Шелк кивнул:
— Понимаю. Я чувствую, что тебе стоит руководить всем этим делом, и не верю, что Синель скажет, будто я ошибаюсь. Как ты считаешь, Синель?
Она покачала головой, ее глаза сверкнули.
— Отлично, хотя я еще не кончил. Как зовут того продажного комиссара, Сиськи?
— Мошка.
— Знаю. Большой парень, весит как буйвол, с усами?
Она кивнула.
— Патера и я должны зайти к нему в гости, когда вернемся с озера. Как твое копыто, патера?
— Сегодня намного лучше, — сказал Шелк, — но чего мы добьемся, посмотрев на комиссара?
Орев внимательно вскинул голову и опять перепрыгнул на лозу.
— Надеюсь, не просто посмотрев. Я хочу поглядеть, что и как, особенно если ты и Сиськи уйдете пустыми с озера. Могет быть, эти советники просто живут там, как ты и сказал, патера. Но, могет быть, там есть какая-то штука, которую они хотели показать ему, или он должен был показать им. Ты, небось, слышал, что воры разное болтают об этом озере, и, если ты и Сиськи собираетесь выловить там этого парня, Журавля, вам нужна наживка. Вот мы завтра вечерком и зайдем в гости к Мошке, на холм. Добыча для меня, наживка для тебя, мы оба с барышом.
Орев перепрыгнул на спинку старого деревянного сидения.
— Муж идти!
Кивнув, Шелк встал и раздвинул лозы. Дородный молодой человек в черной сутане авгура вышел из боковой двери мантейона, закрыв ее за собой; он глядел на какой-то предмет, который держал в руках.
— Сюда, — крикнул Шелк. — Патера Росомаха? — Он вышел из беседки и захромал через высохшую коричневую траву к новоприбывшему. — Пусть все боги благословят этот день. Я очень рад видеть тебя, патера.
— Патера, человек на улице, — из рук Росомахи свисал длинный узкий предмет, искрившийся желтым и зеленым, — он-просто-мы-он-не...
Вслед за Шелком подошел Гагарка.
— Главным образом топаз, но это выглядит как настоящий изумруд. — Вытянув огромную руку, он ловко освободил Росомаху от браслета и с восхищением поднял его на свет.
— Патера Росомаха, это леди Синель, — повернувшись, Шелк указал на беседку, — а этого джентльмена зовут Гагарка. Они оба — выдающиеся миряне нашей четверти, исключительно набожные и, я уверен, нежно любимые всеми богами. Через несколько минут я должен уехать вместе с ними, и доверяю тебе управлять делами нашего мантейона в мое отсутствие. В киновии ты найдешь майтеру Мрамор — несравненный кладезь ценной информации и советов.
— Один человек дал его мне, — выпалил Росомаха. — Минуту назад. Он просто сунул его мне в руку!
— Понимаю. — Шелк как ни в чем не бывало кивнул, но раньше удостоверился, что азот под туникой никуда не делся. — Пожалуйста, Гагарка, верни его патере Росомаха. — Под моей кроватью находится сейф, патера. Ключ — под кувшином, который стоит на ночном столике. Погоди секунду. — Он вынул из кармана бриллиантовый браслет и предал его Росомахе. — Положи его туда, патера, и закрой покрепче, если хочешь. Ключ лучше всего держать в кармане. Я вернусь ко времени закрытия рынка или немного позже.
— Плох муж! — объявил Орев с верхушки беседки. — Плох муж!
— Это из-за твоей черной сутаны, патера, — объяснил Шелк. — Он боится, что его принесут в жертву. Иди сюда, Орев! Мы уезжаем на озеро. Рыбьи головы, ты, глупая птица.
Яростно взмахнув крыльями, раненая ночная клушица тяжело приземлилась на прикрытое черной сутаной плечо Шелка.
Глава шестаяОзеро Лимна
— Что ты сказал, сын мой? — Шелк встал на колено, и его лицо оказалось на одной высоте с лицом маленького мальчика.
— Ма сказала попросить у тебя благословения. — Его внимание разделилось поровну между Шелком и Оревом.
— И почему ты его хочешь?
Малыш не ответил.
— Наверно, ты хочешь, чтобы бессмертные боги взглянули на тебя с одобрением, сын мой, верно? Тебя научили этому в палестре? Я уверен, что были должны.
Малыш неохотно кивнул. Шелк начертил знак сложения над головой мальчика и прочитал самое короткое из обычно используемых благословений, закончив его так: «Именем их старшего ребенка, Сциллы, Покровительницы Нашего Святого Города Вайрона, и именем Внешнего, старейшего из богов».
— Ты действительно патера Шелк?
Никто из полудюжины людей, ждавших однобитовый фургон в Лимну, не повернул головы, тем не менее Шелк болезненно ощутил, как они напряглись; даже Озерная улица, далеко не тихая, как-то стала тише.
— Да, это он, — гордо объявила Синель.
Один из ждущих внезапно подошел к Шелку и встал на колено, склонив голову. И, прежде чем Шелк успел начертить знак сложения, еще двое встали рядом с первым.
Его спасло только появление весело раскрашенного вместительного фургона, увенчанного трясущимся старым полотняным пологом; фургон тянули две усталые лошади.
— Один бит, — прогрохотал кучер с высокого сидения. — Один бит до Лимны. Никакого кредита, никакой торговли, все сидят в тени.
— У меня есть, — сказала Синель.
— У меня тоже, — сказал Шелк самым непреклонным тоном и утихомирил некоторых пассажиров, пытавшихся сказать, что патера Шелк должен ехать бесплатно.
— Тебе придется выйти, если кто-то из пассажиров пожалуется на твою птицу, — сказал кучер, убирая в карман биты Шелка, и вздрогнул, когда поднялась буря протестов.
— Мне это не нравится, — сказал Шелк Синель, когда они нашли место на длинных наружных скамьях. — И то, что пишут на стенах, тоже.
Кучер щелкнул кнутом, фургон дернулся и медленно покатился вперед.
— «Шелка в Кальде?..» Ты это имеешь в виду, Шелк? Хорошая мысль.
— Да. — Он вынул из кармана четки. — Или нет, плохая. Плохая в том, что касается меня, и плохая в том, что касается должности кальде. Я не политик, и какую бы причину ты ни назвала, ничто не убедит меня стать им. А что касается кальде... это просто популярное суеверие, чисто исторический курьез. Моя мать знала последнего кальде, но он умер вскоре после моего рождения.
— Я помню его. Я думаю?
— Если ты имеешь в виду хотя бы половину того, что сказала, ты не можешь помнить его, Восхитительная Киприда, — несчастно сказал Шелк, не глядя на нее. — Синель на четыре года моложе меня.
— Тогда я подумала о... ком-то другом. Почему ты так волнуешься, Шелк? Из-за того, что едешь с кем-то вроде меня? Все эти люди знают, кто ты такой.
— Надеюсь, что знают, Великая Богиня, и сейчас они глубоко разочарованы... что я спасаю себе жизнь, позоря мое священное призвание.
Особенно резкий толчок бросил Шелка на женщину справа, которая принялась без конца извиняться. Он сам попросил у нее прощения и начал молиться пустому кресту:
— Великий Пас, задумавший и сотворивший виток, страж и хранитель Ослепительного Пути... — Путь через небо — духовный эквивалент солнца, напомнил он себе. Жертвоприношения поднимаются к нему и, в конце концов, попадают в Главный Компьютер; там, на восточном полюсе, начинаются они оба, солнце и Путь. По этой чудесной дороге идут и души мертвых, если они не отягощены злом; как утверждают Хресмологические Писания, души некоторых святых теодидактов иногда оставляют свои слепленные из грязи материальные тела и — вместе с толпой неразумных зверей и кающихся грешников — путешествуют в Главный Компьютер, чтобы на какое-то время предстать перед богом, который просветляет их. Он сам теодидакт, напомнил себе Шелк, просветленный Внешним.
Он закончил молитву пустому кресту и отложил (пересчитав на ощупь) положенные четыре бусины. Шепча предписанные молитвы и добавляя имя Внешнего к каждой из них, он пожелал покинуть тело и эту переполненную улицу и присоединиться к оживленному движению на Ослепительном Пути.
На мгновение ему показалось, что он преуспел, хотя он увидел не золотую солнечную дорогу, а холодную черную пустоту за пределами витка, кое-где усеянную сверкающими искорками.
— Шелк, если говорить о надписях на стенах... Шелк? Посмотри сюда. Открой глаза.
Он так и сделал. Перед ним находился плакат, напечатанный плохо, но жирно, черным и красным, настолько новый, что его еще никто не порвал и не накарябал на нем что-нибудь неприличное; в этом районе это означало, что его повесили меньше часа назад.
СИЛЬНЫЙ ЮНОША!
ТЕБЯ ЖДУТ
В НОВОЙ ВРЕМЕННОЙ РЕЗЕРВНОЙ БРИГАДЕ
Хочешь Стать ГВАРДЕЙЦЕМ?
Резервная Бригада Тренируется Дважды в Неделю
Ты получишь ДОВОЛЬСТВИЕ и МУНДИР
При ПЕРВОЙ ВОЗМОЖНОСТИ
Тебя Переведут в
РЕГУЛЯРНОЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ
ОБРАЩАЙСЯ В ШТАБ ТРЕТЬЕЙ БРИГАДЫ
Полковник Узик[51], Командир
* * *
— Ты не думаешь, что воздушный змей слишком утомил его?
Кровь не в первый раз задавал этот вопрос. Мускус устал говорить «нет» и поэтому на этот раз ответил по-другому:
— Я уже говорил тебе. Аквила — самка. — Огромная птица в колпачке, сидевшая у него на запястье, стала пить, то ли услышав свое имя, то ли услышав его голос, то ли по случайному совпадению. Мускус подождал, пока она напьется, и только потом закончил мысль: — Самцы не бывают такими большими. Ради Молпы, слушай, хотя бы иногда.
— Хорошо, хорошо. Могет быть, будь она поменьше, летала бы выше.
— Она и так высоко летает. И чем они больше, тем летают выше. Ты когда-нибудь видел, чтобы воробей взлетел выше твоей лысины? — ответил Мускус, не глядя на мясистого краснолицего человека; он переводил взгляд то на орлицу, то на небо. — Я все еще думаю, что мы должны были скооперироваться с прыгунами.
— Если они сумеют его поймать, то через неделю будут летать сами.
— Летуны парят высоко, близко к солнцу. Даже если мы собьем одного, он может приземлиться где угодно.
— У нас три поплавка с тремя людьми в каждом. И пять на ховербайках.
Свободной рукой Мускус поднял бинокль. Он знал, что никого нет, но все равно проверил ясную пустоту над головой.
— Не наводи эту штуку на солнце. Ты можешь ослепнуть, — сказал Кровь, и тоже не в первый раз.