Гагарка рассеянно кивнул:
— Со словом патеры, зуб даю.
— Что-то такое о щёлке и блюдах, — объяснила она, — и блин поиск карамелей. Не могу понять, что его так возбудило. Он у Мурсака.
— Верблюды в караване, — тихо сказал Гагарка. — Я их видел, и за ними погнались труперы. Пора брать девку и ее хефе, пока наш маленький мясник пудрит ей мозги и втирается в доверие.
Из передней части гондолы послышался сухой выстрел игломета; закричала женщина.
* * *
Шелк наблюдал, как двое далеких птеротруперов пытаются забить в песок пустыни причальный столб. Когда слабый стук тяжелой кувалды добрался до кокпита, Шелк повернулся к пилоту:
— Верно ли, что мы не сможем улететь, не отвязав эти канаты?
— Швартовые? — Пилот покачала головой.
— Как неудачно. Иначе можно было спасти много жизней. — Он опять сел рядом с Гиацинт и взял ее руку, слушая стон зимнего ветра, пробудившего далеких песчаных бесов.
— У нас должно быть полудюжиной больше, — сказала пилот. — И будет, очень скоро. Дома мы используем двадцать четыре.
«Пять уже есть», — предположили пять растопыренных пальцев Гиацинт; Шелк поднял их к губам и поцеловал, заодно поцеловав дешевое и глупое кольцо — единственное, которое у них было. Внезапно обитое кожей сидение резко поднялось под ним — сильный толчок вверх, как будто поплавок Крови поднялся с травяной дорожки.
— Чувствуете? — спросила пилот.
— Что-то там сверкнуло, — показала Гиацинт и распахнула настежь иллюминатор, который они открыли для Клеща.
— Не делайте этого, — сказала ей пилот. — У нас и так полно холодного воздуха.
Шелк приложил к губам палец. Откуда-то, на грани слышимости, доносился слабый рокот, заполнявший нерегулярные интервалы между ударами кувалды.
— Стреляют, — сказал он пилоту. — Я уже слышал этот звук, когда в нашем городе шли бои.
Потом гондола опять вздыбилась под ними, быстрее, чем когда-нибудь двигалась движущаяся комната, и более дико, чем бронированный поплавок Узика — их так тряхнуло, как будто они взлетели в воздух.
Громыхнул карабин, намного ближе, чем осажденный караван, где-то внутри гондолы послышались исполненные мукой крики и стоны. Пилот пошатнулась и выхватила свой игломет. Гиацинт мгновенно вышибла игломет из ее руки, ударила большими пальцами в глаза и стала дико бить по коленям; потом они обе упали на пол.
* * *
— Что ты делаешь? — поинтересовался Гагарка.
— Сбрасываю балласт, — ответил Шелк. — Если посмотришь вниз, увидишь, как что-то похожее на дым струится из-под задней гондолы.
Гагарка просунул голову и плечи через отверстие, оставшееся на месте разлетевшейся стеклянной панели.
— Ага.
— В качестве балласта они используют песок пустыни, — объяснила Гиацинт. — Они начали собирать его, когда мы спустились; об этом нам рассказала пилот. Дирижабль можно заставить подняться при помощи моторов или выкидывая вниз балласт. Поэтому мы, приземлившись, начали его загружать. Но если хочешь лететь высоко и долго, лучше всего сбросить песок, как он и сделал.
— Пол почти ровный, — заметила Синель.
Шелк кивнул, указывая на пузырь в горизонтальной трубке, находившейся на приборной доске.
Гагарка сел рядом с ним:
— Если хочешь, я могу попросить кого-нибудь заменить тебя. Даже эту женщину-пилота. Один из наших посидит здесь, чтобы присматривать за ней.
— Она слепая, — сказал ему Шелк и перекинул рычаг на приборной доске. — Гиацинт ослепила ее. Я видел собственными глазами.
— У нее просто болят глаза, патера. Она будет в ажуре.
Гиацинт села слева от Шелка:
— Тебе нравится, а?
— Очень — и в то же время я в ужасе. Я боюсь, что могу угробить нас всех; но пилот или другая тривигаунтка могут сделать это умышленно, а я, безусловно, нет. Но... — Его голос умолк.
— Даже если бы у нас был пилот, которому мы можем доверять, ты бы не захотел.
Он прочистил горло:
— У нас есть пилот, которому мы можем доверять — я. У меня, правда, не хватает опыта, но наверняка было время, когда и у этой женщины его не хватало.
Синель села рядом с Гиацинт:
— Ударила ее по моргалам?
Гиацинт кивнула:
— Она собиралась шмалять по нам, Син.
— Нет стрелять! — В кокпит влетел Орев.
— Точняк, — сказала ему Гиацинт. — Так я и подумала, но нам в любом случае пришлось шмалять, когда парни Гагарки махались с труперами, сторожившими генерала.
— Только патеру вроде как беспокоит то, что ты ей сделала. Зуб даю.
Шелк посмотрел на Синель:
— Неужели меня видно насквозь?
— Точняк. — Она усмехнулась. — Патера, слушай здесь. Неужели ты думаешь, что девушки Орхидеи ведут себя как леди? Что мы всегда говорим «пожалуйста», «большое спасибо» и «извините меня, Гиацинтоидес, но платье, которое вы надели, выглядит очень похоже на одно из моих»?
— Не знаю, откровенно говоря, — признался Шелк. — Но надеюсь на это. — Орев, сидевший на его плече, насмешливо посмотрел на него.
— Ты, небось, думаешь, что я такая грубая, потому как большая, а эти девицы из Тривигаунта — потому как они не пользуются косметикой и носятся с иглометами и карабинами. У Орхидеи я почти не махалась, потому как самая высокая. Ты знаешь, насколько Гиацинт ниже меня?
— Да, по-моему.
— Без этих каблуков, которые она всегда носит, ее макушка не доходит мне до плеча. Но она красива, да, как ты любишь повторять. В то время, когда она жила у Орхидеи, она была самой красивой девчонкой в доме, и Орхидея сама бы сказала тебе об этом. А ты знаешь, кто выглядит сейчас как Ги? Мак, которая походит на Ги так, как фальшивая карта походит на настоящую. И ты знаешь что? Они выглядят одинаково, пока ты не начнешь пристально вглядываться, и вот тогда ты понимаешь, что они даже близко не похожи. Золото в поддельной карте выглядит как медь, и кажется засаленным. Взгляни на Ги, ее глаза и нос. Взгляни на подбородок. Просто взгляни! Первую пару недель знакомства я вообще не могла глядеть на ее подбородок — сразу чувствовала себя жабой на дороге. — В ее голосе появилась хрипота, с которой женщины говорят о по-настоящему важных вещах. — Мак — миленькая, патера. Ги — настоящее золото.
— Я знаю.
— Так что почти все ненавидели ее. — Синель закашлялась. — Да и я сама, почти. На второй или третий день...
— На второй, — прервала ее Гиацинт.
— Она пришла в большой зал с подбитыми глазами. Орхидея закатила истерику. Но знаешь что?
Шелк покачал головой.
— Этого достаточно, Син, — сказала Гиацинт, и он повернул кресло к Синель:
— Пожалуйста, скажи мне. Я обещаю, что не обижусь на нее, что бы там ни было.
— Нет речь, — каркнул Орев.
— Я собиралась рассказать тебе, что случилось потом, но лучше помолчу. Она этого не хочет, и, могет быть, она права. Только она очень быстро выучила урок. Она должна была, иначе ее бы замочили. Через пару дней я увидела, как какая-то девица толкнула ее, и Ги повернулась к ней и приложила ее стулом. Многие из девчонок видели это, и ее оставили в покое. Хочешь что-то спросить?
— Нет, — ответил Шелк.
— Я вроде как подумала, что хочешь — хочешь узнать, не вцеплялись ли мы с Ги друг другу в волосы.
Гиацинт покачала головой.
— Могет быть, так бы и было, если бы я могла носить ее платья. Или она мои. Но мы точно не корешились — я бы соврала, если бы сказала так. Кроме того, она была у Орхидеи не шибко долго. Не могу сказать, что я вот так уж любила ее, но было кое-что, что мне в ней нравилось. Как-то раз я рассказала тебе об этом.
— Сидя в беседке с виноградом около твоего мантейона, патера, — заметил Гагарка. — Я там был.
— Да, помню, — кивнул Шелк. — Я могу повторить твои слова, Синель, почти слово в слово, и не потому, что у меня замечательная память — просто Гиацинт очень важна для меня.
Он повернулся к приборной доске и усеянному облаками небу, потом посмотрел на Гагарку:
— Как одолжение, не можешь ли ты привести Скиахана?
— Точняк. — Гагарка встал. — Только мы с тобой должны поговорить об этих моторах, сечешь? Объясни мне, что ты с ними сделал, и не потеряем ли мы остальные.
— Я приведу его, — сказала Гиацинт и вылетела из кокпита раньше, чем Шелк сумел остановить ее.
Синель наклонилась к Шелку:
— Она считает, что ты должен гордиться ей. И я.
Он кивнул.
— Только ты — нет, и ее это ранит. Во время вашей первой встречи у нее был азот, так что тебе пришлось сигать в окно. Это правда? Мне об этом рассказала Моли.
— Это было ужасно, — признался Шелк и вытер лицо подолом сутаны, хотя и не вспотел. — Азот прорезал каменный подоконник. Не верю, что когда-нибудь это забуду.
— И после этого ты решил, что она какая-нибудь деревенская девчонка, патера? — спросил Гагарка.
— Нет. Конечно, нет. Я в точности знал, кто она такая.
Он молчал, пока в кокпите не появился Скиахан, который, поклонившись, спросил:
— Вы хотите поговорить со мной, кальде Шелк?
— Да. Вы летали на похожем воздушном корабле?
— Никогда. Я много раз летал при помощи крыльев, но у нас, Экипажа, нет ничего похожего, за исключением самого Витка, да и тем управляет Главный компьютер, а не мы.
— Понимаю. Но все равно вы знаете очень много о восходящих и нисходящих потоках, и о штормах; больше, чем я когда-нибудь узнаю. Я вел этот дирижабль с тех пор, как вихрь, посланный нам Молпой — или Внешним, как я предпочитаю верить, — вернул нас в воздух. Сейчас я хочу на некоторое время уйти. Вы можете занять мое место? Я буду исключительно благодарен.
Летун энергично кивнул:
— О, да! Спасибо, кальде Шелк. Большое-большое спасибо!
— Тогда садитесь здесь. — Шелк встал, и Скиахан скользнул на его место. — Здесь нет поводьев, нет и руля, который надо поворачивать, как в поплавке. Дирижабль управляется моторами. Вы понимаете?
Скиахан кивнул, и Гагарка прочистил горло.
— Западный ветер несет нас к Главному компьютеру. Мы могли бы лететь быстрее, но было бы разумно сохранить горючее. Вот эти циферблаты показывают скорость вращения всех восьми моторов; как видите, четыре больше не работают.