— Но если я использую другое имя — мы оба знаем какое, — разве это тоже не было бы правдой?
— На самом деле нет. Значительно меньшей, чем ты думаешь, и привело бы к бесконечным трудностям.
— Сегодня ты более красива, чем в доме Орхидеи. Могу ли я спросить, почему?
Она кивнула:
— Тогда я не пыталась. Или не слишком пыталась. Не старалась. Люди думают, что дело в осанке и макияже. Но много и... Я делаю кое-что. Главным образом с глазами и губами. И то, как я хожу. Правильные жесты. Ты тоже делаешь это, хотя и бессознательно, Шелк. Мне нравится наблюдать за тобой. Когда ты не знаешь, что за тобой наблюдают. — Она зевнула и потянулась так, что ее полные груди чуть не разорвали платье. — Вот так. Не слишком красиво, а? Хотя он любил, когда я зевала, и целовал мне руку. Иногда я так делала. Просто чтобы доставить ему удовольствие. Наслаждение. Шелк, мне нужно найти место, где я могла бы поспать сегодня ночью. Мне нравится твое имя, Шелк. Я бы хотела говорить его всю ночь. Большинство имен отвратительны. Ты поможешь мне?
— Конечно, — сказал он. — Я твой раб.
— Синель.
Он опять сглотнул.
— Я помогу тебе всем, чем смогу, Синель. Ты не можешь спать здесь, но, я уверен, мы сможем найти что-нибудь получше.
Внезапно она опять стала той женщиной, которую он встретил у Орхидеи.
— Мы еще потолкуем об этом, но есть кое-что, о чем надо поговорить в первую очередь. Ты понимаешь, зачем приходил этот ужасный мужик? Почему он подсунул тебе аколита? Почему этот кошмарный тип и его Пролокьютор пытаются забрать у Крови твой мантейон?
Шелк мрачно кивнул:
— Иногда я бываю наивным, согласен; но не до такой же степени. Я уже был готов предположить, что он отбросил притворство.
— Он может стать очень противным, я уверена.
— Я тоже. — Шелк глубоко вздохнул и выдохнул со смесью облегчения и отвращения. — Этого аколита послали шпионить за мной. Хотел бы я знать, как он провел это лето.
— Ты думаешь, он может быть протеже Прилипалы? Что-то в этом роде?
Шелк кивнул:
— Скорее всего, он был помощником его протонотария. Но не самим протонотарием, потому что я с ним встречался и его зовут не Росомаха. Если бы я смог поговорить с другими авгурами, которые учились вместе с ним, они могли бы мне рассказать.
— И ты собираешься шпионить за шпионом. — Синель улыбнулась. — По меньшей мере твой мантейон в безопасности.
— Очень сомневаюсь. Во-первых, я не слишком верю в способность Его Святейшества манипулировать Кровью. Во всяком случае, меньше, чем верит Его Высокопреосвященство, или говорит, что верит. Все знают, что Капитул не имеет такого влияния на Аюнтамьенто, как раньше, хотя сегодняшняя теофания Леди Киприды может существенно помочь. И...
— Да? И что теперь? — Синель погладила Орева по спине. Птица вытянула шею и погладила руку Синель багровым клювом.
— Во-вторых, даже если они и смогут манипулировать Кровью, меня здесь не оставят. Скорее всего, назначат на какую-нибудь административную должность, и этот патера Росомаха захватит все.
— У-гм. Горжусь тобой. — Синель все еще глядела на птицу. — Кстати, мое маленькое предложение все еще интересует тебя?
— Шпионить против Вайрона? — Шелк схватился за львиноголовую трость Крови обеими руками, как будто собирался сломать ее. — Нет! Если ты не прикажешь мне. И, Синель... Ты действительно Синель? Сейчас?
Она кивнула, без тени улыбки.
— Тогда, Синель, я не могу разрешить тебе продолжать это делать. Даже отбрасывая в сторону все вопросы лояльности, я не могу дать тебе рисковать жизнью.
— Ты сердишься. Я не обвиняю тебя, Шелк. Хотя тебе лучше быть хладнокровным. Он... Ты называешь его Пас. Однажды кто-то сказал, что он всегда кипит холодной яростью. Не всегда, Шелк.
Она облизала губы.
— Это не совсем правда. Но почти. И он уже правит всем… витком. Нашим витком, большим, чем этот. Так быстро. За несколько лет. Никто не мог поверить в это.
— Не думаю, что могу кипеть холодной яростью, но попытаюсь, — сказал Шелк. — Я хочу спросить, а что произойдет, если мы добьемся успеха? Предположим, что я получу двадцать шесть тысяч от доктора Журавля и отдам их Крови. Сомневаюсь, что это возможно, но предположим. Кому от этого будет хорошо, кроме Крови?
Какое-то время Шелк молчал, обхватив голову руками.
— Я бы хотел сделать что-то хорошее для Крови, конечно, как я бы хотел сделать что-то хорошее для любого человека. Даже когда я влез в его дом, чтобы попытаться заставить его вернуть мантейон, я сделал это частично для того, чтобы не дать ему запятнать свою душу ужасным поступком: использовать священную собственность для плохой цели. И если ему дать деньги, то это не принесет ему ничего хорошего и, может быть, даже навредит.
Орев опустился на плечо Шелку, заставив того вздрогнуть и посмотреть вверх; добившись этого, Орев схватил локон растрепанных волос и потянул за него.
— Он знает, что ты чувствуешь, — тихо сказала Синель. — Он бы хотел заставить тебя рассмеяться, если сможет.
— Он — хорошая птица, даже очень хорошая птица. Не в первый раз он приходит ко мне по доброй воле.
— Ты возьмешь его с собой, Шелк? Даже если тебя пошлют заниматься административной работой? Нет ли какого-нибудь правила, запрещающего авгуру держать домашних животных?
— Нет. Они разрешены.
— Тогда не все потеряно. — Синель соскользнула со стула и плавно перетекла ему за спину. — Я бы могла... И добавить немного комфорта, тоже. Сейчас, Шелк. Если ты хочешь.
— Нет, — повторил он.
Молчание вновь наполнило маленький селлариум. Через пару минут он добавил:
— Но спасибо в любом случае. Большое спасибо тебе за все. То, что ты сказала, не должно было заставить меня почувствовать себя лучше, но заставило, и я всегда буду благодарен за это.
— Ты знаешь, что я воспользуюсь твоей благодарностью.
Он благоразумно кивнул:
— Надеюсь, что ты так и сделаешь. Я очень хочу, чтобы ты так и сделала.
— Ты же не любишь девушек вроде меня.
— Это не так. — Он какое-то время молчал, обдумывая мысль. — Мне не нравится то, что ты делаешь — все, что происходит каждую ночь у Орхидеи: я знаю, что это приносит больше зла, чем добра, и со временем повредит нам всем. Но неправильно говорить, что я не люблю тебя, Мак или всех остальных; на самом деле я люблю вас всех. Я даже люблю Орхидею, и каждый бог, — он хотел остановиться, но было уже поздно, — знает, что сегодня днем я глубоко сочувствовал ей.
Она негромко засмеялась:
— Не каждый бог об этом знает, Шелк... Один точно. Два. Ты думаешь, что эти мужчины не женятся, поскольку обладают нами. Но большинство из них уже женаты, и не разведутся.
Он неохотно кивнул.
— Ты видел, насколько мы все молоды, — сказала она. — Что, как ты думаешь, с нами произойдет?
— Я никогда не думал об этом. — Он хотел сказать, что многие, вероятно, погибнут, как Элодея, но именно Синель заколола Элодею.
— Ты думаешь, что мы все станем вроде Орхидеи или наглотаемся ржавчины и умрем в муках. Большинство из нас выйдет замуж, вот и все. Ты не веришь мне, но это правда. Мы выходим замуж за того быка, который всегда спрашивает нас, Шелк.
Она погладила его волосы. Он необъяснимо почувствовал, что если повернется, то не увидит ее; его погладили пальцы призрака.
— Ты сказал, что никогда не женишься. Потому что хочешь увидеть бога. Кое-кому. Вчера? А сейчас?
— Сейчас я не знаю, — признался он.
— Ты боишься, что я засмеюсь. И ты почувствуешь себя глупым. Все мужчины такие, Шелк. Патера. Вы все боитесь моего смеха.
— Да, боюсь.
— Ты бы убил меня, Шелк? Из страха, что я засмеюсь. Мужчины такое делают.
Он не ответил. Ее руки были в точности там, где руки Мускуса, тем не менее он знал, что они не причинят ему боли. Он ждал, что она опять заговорит, но слышал только далекий треск умирающего огня в кухонной плите и быстрое тиканье часов на камине.
— Поэтому некоторые влюбленные мужчины бьют женщин? — наконец не выдержал он. — Чтобы те не смеялись?
— Иногда.
— А Пас бьет тебя?
Она опять засмеялась, серебряный поток, над ним или над Пасом, он не мог сказать.
— Нет, Шелк. Он никогда не бьет никого. Он убивает... или ничего не делает.
— Но не тебя. Тебя-то он не убил. — Он опять ощутил ее сладостные ароматы и затхлый запах платья.
— Я не знаю, — сказала она совершенно серьезным тоном, и он не понял.
Орев резко свистнул и перепрыгнул с плеча Шелка на крышку стола.
— Она здесь! Опять! — Он прыгнул на абажур сломанной лампы для чтения, а оттуда перелетел на верхушку древнего шкафа. — Сталь дев!
Шелк кивнул, встал и похромал к двери в сад.
— Кстати, я не имела в виду, — прошептала Синель, — что мы должны работать на Журавля и собирать информацию о Вайроне. И не думаю, что снова буду этим заниматься. Я предложила совсем другое — взять у Журавля деньги.
Она опять зевнула и прикрыла рот ладонью, крупнее, чем у большинства женщин.
— Похоже, у него их полно. По меньшей мере, он ими распоряжается. Так почему бы не взять их у него? Если ты будешь владельцем этого мантейона, будет довольно-таки неудобно переводить тебя отсюда. Так мне кажется.
Шелк вытаращил на нее глаза.
— А теперь ты ожидаешь, что у меня есть детально разработанный план. Но нет. Я не слишком хорошо умею придумывать планы, и я слишком устала, чтобы думать сегодня о чем бы то ни было. Так как ты не хочешь спать со мной, об этом подумать должен ты. И я тоже подумаю, когда встану.
— Синель...
В дверь постучали стальные костяшки майтеры Мрамор.
— Это твоя механическая женщина, как и сказал Орев. Как вы называете их? Роботы? Роботники? Раньше их было намного больше.
— Хэмы, — прошептал он, когда майтера Мрамор постучала снова.
— Не имеет значения. Открой дверь, чтобы она могла увидеть меня, Шелк. — Он так и сделал, и майтера Мрамор с заметным удивлением посмотрела на высокую огненноволосую Синель.