– Правда? А… когда? То есть…
– Три дня назад. Они искали так тщательно, как только можно в таком месте, особенно там, где, как они считали, она может оказаться. Где она обычно бывает. Они ее не нашли.
– Кто эти люди? Я должен связаться с ними.
Митио смотрит вниз, на стол.
– Простите, не могу вам их назвать.
– Почему?
– Не могу. И все. Но тот факт, что они ее не нашли, еще не значит, что она не вернется. Или что она погибла. Эмери пропадала надолго и раньше, не давала о себе знать.
– Митио, послушайте, кем бы ни были те люди, пожалуйста, спросите их, не возьмут ли они меня на поиски. Скажите, что мне нужно туда. Я могу заплатить много денег.
– Они не возьмут ваши деньги. Дело не в этом.
– Но тогда в чем? Просто скажите, что хочу поговорить с ними. И все.
– Думаю, пока лучше просто подождать и…
Алекс вскидывает руки.
– Тогда, наверно, я пойду к копам. Если вы мне не поможете, если эти люди мне не помогут, что мне еще остается? Я ни для кого не хочу неприятностей, прежде всего для себя, но мне не справиться в одиночку.
– Разговоры с полицией ни к чему хорошему не приведут, – замечает Митио. – Они патрулируют периметр, и только. Когда они ловят того, кто пытается проникнуть туда или выйти оттуда, его арестовывают. Но сами они и шагу не сделают за забор. Для них это тоже под запретом. Они примут у вас заявление о пропаже человека и закончат на этом.
Алекс смотрит в окно. Легковушки и пикапы пролетают мимо по дороге – обычный день. Он делает глубокий вдох, пытаясь обрести хоть какое-то подобие равновесия.
– Да, я это знаю, – наконец произносит он. – Тогда, видимо, я пойду туда один.
Митио моргает и вновь поправляет очки.
– Эмери рассказывала вам, что там?
– Как я и говорил, мы никогда это не обсуждали. По-настоящему.
Алекс вспоминает последнюю встречу с сестрой несколько лет назад. Они собрались втроем отпраздновать мамино шестидесятилетие в ее квартире в Оканагане.
– Зачем? – спросил он Эмери. Вопрос касался и возвращения в Ривер-Мидоуз, и посещений запретной зоны.
– Я там родилась, – ответила она.
– Ты родилась в родильном отделении больницы Барнеби, как и я.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Правда? Не понимаю, почему ты считаешь это своим делом. В смысле, что тебе до этих зверей? В диких условиях животные каждый день гибнут страшной, мучительной смертью, и так было всегда, задолго до того, как появились мы. Такова природа.
– Это место, – сказала она, указывая куда-то туда, за горы и прерию, – это место не природа. Это сделали мы. Люди. Кто-то должен взять на себя ответственность за это.
Алекс упирается взглядом в полную чашку кофе, который еще даже не попробовал.
– Я не вижу иного выхода. Если она ушла туда, я тоже туда отправлюсь.
Юноша изучает его, словно оценивая его смелость или решимость.
– Власти очень постарались скрыть от людей правду о том, что случилось в Ривер-Мидоузе, – говорит Митио. – Они назвали это «природоохранной зоной», ведь если дать чему-то запоминающееся название, люди примут его за истину. Но они не охраняют природу. Они просто окружили место забором, потому что не знают, как исправить то, что нарушили, и никто не хочет это признать. Вы жили в том городе. Уверен, вы помните эти аномалии, эти рассогласования, которые появлялись и исчезали. То, что происходит в «природоохранной зоне» – это одно бесконечное, непредсказуемое, неотвратимое рассогласование. Вы и не представляете, как там опасно.
Алекс сглатывает.
– Уверен, так оно и есть, но мне нужно найти сестру. Я должен попытаться.
Митио откидывается на стуле. Он вновь поправляет очки, должно быть, это его нервная привычка.
– Понимаю, – говорит он. – Вы ее любите. Она член семьи.
Он произносит это с такой простой убежденностью, что кажется еще моложе, до странности невинным, будто живет в мире, который чище мира других людей. Алекс понимает, что Митио напоминает ему Эмери в детстве. Он вновь видит номер в мотеле «Сонный медвежонок», где они жили с отцом, пока Эмери лежала в больнице и мать дежурила у ее постели. Бен Хьюитт старался держаться и изо всех сил стремился добиться отклика от сына, который ни в какую не хотел ему открываться. Нужно быть оптимистами.
Митио выпрямляется и отодвигает чашку в сторону. Роется в рюкзаке, вынимает маленькую книжку в бледно-зеленой обложке со спиральным переплетом.
– Это одна из записных книжек Эмери, – говорит он. – Когда книжка заканчивалась, Эмери отдавала ее мне на хранение, а сама начинала новую. Это последняя, она отдала ее мне пару недель назад.
Он пододвигает книжку к Алексу. Тот берет ее, изучает мятую мягкую обложку.
Пиши в дождь
Дневник на любую погоду
Патентованная водоотводящая бумага
Под печатным текстом Эмери аккуратно надписала черным фломастером: «№ 24».
Осторожно, словно блокнот может быть заражен, Алекс берет его в руки и открывает на середине. Для дневника, чьи страницы должны отводить влагу, бумага слишком уж сильно пошла волнами, истрепалась, испачкалась. Его обоняние улавливает легкий земляной запах – так пахнут камни, когда сохнут на солнце после дождя. Он понимает, что этот блокнот – свидетельство того, сколько часов Эмери провела там, за забором, порой в очень сложных погодных условиях.
Он перелистывает назад, к первой странице. Надпись карандашом, сделанная ее мелким, аккуратным почерком. Первая заметка датируется чуть более чем шестью месяцами назад. Она записала время, когда вошла в Заповедник (6:14) и вышла (19:36). Больше двенадцати часов. Целый день. Между этими цифрами заметки о погоде и список увиденных животных: несколько зарянок, желтая древесница и три белохвостых оленя.
Он переворачивает страницы. Она писала и другие заметки. О хронологии событий, связанных с Ривер-Мидоузом и выемкой руды, все расписано по годам. Факты и рассказы о встречах людей с птицами и другими животными, попытки общаться с другими видами – в том числе в прошлом и по всему миру. Истории, которые она сочла достаточно важными, чтобы их записать.
Алекс листает до последней записи. Еще одна короткая заметка о посещении Заповедника, с указанием времени и наблюдений за животными.
18:47 Две сороки на крыше сгоревшего амбара, гнездятся здесь все лето. Тут находится аномалия, одна из самых непредсказуемых в Заповеднике, но это их не отпугивает или, похоже, не заботит, по крайней мере там, наверху. Еще одно доказательство, что аномалия расположена на уровне земли.
Опять эти новые звуки, короткий пронзительный тройной клекот. Они говорят друг другу что-то, чего я прежде у них не слышала. Я подошла так близко, насколько осмелилась, и попробовала повторить фразу, чтобы увидеть, как они отреагируют. Они проигнорировали меня и спустя несколько минут улетели. Возможно, я не смогла повторить высоту тона или темп. А может, им просто не хочется общаться со мной.
Он поднимает взгляд на Митио, не вполне уверенный, как прокомментировать фантазии своей сестры о птицах.
– Она и в детстве так делала, – говорит он. – Вела дневник исследований природы. Тогда записи не были… такими подробными.
– Мы стараемся записывать все, за всем следить. Сравниваем заметки. Возможно, существуют закономерности, которые мы не способны заметить вблизи, когда ходим туда день за днем.
– Спасибо, – говорит Алекс, подхватывая блокнот. – Я почитаю. На случай…
– Я тоже так подумал. На случай, если удастся найти подсказку.
Алекс думает, не попросить ли разрешения оставить дневник у себя, а потом понимает, что боится никогда не увидеть сестру снова и эта вещь – хоть что-то, что он может забрать с собой и показать матери. Доказательство, что он пытался.
– Пусть пока он побудет у вас, – говорит Митио. – Может, вы заметите то, что я пропустил. Если найдете что-то, позвоните. А я пока поговорю с теми людьми и попрошу их поискать еще. Подождите немного, я поговорю с ними и сообщу вам…
– Нет. Этого недостаточно. Скажите им, если они мне не помогут…
Митио прерывает его.
– Послушайте, Алекс. Держитесь подальше от Заповедника. Вы не поможете сестре, если отправитесь туда в одиночку. В итоге тоже потеряетесь. А может, что и похуже.
Алекс откидывается на стуле. Он чувствует себя ватным, измотанным, вконец уставшим, еще даже не начав поиски.
– Я хочу поговорить с ними, – произносит он. – Скажите им, где меня найти. Пожалуйста. Просто сделайте это.
Вернувшись в гостиницу, Алекс выходит в интернет, вновь открывает один из относительно внушающих доверие веб-сайтов о «природоохранной зоне» Ривер-Мидоуза. Он уже читал эти тексты, но вдруг он пропустил что-то полезное.
Он забросил свой последний проект, «Альманах песка», в папку на рабочем столе и не прикасается к нему уже несколько дней. Алекс никогда так надолго не оставлял работу.
Ему порой кажется, что в действительности не комиксы о супергероях, не мультики и не ролевые игры, которые он обожал мальчишкой, привели его на этот путь. Его выбор профессии гораздо больше связан с тем, что случилось в забегаловке Ривер-Мидоуза в вечер их приезда, когда на мгновение он узрел во всем сверкающую закономерность. Когда она исчезла, мир вновь стал обычным – случайным, хаотичным, – и любой смысл, который в нем возникал, вечно грозил раствориться в потоке впечатлений, бесформенном и безбрежном.
Поскольку Алексу не удалось найти осмысленную закономерность в этом мире, который он делил с остальными, он сотворил свой собственный. Однако, став создателем миров, он не ожидал, что его творения тоже будут расти и даже превзойдут его самого.
Его первая проба – игра-головоломка о поиске убийцы «Джозеф Меррик, детектив» – не произвела особого впечатления на рынке, пока ее не подхватил международный дистрибьютор «Картонный космос». В альтернативном викторианском Лондоне, где происходит действие игры, Меррик, более известный в истории под именем «Человек-слон», становится самым удачливым детективом в городе. В юности его показывали в балаганах на шоу уродов, и Меррику не понаслышке знакома тайная карнавальная жизнь города, а долгое одиночное заточение невообразимо отточило его дедуктивные способности. Когда Меррик раздумывает над делом, он воссоздает место преступления из спичек и игральных карт. Меррика и его юных учеников, мальчика-йогина Раму Садху и Фанни Уилкинс, «девочку-лягу