Ноги потревожили колонию светящихся прибрежных червей, которые бросились врассыпную, от страха засияв бледно-желтым светом. Вода здесь была глубже, серые стены из коркамня потемнели от сырости.
С другой стороны, талос, которого он убил, заявил, что служит Сцилле; однако, по-видимому, он просто похвастался и имел в виду, что служит Вайрону, священному городу Сциллы — как, кстати, и сам Шелк, поскольку он надеялся положить конец деятельности Журавля. Если подходить более прагматически, талос, несомненно, служил Аюнтамьенто. Святилище построил советник Лемур, и, значит, советники встречались с комиссарами и судьями в комнате под ним. Тем не менее, они должны были время от времени появляться в Хузгадо (настоящем, которое находится в Вайроне). Не так давно он видел картину: советник Лори обращается к толпе с балкона.
И талос сказал, что он вернулся к Потто.
Шелк остановился, балансируя на здоровой ноге, и опять ударил повязкой по стене туннеля. Если, однако, талос служил Аюнтамьенто (и значит, слегка преувеличивая, Сцилле), что он делал на вилле Крови? Мукор сказала, что он наемный работник, но, возможно, его можно подкупить.
На этот раз Шелк положил повязку на грудь, под тунику, и обнаружил, что она слегка сжалась, но не мешает ему дышать.
* * *
Сначала Шелк подумал, что постоянные вспышки боли из щиколотки что-то сделали с его слухом. Но рев все усиливался, и далеко впереди появился крошечный огонек. Бежать было некуда, даже если бы он мог бежать, и прятаться некуда. Он прижался к стене, крепко держа в руке азот Гиацинт.
Огонек превратился в яркий свет. К нему мчалась какая-то машина, низко держа голову, как рассерженная собака. С ревом она пронеслась мимо, окатив его ледяной водой, и исчезла там, откуда он пришел.
Шелк пошел быстрее, хотя вода становилась все глубже и глубже, и увидел резко поднимающийся боковой туннель в тот момент, когда услышал за собой рев и грохот.
Сотня широких и очень болезненных шагов вывела его из воды, но он сел, перевязал щиколотку и надел носки и обувь только тогда, когда его уже нельзя было заметить из туннеля, который он только что покинул. Он что-то услышал — быть может, ревела та же машина; он боязливо прислушался, наполовину убежденный, что она повернет в этот новый туннель. Но нет, и вскоре шум растаял вдали.
Удача повернулась к нему лицом, сказал он себе. Или ему решил помочь какой-то милосердный бог. Возможно, Сцилла простила его за то, что он принес в ее святилище посвященную ее сестре трость и собирался выбросить эту трость в озеро, как жертвоприношение ей самой. Туннель впереди поднимался и должен был, очень скоро, достигнуть поверхности; наверняка он окажется недалеко от Лимны, если не в самом городке. Кроме того, туннель идет выше уровня воды и, похоже, таким и останется.
Убрав азот за пояс, он развязал полы сутаны и опустил штанины.
Шелк больше не считал шаги, но прошел не так много, когда его нос безошибочно учуял аромат горящих поленьев. Это не может быть (сказал он себе) запах жертвоприношения: душистый дым кедра, смешанный с резкой вонью горящих мяса, жира и волос. И тем не менее — он опять вдохнул — запах самым загадочным образом настолько напоминал его, что на мгновение он спросил себя, не может ли в этих древних туннелях происходить самое настоящее жертвоприношение, как раз сейчас.
Подойдя к следующему туманному зеленоватому огоньку, он заметил следы на полу туннеля. Человек, одетый в такие же, как у него, ботинки, оставил следы в легчайшем сером налёте, который его пальцы легко смахнули.
Быть может, он ходит по кругу? Шелк покачал головой. Этот туннель резко поднимается, с самого начала. Он сравнил следы со своими: нет, шаги короче, чем его, человек не хромает, и обувь, которая оставила их, слегка меньше; кроме того, каблуки не так сношены, как у него.
Огонек, при свете которого он изучал следы, оказался последним; туннель впереди выглядел черным, как смола. Он порылся в памяти, потом в карманах, надеясь найти способ зажечь свет, откашлялся — и ничего не нашел. Азот и игломет Гиацинт, семь карт и мелочь, которую он так и не пересчитал, четки, старый пенал (с несколькими перьями, маленькой бутылочкой чернил и двумя сложенными листами бумаги), очки, ключи и висящий на шее на серебряной цепочке гаммадион, который ему дала мать.
Он чихнул.
Вонь от дыма усилилась, и его ступни погрузились в какое-то мягкое и сухое вещество; более того, он увидел, в нескольких шагах впереди, тусклое пятно того красного цвета, который он видел — слишком редко! — в топке кухонной плиты. Уголек, несомненно; и когда он дошел до него, встал коленями на темное невидимое вещество и мягко подул, он понял, что не ошибся. Он скрутил один из листов, лежавших в пенале, в трубочку и поднес его к вспыхнувшему угольку.
Пепел.
Пепел повсюду. Он стоял на самом нижнем отвале огромного серого сугроба, который полностью перекрывал туннель с одной стороны, а с другой был так высок, что ему придется согнуться в три погибели, чтобы не удариться головой о потолок.
Шелк поторопился вперед, стремясь пройти сквозь узкое отверстие (как сделал тот, кто прошел здесь раньше и оставил следы) прежде, чем погаснет слабое желтое пламя, дрожавшее на бумажной трубочке. Идти было трудно; на каждом шагу он тонул в пепле почти по колено; мелкая пыль, которую вздымали его спешащие ноги, лезла в горло.
Он опять чихнул, и на этот раз ему ответил странный низкий стрекот, более громкий и глубокий, чем даже гудение больших неисправных часов, и тем не менее чем-то родственный ему.
Пламя трубочки почти касалось пальцев; он передвинул пальцы, поднял трубочку повыше и тут же уронил ее, увидев, как пламя отразилось в четырех глазах.
Он закричал, как иногда кричал на крыс в своем доме, выхватил из-за пояса азот, махнул его смертельным клинком в направлении глаз и получил в награду крик боли, за которым быстро последовал выстрел из карабина и мягкая лавина пепла, которая наполовину похоронила его.
Карабин заговорил опять, короткий приглушенный выстрел, вызвавший получеловеческий крик. Сильный свет пронзил облака пепла, и создание, которое казалось наполовину собакой и наполовину бесом, пронеслось мимо него, подняв в воздух еще больше пепла. Едва переведя дух, он закричал, зовя на помощь, но прошло несколько минут, прежде чем два солдата — хэмы, на две головы выше его, с толстыми конечностями — нашли его и бесцеремонно выволокли из пепла.
— Ты арестован, — сказал ему первый, направив свет прямо в лицо Шелка. В руке он держал что-то, но не фонарь, свечу или любое другое портативное световое устройство, знакомое Шелку; Шелк уставился на него, скорее заинтересованный, чем испуганный.
— Кто ты такой? — спросил второй.
— Патера Шелк из мантейона на Солнечной улице. — Шелк опять чихнул, безнадежно пытаясь стряхнуть пепел с одежды.
— Ты спустился по мусоропроводу, патера? Вытяни руки вперед, чтобы я мог их видеть. Обе руки.
Он так и сделал и показал им пустые ладони.
— Это запретная зона. Военная зона. Что ты делаешь здесь, патера?
— Я заблудился. Я надеялся поговорить с Аюнтамьенто о шпионе, посланном в Вайрон из какого-то чужеземного города, но заблудился в этих туннелях. И потом... — Шелк на мгновение замолчал, подыскивая слова. — И потом все это...
— Они посылали за тобой? — спросил первый солдат.
— Ты вооружен? — одновременно спросил второй.
— Они не посылали за мной. И, да, в кармане штанов есть игломет. — И он глупо добавил: — Очень маленький.
— Ты собирался стрелять по нам из него? — весело спросил первый солдат.
— Нет. Я беспокоился о шпионе, о котором говорил вам. Быть может, у него есть сообщники.
— Вытащи свой игломет, патера, — сказал первый солдат. — Мы хотим посмотреть на него.
Шелк, неохотно, показал им игломет.
Солдат направил свет на свою пятнистую стальную грудь.
— Стреляй в меня.
— Я — лояльный гражданин, — запротестовал Шелк. — Я бы не хотел стрелять в одного из наших солдат.
Солдат сунул зияющее дуло карабина в лицо Шелку.
— Видишь его? Мое ружье стреляет пулями из обедненного урана, длинными, как мой большой палец, и такими же толстыми. Если ты не выстрелишь в меня, я выстрелю в тебя, и выстрел разнесет твою голову, как коробку с порохом. Стреляй.
Шелк выстрелил; в туннеле треск игломета показался очень громким. На массивной груди солдата появилась яркая царапина.
— Еще.
— Какой смысл? — Шелк опустил игломет обратно в карман.
— Я дал тебе еще один шанс, только и всего. — Первый солдат отдал световое устройство другому. — Все в порядке, теперь моя очередь. Дай мне его.
— Ты хочешь выстрелить в меня из него? Это убьет меня.
— Нет, могет быть. Дай его мне, и мы увидим.
Шелк покачал головой:
— Ты сам сказал, что я арестован. Если так, то ты должен послать за адвокатом, при условии, что я хочу его нанять. Я хочу. Его зовут Лис, и его приемная находится на Береговой улице в Лимне, что не может быть далеко отсюда.
Второй солдат хихикнул, странный нечеловеческий звук, как будто стальная линейка пробежала по зубчатой рейке.
— Оставь его в покое, капрал. Я — сержант Песок, патера. Кто этот шпион, о котором ты говорил?
— Я бы предпочел сохранить имя в тайне, пока меня не спросит член Аюнтамьенто.
Песок направил на него карабин:
— Тут, внизу, все время умирают био вроде тебя, патера. Они входят внутрь, и большинство из них никогда не поднимаются на поверхность. Через минуту я покажу тебе одного, если, конечно, ты не умрешь сам. Они умирают, и их съедают, даже кости. Клочки одежды, да, могут остаться. Но могут и не остаться. Это чистая правда, и ради себя самого тебе лучше поверить мне.
— Я верю. — Шелк потер ладонями бедра, пытаясь избавиться от пепла.
— У нас предписание — убивать любого, кто угрожает Вайрону. Если ты знаешь о шпионе и не хочешь сказать нам, ты сам ничем не лучше шпиона. Ты меня понял?