Я отправилась в библиотеку, но не нашла там подходящую информацию. Были одна-две книжки, в которых эта тема слегка затрагивалась, но они безнадежно устарели, да и написаны были совсем не таким языком, как я бы хотела. В других книжках менструация описывалась чуть ли не как болезнь.
Чем глубже я погружалась в тему, тем меньше меня удивлял тот факт, что нет книги для девочек о менструации. На всех этапах развития человечества, во всех культурах менструация рассматривалась как нечто ужасное. Поэтому нельзя было есть пищу, приготовленную женщиной, у которой была менструация; притрагиваться к предметам, к которым прикасалась она; смотреть ей в глаза; заниматься с ней сексом. Теперь мы больше не верим в то, что взгляд женщины, у которой идет менструация, способен испепелить целое поле пшеницы, или что своим прикосновением она может отравить воду в колодце, или что у мужчины после сексуальных отношений с ней отвалится пенис. Но тем не менее менструация остается как бы под запретом.
Конечно, женщина теперь во время менструации не должна скрываться в специальной хижине, подобно нашим прабабкам. Однако, как замечает Нэнси Фрайди в книге «Моя мать — моя сущность», то, что мы каждый месяц не удаляемся в изгнание, еще не говорит о том, что у нас более просвещенные взгляды на менструацию. Напротив, пишет Нэнси, вследствие столетних условностей мы настолько привыкли к запретам, связанным с менструацией, что у нас просто нет нужды беспокоиться о хижинах. Современное поколение не в состоянии вытравить данные табу из своего сознания. И в этом повинны мы сами, ибо намеренно избегаем публичных дискуссий о менструации и стыдливо прячем окровавленные тампоны.
Мы настолько окружили молчанием эту тему, что иногда и сами не подозреваем о том. Мать может заявить: «Да я рассказывала дочери об этом», а дочь может ответить: «Она мне ни о чем таком не говорила».
Но даже если мы сознаем, что пора разделаться с прискорбной ситуацией, наши табу и смущения по поводу менструации могут сыграть с нами злую шутку.
Предположим, мы хотим, чтобы наши дочери положительно восприняли те естественные изменения, которые происходят в них, особенно если у нас самих были проблемы в этом отношении. Мы собираем все наше мужество и тщательно репетируем слова. Намереваясь улучшить сценарий, которые написали для нас наши матери, мы смело объявляем дочерям: «Менструация является удивительной частью удела женщины, уникальной способностью, которой ты должна гордиться».
И в то же время никому из нас не приходит в голову запихивать зубные щетки под раковину или в дальний угол шкафа в ванной комнате; редко где можно встретить коробку с прокладками рядом с дезодорантами, зубной пастой и спреями для волос, которыми уставлены полки в наших ванных. Мы постоянно противоречим себе, даем дочерям двойные стандарты. Мы говорим: это прекрасно и замечательно, — но наши бессознательные действия демонстрируют как раз обратное. А, как мы знаем, действия гораздо красноречивее слов.
Печальная истина заключается в том, что многие из нас очень плохо представляют себе, как изложить данную проблему своей дочери. Часто мы не знаем даже основных фактов о нашем теле и менструальном цикле.
В результате проведенных мною исследований я узнала кое-что о физиологии менструации. По крайней мере, я смогла внятно объяснить ее ученице 6-го класса. Но я узнала и то, что во мне роится целый сонм предубеждений против менструации, о котором я даже не подозревала. Эти предубеждения исчезли, но кто знает, что еще может спрятаться в глубинах подсознания? Говоря со своей дочерью о менструации, я смогла найти нужные слова, но разве тон моего голоса и все остальные безотчетные способы передачи информации не выдали мое предубеждение?
Я беспокоилась об этом до тех пор, пока меня вдруг не осенило. Тогда я просто объяснила дочери, что, когда я была в ее возрасте, менструация воспринималась мной как нечто нечистое, недостойное упоминания. Теперь, когда я повзрослела, мое отношение к менструации изменилось. Но некоторые ощущения остались прежними, я носила их в себе столь долго, фактически всю жизнь, что от них трудно избавиться. Иногда они вновь встают на моем пути, а я даже не подозреваю об этом.
На дочь, конечно, такой разговор произвел большое впечатление, и, начиная с этого момента мы с ней принялись вместе изучать женское тело.
Мы не устраивали специальных бесед, как моя мать однажды. Она усадила меня для откровенного разговора. Возможно, она объясняла все достаточно понятно. Но я запомнила только, что мать ужасно нервничала и много говорила о грудных младенцах и о крови, предупреждала, что, когда это произойдет со мной, я должна порыться в нижнем ящике ее туалетного шкафа и взять несколько салфеток. Я удивилась и хотела спросить, почему она хранит салфетки в нижнем ящике туалетного шкафа, а не на кухне, где обычно держит всякие нужные вещи, но мне показалось, что сейчас неподходящее время задавать подобные вопросы.
Едва ли принесет пользу столь нужный разговор, если вести его в нервном тоне. Половое созревание — сложная тема, для раскрытия ее мало одной беседы. Я решила возвращаться к менструации время от времени. Это выглядело бы вполне естественным, поскольку я много занималась исследованием женского тела.
В одной из медицинских книг, которые я прорабатывала, был раздел о половом воспитании, в нем пять страниц было посвящено пяти стадиям роста лобковых волос и развитию груди, прилагались фотографии. Я прочитала раздел дочери, попутно объясняла популярным языком медицинские термины, чтобы она узнала, какие изменения скоро произойдут в ней.
И так я беседовала с ней о том, что узнала о менструальном цикле, показывала ей великолепные картинки с изображениями того, что происходит внутри тела женщины в момент овуляции.
Мать одной моей подруги подарила нам чудесное собрание буклетов, выпущенное фирмой по производству гигиенической продукции примерно 30 лет тому назад. Мы с дочерью читали их, смеясь над старомодными позами, которые казались нормальными лишь во времена моего детства.
В процессе чтения мы узнали, что у многих девочек начинаются небольшие выделения из влагалища за год-два до менструации. Я сказала дочери, что когда у нее начнутся месячные, я подарю ей кольцо с опалом, которое всегда носила на левой руке и которое она когда-нибудь передаст моей внучке. Но когда у нее появились первые признаки выделений, мы обе так возликовали, что я сразу же подарила ей это кольцо. (После начала менструаций она получила еще одно такое же.)
Спустя несколько часов после чтения я сидела за пишущей машинкой и вдруг услышала крик из ванной: «Мама, угадай-ка, чего у меня 21 штука?»
В то время у нас была беременна кошка, и на несколько мгновений я потеряла дар речи при мысли о рождении 21 котенка. Но это были не котята. Моя дочь сосчитала волосы у себя на лобке.
Время, потраченное нами на изучение тем менструации и полового созревания, было сторицей оплачено. Дочь снова стала восторгаться переменами, происходящими в ее организме. Уже одно ее здоровое отношение к своему телу сделало наши дискуссии заслуживающими одобрения. Но были и другие изменения. Во-первых, отношения между нами значительно улучшились. Нам снова стало легко и просто общаться друг с другом.
У дочери не возникла чудесная страсть к уборке своей комнаты или что-то в этом роде. Мы продолжали ссориться, но наши ссоры имели под собой жизненную основу. И спорили мы по вопросам, которые стоили того. Прежние обиды и напряжение ушли из наших отношений, не говоря уже о взрывных спорах.
Но самым поразительным оказалось то, что поменялась роль, которую брала на себя моя дочь в детских играх. В книге «Моя мать — моя сущность» Фрайди пишет, что мать терялась перед растущей сексуальностью дочери, что она ничего не говорила ей о менструации и изменениях, происходящих в ее организме, что дочь воспринимала это как пренебрежение к своей женской сущности и сексуальным началом.
Пассивное отношение матери к столь важным аспектам натуры, как женственность и сексуальность именно в период, когда они начинают проявляться через изменения тела, оказывает весьма отрицательное воздействие на дочь. Она чувствует, что ее отвергает человек, к которому она больше всего привязана, и пытается самостоятельно обрести контроль над своей эмоциональной жизнью, разыгрывая перед родителями психодрамы отторжения. Эти сцены можно сравнить с тем, что происходит у кур. Самая большая и наглая курица отгоняет меньшую от миски с едой, обиженная платит тем же другой, поменьше, и т. д. Девочка не может прямо противостоять матери. Она слишком мала, беззащитна и уязвима, поэтому по классическому закону вымещает зло на ровеснице. Или использует любую возможность отыграться за нанесенную обиду в знакомых всем нам играх, где ребенок исполняет роль то лидера, то сообщника, то жертвы.
Что же касается конкретного механизма распределения ролей, то я предполагаю, что отношение общества к менструации, невежество матери в половом воспитании, ее нежелание говорить на «скользкую» тему и характер детских игр неразрывно связаны между собой.
Однажды утром между мной и дочерью появились прежние разногласия. По дороге в школу дочь стала делиться со мной теми проблемами, которые возникли у нее с подругами. Я затаила дыхание. Эта тема настолько неуловимо витала в воздухе, что я даже перестала касаться ее в наших разговорах, потому что боялась ошибиться.
«Не знаю, как быть, мама», — сказала мне дочь. — «Я хочу дружить со Сьюзен и Таней, но они постоянно сплетничают о Кати и делают это так громко, что она может услышать. А я дружу с ними, но мне нравится и Кати».
«Дружи со всеми», — предложила я и сразу прикусила язык. Я постоянно давала ей такой совет, и каждый раз он вызывал у нее бурю эмоций.
На сей раз дочь просто ответила: «Если я не буду вместе со Сьюзен и Таней нападать на Кати, они откажутся со мной дружить».
«И как же ты выходишь из ситуации?» — спросила я, чтобы не выдать удивления.