде бы ниже.
Шелк встал:
— Вы упомянули сварочный цех, директор. Я бы хотел увидеть его — и прошу вас об этом одолжении. Мы можем пойти туда?
Когда они вышли наружу, отставший Шелк спросил Мукор:
— Ты сказала нам, что можешь летать в дождь, — он с запозданием раскрыл зонтик, — но они не могут. Под «они» ты имела в виду летунов?
Она только посмотрела на него.
— Быть может, именно поэтому дождь идет только после того, как они улетают? Быть может, они каким-то образом мешают ему, когда находятся прямо под тучами?
— Ответь ему, дорогая, — подбодрила ее майтера Мрамор, но Мукор не сказала ни слова.
— Хотел бы я лучшей погоды для вашего визита, кальде, — заметил Ласточка, пока они, расплескивая лужи, шли по изрезанной колеями дорожке между мокрыми деревянными зданиями, которые вполне могли быть сараями, — но я слышал, что фермерам отчаянно нужен дождь.
Шелк не сумел сдержать улыбку:
— Они настолько отчаянно нуждаются в нем, что его вид и шелест капель наполняют мое сердце радостью. Все время, пока мы были в литейном цеху, я слышал его, и даже самая прекрасная музыка витка не могла бы и наполовину так растрогать меня. Не думаю, что Синель или майтере он нравится — и я точно знаю, что Ореву он не нравится, и я беспокоюсь о Мукор с ее слабым здоровьем; но я скорее пойду под ним, чем под самым ясным солнечным светом.
Ласточка открыл дверь другого ветхого здания, из которого немедленно вырвался клуб едкого дыма; они увидели большой и грязный полотняный экран.
— Работа в литейке довольно кустарная, кальде. В старину знали много такого, чего мы не знаем — и я провел хорошую часть жизни, пытаясь узнать их секреты. То, что я покажу вам сейчас, ближе к тому, что мы бы увидели на витке Короткого солнца. Но сначала я должен предостеречь вас. Вы не можете увидеть процесс. Другими словами, синий сварочный огонь. Слишком яркий свет. Вы можете ослепнуть.
Шелк стряхнул воду с зонтика:
— Кузнецы соединяют железо, нагревая и стуча по нему. Когда-то, мальчиком, я наблюдал за этим. И не ослеп, значит, здесь должен быть совсем другой процесс.