кса, так что он встал, подошел к двери и оглядел коридор. Он заметил на посту медсестры толстую черную папку, на корешке которой кто-то наклеил надпись «Только тронь – сдохнешь», накарябанную фломастером, каждое слово подчеркнуто трижды.
Медсестры торопливо сновали по коридору и не смотрели на Алекса. Его заметила только Рейна, маленькая филиппинка, которая обычно ухаживала за Эмери.
– Тебе что-то нужно, Алекс? – остановилась она спросить.
– Все хорошо.
– Твоя сестренка очнется. Не волнуйся. Я уже видала такое.
– Правда?
Рейна кивнула.
– У моей дочки. Она порой засыпает после того, как проходит рябь. А потом просыпается. Выключается минут на пятнадцать. И все.
– И потом с ней все хорошо?
– Да, нормально. Эмери просто спит подольше. Подожди, она вернется. Она недалеко.
Она коснулась его руки и поспешила прочь.
Алекс вернулся в палату и опять посмотрел на Эмери, на ее спокойное, безмятежное личико. Он не привык видеть ее такой – неподвижной и молчаливой, и в нем зародилась тревожная мысль, что он не знает этого человека и никогда не знал. Она была его сестрой, да, но кто она в действительности? Как часто он думал о ней до сих пор? Прежде чем это с ней случилось, кем она была? О чем она думала, о чем мечтала?
Ледяной ужас, словно цветок, распустился в его животе, когда Алекс понял, что уже забывает, как звучал ее голос.
Алекс сел и снова взял в руки комикс про мистера Мёбиуса, хотя уже его прочитал. В этом сдвоенном выпуске мистер Мёбиус объединился с Криптодевчонкой и Гравиподростком, чтобы в очередной раз помешать коварной шайке, называвшей себя «Элохим», во главе с Первозданцем, но оказалось, что за этой личиной скрывается заклятый враг мистера Мёбиуса – лорд Крониак. Все думали, что Крониак погиб, рассеян по континууму пространства-времени несколько выпусков назад временноґй бомбой собственного производства. Но он снова в деле, к изумлению героев (хотя он уже возвращался из мертвых дважды за все эти годы). Для Алекса в этой истории не оставалось ничего таинственного – он перечитал этот выпуск множество раз, но он опять задержался на страницах, где Криптодевчонка бросилась в битву против прекрасной и беспощадной ученицы Крониака, Ночной Пташки, обладавшей скоростью, силой и ловкостью дикого зверя.
«Девочка в ресторане», – подумал он, дрожа в восхищении. Вот почему она показалась ему столь знакомой. У нее были такие же короткие темные волосы, глаза с черной подводкой, как у злодейки из комикса. Алекс оглядел упругие изгибы бедер Ночной Пташки, волнующие очертания ее грудей под облегающей черной кожей. Отец порой дразнил его, что он все еще читает комиксы. Он не подозревал – или, по крайней мере, Алексу так казалось – о новом источнике наслаждения, который сын обрел в них.
Алекс знал, что в новых выпусках Ночная Пташка переметнется на сторону добра, объединится с «Альянсом справедливости» и будет сражаться вместе с главными героями: Макромэном, Нейтрино, Маяком, – и получит еще более откровенный наряд во внушительном двойном выпуске, который аккуратно лежал с остальными комиксами в коробке, стоявшей в грузовике в каком-то восточном городе и ожидавшей, когда ее вместе с остальными вещами переправят сюда, к ним. После того как Ночная Пташка сменила сторону, художник значительно увеличил ей грудь, постаравшись максимально обыграть новый костюм. Но когда первичное возбуждение выдохлось, Алекс понял, что ему больше нравится та Ночная Пташка, что постройнее, возможно, потому, что тогда она была еще плохой, мечты о ней были более волнующими.
Но прямо сейчас он не мог задержаться на этих чудесных страницах: старушка, миссис Черник, очнулась и говорила то ли сама с собой, то ли с Алексом – он не понимал. За последние несколько дней она все уши прожужжала его семье о том, что Ривер-Мидоуз был гораздо лучше до того, как тут стали выкапывать эту жуткую, грязную черную гадость: тогда миссис Черник еще была молода и вокруг не было всех этих людей из других стран, не говорящих сносно по-английски, но ждущих, что им тут же предоставят хорошую работу, медицинскую страховку и все остальное, будто им все должны, – хотя стоит признать, некоторые из них весьма приятные люди. Как Рейна, разумеется, она такая милашка, хоть и филиппинка, как и многие сейчас. Но раз уж больше никто не хочет выполнять такую работу, выбирать не приходится. И ведь эти люди так усердно трудятся, жертвуют собой ради семьи. Следует это признать. Рейна сказала, что у нее четверо детей и младшему еще нет годика, – она показала миссис Черник фотографию, такой милый малыш с пухлым личиком и копной черных волос.
– Они усадили его за игрушечное пианино, – сообщила миссис Черник, – на мой взгляд, рановато, но им так нравится, понимаешь ли, людям оттуда. Они стараются, чтобы их дети сызмальства состязались с нашими. Им важны деньги, важно пробиться. Как бы то ни было, у Рейны новый малыш, полный дом детей, а она уже снова работает. Так обстояли дела и в этой стране до того, как наша молодежь обленилась. Филиппинцы работают усердно, следует это признать, хотя порой и злишься, когда приходится повторять им что-то трижды.
Алекс ничего не ответил. Старушка полулежала на груде подушек, ее глаза все еще были закрыты, а жилистые руки сложены на груди. Но он все-таки развернул комикс так, чтобы полуобнаженная фигура Ночной Пташки не бросалась в глаза, если старушка все же посмотрит в его сторону.
Во второй части истории Крониак перенес мистера Мёбиуса на миллионы лет назад, во времена, когда астероид истребил динозавров. Еще он запер Криптодевчонку и Гравиподростка в ноктосфере, которая лишила их сил. Их старение тоже ускорилось, и Крониак поглотил почти все время, что у них осталось. На одном великолепном рисунке он облизывал жуткие синие губы и говорил: «М-м-м, эти минуты так восхитительны! Можно мне и секунды?»
Алекс гадал, каково время на вкус. Его ведь нельзя увидеть, услышать, потрогать. Или можно? Когда ешь сэндвич с поджаренным сыром, наверно, именно таково время на вкус в тот самый момент. А в другой момент оно на вкус как картофельное пюре, или зубная паста, или вовсе безвкусное. Все, что делаешь, отнимает время. Когда слушаешь миссис Черник и голоса с сестринского поста. Когда ешь жирный сэндвич с поджаренным сыром из больничного кафе на ланч. Что это значит, когда что-то отнимает время? Куда оно девается? Можно ли использовать время, как свечу, которая тает, или как бензин в машине? «Извини, твое время вышло». – «Нет, я как раз вовремя». Все мы находимся внутри времени, оно обтекает нас. Ведь так? Или мы проходим сквозь него. Что, если люди и предметы не пребывают во времени, а сделаны из него? Может, в этом и заключается всеобщая сущность, даже его самого. Всего лишь время. Поэтому ничто никогда не остается прежним: время меняет все по мере своего использования, как бензин сгорает в двигателе автомобиля.
Время на исходе.
Время вышло.
Он взглянул на Эмери. Когда она проснется, думал он, не покажется ли ей, что с тех пор, как она уснула, прошло совсем мало времени?
Если она проснется.
Миссис Черник продолжала бормотать о том, как ей не хватает ее соседки, Глории Таунсенд, которая умерла год назад, почти через три года после Лайла. Она даже скучала по тому, как миссис Таунсенд бесконечно хвасталась, сколько денег зарабатывает ее муж, банковский служащий, и каким успешным нейрохирургом стал ее сын Тони в Мичигане, как он спасал людям жизнь, проводя операции, на которые больше никто не осмеливался.
Алекс вернулся к картинкам, где Криптодевчонка еще сражалась с Ночной Пташкой и время для них еще не ушло вперед, – так он надеялся отвлечься от голоса старушки. Застряв с ней в палате, он словно оказался заперт в ноктосфере.
– И ты представляешь, – объявила миссис Черник, – она приходила ко мне прошлой ночью.
Алекс поднял на нее взгляд. Она ведь говорит о ком-то, кто уже умер? Миссис Черник смотрела прямо на него.
– Так и есть, – сказала она, будто Алекс оспорил ее утверждение. – Она стояла прямо здесь, возле моей постели, как живая. Для разнообразия она молчала. Но я знала, о чем она думает. О да! Она думала, что стала еще более важной птицей, раз уж ей удалось восстать из мертвых. Что ж, я ей сказала…
Алекс ощутил быструю покалывающую дрожь, волнами пробежавшую сквозь реальность, напоминавшую слабую пульсацию электрического тока. Это происходило снова, но на этот раз рябь не меняла предметы вокруг него или его самого, а просто прошла сквозь них и затихла.
Этой ряби хватило, чтобы миссис Черник замолкла на середине фразы, а ее лицо выразило изумление. Она тоже это почувствовала, он был уверен, как и темноволосая девочка в ресторане. Дело было не только в нем, хотя пока только Рейна признавала, что рассогласования как-то влияют на людей. (На протяжении следующих недель и даже месяцев, когда случалась рябь, он смотрел, как менялись другие люди, хотя обычно они делали вид, будто ничего не произошло, и продолжали вести себя как ни в чем не бывало.)
– О боже! – сказала миссис Черник, поднимая одеяло и заглядывая под него. – Кажется, я…
Она опустила одеяло, в тревоге оглядываясь на Алекса, и нажала кнопку вызова медсестры.
Алекс опустил голову и вновь уткнулся в комикс. Он прекрасно понял, что случилось, и не хотел даже думать об этом. Хотя его это удивило. Он не думал, что такое бывает со взрослыми.
А потом он решил, что это хорошая возможность – спросить старушку про рябь. Она живет здесь уже давно и наверняка знает больше Рейны. С ней безопасно обсудить происшествие в ресторане, ведь обычно ее никто не слушает. Он видел, как мать много раз за последние несколько дней игнорирует ее.
– Так… это было странно, верно? – сказал он чуть громче, чем нужно. – То, что сейчас случилось.
Миссис Черник нахмурилась, ее глаза сузились. Впервые он попытался поддержать с ней беседу. А потом чопорно улыбнулась.
– Мы не обсуждаем такое, молодой человек, – заявила она.