». Последнее слово подчеркнуто. Жирно, а? Подпись. «Ги».
Прилипала постучал по бумаге длинным ногтем:
— Что думаешь... э... патера? Где это, а? Картина... э... как мне кажется. Не в одном из мантейонов, а? Я знаю их все.
Росомаха тряхнул головой:
— Никогда не видел такую картину, Ваше Высокопреосвященство.
— В... э... доме, скорее всего, патера. В личной... хм... резиденции, я полагаю. Наковальня! — проорал Прилипала через плечо Росомахи, и маленький авгур с хитрым лицом и выступающими вперед зубами появился настолько быстро, что можно было предположить, будто он подслушивал.
— Можем ли мы... э... здесь, на холме, найти Фелксиопу и зеркало, а, Наковальня? Ты не знаешь. Займись... хм... расследованием. Я ожидаю результат завтра, хм, не позже ланча. Должно быть просто, а? — Прилипала взглянул на сломанную печать письма. — И выбери печать с... хм... сердцем, поцелуем или еще чем-нибудь таким для этого. — Он швырнул Наковальне письмо Гиацинт через всю комнату.
— Немедленно, Ваше Высокопреосвященство.
Прилипала опять повернулся к Росомахе:
— Не... хм... имеет никакого значения, видел ли патера эту печать, патера. Она из того сорта девиц, у которых самое малое круглая дюжина печатей, а? Ты не знаешь, как... хм... сохранить печать? Наковальня покажет тебе. Полезное искусство, а?
Когда за поклонившимся протонотарием щелкнул засов, Прилипала опять встал:
— Ты возьмешь письмо обратно на Солнечную улицу, а? Когда он закончит с ним. Если патера не вернулся, положи его на каминную полку. Если вернулся, скажи ему, что его... э... дали тебе в руки, когда ты выходил, а? И ты, конечно, не читал его, э?
Росомаха мрачно кивнул:
— Естественно, Ваше Высокопреосвященство.
Прилипала наклонился ближе к нему:
— Что-то... хм... тревожит тебя, патера. Говори прямо.
— Ваше Высокопреосвященство, как может помазанный авгур, подающий такие большие надежды, так компрометировать себя? Я имею в виду эту абсурдную грязную женщину. И, тем не менее, богиня!.. Я понимаю, даже слишком хорошо, почему Ваше Высокопреосвященство считает, что за ним надо наблюдать. Но... но теофания!
Прилипала цокнул языком:
— Старый Квезаль как-то... э... заметил, что у богов нет законов, патера. Только предпочтения.
— Я и сам это вижу, Ваше Высокопреосвященство, но когда авгур, о котором идет речь...
Прилипала остановил его движением руки:
— Возможно, мы... э... поделимся этой тайной, патера. Со временем, а? Возможно, нет. Ты обдумал Палустрию?
Росомаха кивнул, не доверяя собственному голосу.
— Превосходно. — Прилипала, сузив глаза, поглядел на него. — Ну-ка, скажи мне. Что ты знаешь об... э... истории кальде, патера?
— Кальде, Ваше Высокопреосвященство? Только то, что последний умер до моего рождения, и Аюнтамьенто решило, что никто не в состоянии заменить его.
— И заменило его... хм... собой, эй? На самом деле. Ты понимаешь это, патера?
— Думаю, что да, Ваше Высокопреосвященство.
Прилипала пересек комнату и подошел к высокому книжному шкафу.
— Я знал его, а? Последнего. Шумный, буйный, с замашками тирана. Толпа... хм... обожала его, эй? Они всегда любят такой вид людей. — Он вытащил тонкий том, переплетенный в красно-коричневую кожу, опять пересек комнату и бросил книгу на колени Росомахе. — Хартия, а? Божественная, а? Написанная... э... Сциллой и исправленная Пасом. Так... хм... утверждают. Взгляни на статью семь. Быстро, а? И скажи мне, что ты нашел в ней... э... необычного.
В просторной комнате, обставленной тяжелой мрачной мебелью, опять наступила тишина; юный авгур склонился над книгой. На улице дрались носильщики — они наскакивали друг на друга, как воробьи, громко кричали, но почти не пускали в ход руки; минуты тикали, и Прилипала глядел на их диспут через открытое окно.
Росомаха оторвал взгляд от книги:
— Здесь написано, как выбирать новых советников, Ваше Высокопреосвященство. Каждые три года. Это положение сейчас приостановлено, как мне кажется?
— Очень аккуратная... хм... формулировка, патера. Ты еще можешь... э... получить Палустрию. Что еще?
— Кальде занимает свой пост всю жизнь и может назначить себе преемника.
Прилипала кивнул:
— Поставь ее обратно на полку, а? Не назначил, а? Сейчас вообще нет кальде. Тем не менее, это все еще закон. Ты знаешь, о торговле замороженными эмбрионами, патера? Новые виды скота, экзотические домашние животные, и рабы, тоже, в городах вроде Тривигаунта? Откуда они берутся, а?
Росомаха поторопился подойти к книжному шкафу.
— Из других городов, Ваше Высокопреосвященство?
— Которые говорят в точности то же самое. Семена и черенки, из которых вырастают… хм… очень странные растения. Они умирают, э? Или большинство из них. Или, гм, пышно разрастаются, вопреки природе.
— Я слышал о них, Ваше Высокопреосвященство.
— По большей части звери и... э... люди совершенно ординарны. Или почти, э? Очень мало... хм... монстров. Вызывающих жалость. Вызывающих страх. На них невероятные цены. А теперь навостри уши, патера.
— Я весь внимание, Ваше Высокопреосвященство.
Прилипала встал рядом с ним, положил руку на плечо и понизил голос, почти до шепота:
— Это все знали, а? Двадцать пять лет назад. Причуда кальде, так мы говорили тогда. Забыто сейчас, хм? И ты не должен говорить об этом никому, патера. Даже намеком, а?
— Ваше Высокопреосвященство может полностью положиться на меня, — напыщенно объявил Росомаха, вытянув шею так, чтобы смотреть в глаза коадъютору.
— Превосходно. Прежде, чем... э... забрать свою награду у богов, кальде заплатил совершенно... э... невероятную сумму, а? Купил человеческий эмбрион. Какой-то... э... экстраординарный.
— Понимаю. — Росомаха облизал губы. — Я ценю ваше доверие, Ваше Высокопреосвященство.
— Наследник, а? Или... э... оружие. Никто не знает, патера. Теперь, когда я рассказал тебе об этом, даже Аюнтамьенто не знает... э... больше тебя, патера.
— Могу ли я спросить, Ваше Высокопреосвященство?..
— Что с ним стало? Это и есть... э... главная загадка, патера. И что он может сделать? Сверхъестественная сила, возможно. Или слышать твои мысли, а? Двигать вещи, не прикасаясь к ним? Ходят слухи, что есть такие люди. Аюнтамьенто искало, а? Никогда не останавливалось, никогда не сдавалось.
— Эмбрион имплантировали, Ваше Высокопреосвященство?
— Никто не знает. До сих пор, а? — Прилипала вернулся к своему столу и сел за него. — Прошел год. Потом два, пять и... э... десять. Они пришли к нам. Хотели, чтобы мы проверили каждого ребенка в каждой палестре города, и мы это сделали. Память, а? Ловкость. Способности. Все такое. Было несколько, которыми мы... э... заинтересовались. Не слишком хорошо, а? И чем больше мы проверяли их, э, тем менее... э... странными они выглядели. Раннее развитие, а? Несколько лет, и остальные догнали их.
Прилипала покачал головой:
— Ничего... хм... неожиданного, сказали мы... э... Лемуру, Лори и всем остальным. Они не всегда такие, какими предположительно должны стать, эти замерзшие эмбрионы. И чаще умирают в матке, чем выживают. Все о них забыли. Ты следуешь за мной?
У Росомахи нечасто случались вспышки озарения, но сейчас он чуть не подскочил на месте:
— В... В... Ваше Высокопреосвященство нашли его! Эта женщина, Синель!
Прилипала пожевал губами.
— Я... э... не утверждал этого категорически, патера.
— Конечно нет, Ваше Высокопреосвященство.
— Патера стал... э... крайне популярным, патера, как я и намекнул тебе вчера. Теофания, будь уверен. «Шелка в кальде» намалевано на стенах от леса до озера. Способно привлечь кого угодно, а? За ним должен наблюдать очень проницательный… э… аколит. И очень скрытно. И за его сообщниками. Тяжелая... хм... обязанность для того, кто так молод. Но надлежащее поручение для будущего коадъютора Палустрии.
Почувствовав, что его отпускают, Росомаха встал и поклонился:
— Я сделаю все, что в моих силах, Ваше Высокопреосвященство.
— Превосходно. Зайди к Наковальне, устрой дело с письмом и с моей запиской патере.
— Как вы думаете, Ваше Высокопреосвященство, — осмелился спросить Росомаха, — патера мог догадаться? Или эта женщина могла прямо сказать ему?
Прилипала мрачно кивнул.
* * *
В своей самой высшей точке утес вдавался в озеро, как нос гигантского корабля. Здесь, согласно скромной бронзовой табличке, вделанной в склон недалеко от входа, самый смиренный почитатель Озерной Сциллы, Председатель Аюнтамьенто Лемур, воздвигнул в ее честь строгий полусферический купол из сине-молочного просвечивающего камня, который поддерживали волнистые верхушки (Шелк пересчитал) десяти конусообразных колонн, выглядевших тонкими и хрупкими; колонны, в свою очередь, опирались на приземистую террасу, огражденную балюстрадой. Вделанные в балюстраду тонкие бронзовые полоски складывались в картины, изображавшие подвиги богини — как легендарные, так и настоящие. Самое впечатляющее бронзовое изображение — с летящими волосами и голыми грудями — было вделано в каменный пол; десять рук богини тянулись к десяти колоннам.
И больше ничего.
— Здесь никого нет, Орев, — сказал Шелк. — Тем не менее, я уверен, что мы кого-то видели.
Птица что-то пробормотала.
Все еще качая в недоумении головой, Шелк шагнул в глубокою тень купола. Каждый раз, когда его грязные черные ботинки ступали на пол, ему казалось, что он слышит под собой слабый стон твердого камня.
Орев взлетел, к большому удивлению Шелка. Он еще не мог летать хорошо или далеко, поэтому просто пролетел между двумя колоннами и тяжело уселся на выступ обнаженной скалы в восьми или десяти кубитах от святилища; но он летал, и маленькая синяя шина Журавля ярко сверкала на фоне темного оперения.
— Чего ты боишься, глупая птица? Упасть?
Орев наклонил блестящую голову в сторону Лимны:
— Рыба голов?
— Да, — пообещал Шелк. — Много рыбьих голов, как только мы вернемся.