– Как зовут вас, мой добрый приятель?
– Меня зовут Жак. Рад знакомству.
– Я тоже рад знакомству с вами. Меня зовут Жан.
Но в итоге, почти обезумев от голода и опасаясь того, что случится, когда другие обнаружат, что он скрывает от них, де Лери понимает, что должен отдать свой трофей.
– Доброе утро, мой добрый приятель, как вас зовут? – спрашивает он птицу, и та в последний раз садится ему на руку.
– Меня зовут Жак, – отвечает попугай. – Рад встрече с вами. Похоже, будет дождь.
– В самом деле. И как ваше самочувствие этим утром?
– Жак голоден. Жак хочет есть.
– Понимаю, мой друг. Я бы тоже этого хотел. Произнесем наши молитвы?
Попугай не отвечает. Вместо этого он прихорашивается, чистит оставшиеся перышки.
– Помолимся? – настаивает де Лери.
– Отец наш, – наконец хрипло произносит попугай. – Благослови нас в сей день. Во имя Сына Твоего Иисуса. Аминь.
Де Лери приходит в голову, что в действительности человечество выделяется среди зверей не способностью к речи, не хитроумностью своих приспособлений, не размахом интеллекта. Все гораздо проще. Люди потеряли невинность, с которой были рождены. А животные – нет.
Де Лери выносит попугая на палубу, где его быстро душат, ощипывают, варят и поглощают в мрачном молчании. Съедено все без остатка, даже крючковатый клюв, и внутренности, и чешуйчатые лапы. Взяв несколько жилистых кусочков от птичьей плоти, де Лери задумывается о Ное. Наверняка наступил день на борту Ковчега, когда у них закончилась еда, и пришлось решать, кем из ценных пассажиров пожертвовать ради остатков человечества. Избранные навсегда были стерты из списка творений Божьих. Мы больше не знаем их имен и голосов. Гуото. Малаби. Крапчатый оротан.
Эта изобильная земля от полюса до полюса кишит живыми существами, благоговейно размышляет де Лери, но здесь, на корабле, людям нечего есть. Кроме друг друга.
Через пять дней после того, как попугай смолк навсегда, когда кажется, что у них не осталось выбора, кроме как попробовать запретную плоть, дозорный замечает побережье Бретани.
На палубах снова шумно: люди орут, плачут, выкрикивают благодарности небесам за свое избавление.
В конце пандемии COVID-19 многие люди утверждали, что в периоды относительно тихих локдаунов птицы пели иначе.
Исследователи в итоге подтверждают: когда движение транспорта и другой техники стихло, а люди в городах и деревнях появлялись на улицах реже, птичьи трели изменились. Многие птицы стали петь громче, чтобы защитить свою территорию или привлечь пару, а другие – мягче, поскольку в отсутствие людского шума их голоса разносились дальше.
Но все изученные виды объединяло одно: в тишине птицы запели мелодичнее, искуснее и прекрасней.
Клэр
Утром она обнаруживает что-то смутно знакомое среди съестного, выставленного на завтрак: тарелку перепаренного омлета и какой-то ролл в форме ракушки, наполненной терпким голубым желе. Затем она выходит на улицу. Вчерашние туман и морось чуть рассеялись. Она и впрямь различает пару домов впереди, как минимум пару этажей. Она гуляет по оживленным улицам, записывает наблюдения и снимает на цифровой фотоаппарат, расспрашивает продавцов в магазинах, людей, спешащих на работу. Ей нечего больше делать, кроме как быть наготове и играть свою роль.
Ее контактное лицо может оказаться тем, кого она уже встречала. Ей редко сообщают заранее, кого искать, когда или где произойдет встреча, и она предпочитает, чтобы ее держали в неведении. Все, что она знает: она заберет пустую сумку, с которой улетит домой. Большую тканевую сумку-мессенджер, которую может наполнить, чем захочет, когда будет готова уехать: сувенирами, журналами, грязной одеждой – неважно. Таможня проверяет, не спрятаны ли запрещенные предметы внутри багажа, но не сами сумки. Из-за нее вся эта заваруха, весь этот риск – из-за ткани, из которой сшита подкладка. Она состоит из шкурок животного, столь редкого, что за обладание им сажают в тюрьму. Сколько времени потребовалось, чтобы собрать эти шкурки, сколько их нужно, чтобы выстлать ими сумку, Клэр не знает. Может, потребовались все животные, оставшиеся на острове.
Если вид и так уже на грани вымирания, думает она, кто-то должен извлечь выгоду из его лебединой песни.
Идеальные концентрические кольца древнего города уже давно разомкнуты, изменены, переустроены, но Клэр находит много частичных повторений изначального узора: извилистые улочки, кольцевое движение транспорта, куполообразный торговый комплекс, похожий на огромный стеклянный подсолнух, парки в виде мандал. Почти все это новое, создано на деньги энергетической промышленности. «Недавно построено» – эту фразу она слышит чаще всего. Самое высокое здание в городе – парящий «Шпиль эфемерности»: серебряная игла, пронзающая облака. Недавно построено. В нем находится Музей времени, ему всего год, но он закрыт на ремонт из-за протекшей крыши. А рядом Театр звуков, со входом в виде огромного человеческого уха из металлических пластин, – тоже недавно построен. Стоит заглянуть туда позже, пожалуй. Есть еще новый аэропорт, конечно, он весь словно парящее стекло и свет, но она так спешила завершить путешествие, что едва заметила само здание, когда выходила из его дверей. Ей стоит обратить на него внимание при вылете. Хотя к тому моменту, возможно, построят аэропорт поновее.
Чего тут не существует, так это центра. Транспорт на извивающихся магистралях вроде бы вращается вокруг него, он должен быть где-то там, где в древние времена стояла башня, посвященная богу моря. И все же всякий раз, как Клэр кажется, что она вот-вот прибудет в центр, улица поворачивает и вновь выбрасывает ее на периферию, как парусник, который сбился с курса из-за встречного ветра.
У этого города должно быть сердце. Оно есть у каждого города, необязательно в географическом центре. Это метафора, которую Клэр всегда держит в уме, то, что она ищет. Порой в некоторых городах она удивляется тому, где обнаруживает их сердца. В этом городе с его отсталой кольцевой структурой ожидаешь, что это место должно быть в самом яблочке.
Но, похоже, туда не попасть.
Повсюду развешаны огромные видеоэкраны, на которых пишут сообщения о погодных условиях, приближающейся тропической буре, сводки о дорожном движении: какие дороги закрыты и какой можно выбрать объезд.
Похоже, тут много полицейских.
Но с другой стороны, – напоминает она себе, – ты всегда высматриваешь их.
У нее вибрирует телефон. Короткое анонимное сообщение: «Хорошее утро для прогулки», и карта с геометкой. Площадь недалеко от того места, где Клэр стоит сейчас. Она дает себе время оглядеться, будто не решила еще, куда пойти, и направляется в сторону площади.
Туман рассеивается. Небо все еще заволокло тучами, но высокие здания уже можно разглядеть. Клэр обнаруживает, что до сих пор бродила по дну ущелья, стены которого сделаны из стекла и стали, а издали за ней наблюдали высокие подъемные краны. Головокружение возвращается, а с ним и бурлящее беспокойство, грозящее перерасти в нечто худшее. Если Клэр позволит себе думать о неугомонных тектонических плитах под этими улицами, ужас собьет ее с ног.
Вот и площадь. Клэр уже проходила ее этим утром. Она оживленная, громкая, окружена тремя полосами медленно кружащих автомобилей. На дальнем краю происходит какой-то митинг. Толпа людей с транспарантами и плакатами, которые Клэр отсюда не прочитать. С помоста кто-то говорит в мегафон. Толпа кричит и свистит, любопытные зеваки подходят ближе, чтобы рассмотреть, что происходит.
Все это Клэр не касается, но этого хватит, чтобы отвлечь внимание от передачи тряпичной сумки. Хороший выбор времени и места. Клэр нужно разделаться с этим, и тогда она сможет вернуться в гостиницу. Притворяясь, что сверяется с картой в путеводителе, она оглядывает людей вокруг.
И тут видит его.
Он неприметный, каким ему и следует быть. Обычный парень с неряшливой бородой, в джинсах и толстовке с капюшоном уставился в свой телефон, сидя на лавочке на автобусной остановке, большая тряпичная сумка-мессенджер рядом с ним, зеленая, с наклейкой в виде улыбающейся мультяшной планеты Земля на переднем клапане – опознавательный знак, который ей и сказано искать. Он похож на студента, приехавшего по обмену, или на вчерашнего школьника, устроившего себе дешевый отпуск с ночевками в хостелах – великое путешествие в одиночку, отсрочка от неприметной работы, которая заберет у него остаток жизни. На нем не станешь задерживать взгляд.
Клэр в нескольких шагах от автобусной остановки. Остались секунды. Она идет к нему обычным шагом, все еще делая вид, что сверяется с картой, продумывая, как лучше к нему обратиться, ищет пути отхода, если это не тот парень или это ловушка.
Он поднимает голову, замечает ее, на мгновенье задерживает взгляд, затем быстро смотрит вниз, возвращаясь к экрану своего телефона.
Клэр всего в паре шагов, когда Андрос притормаживает возле нее на изящном серебристо-голубом скутере. Все, что ей остается, это остановиться и уставиться на него. Она старается не смотреть на парня на лавочке. Андрос выбрасывает стояночную опору.
– Похоже, ты потерялась, – говорит Андрос.
Она пожимает плечами.
– Потерялась, – отвечает она и смеется, заливаясь краской не от смущения, а оттого, что ее дело внезапно и резко прервали. Хотя Андрос об этом не узнает.
– Здесь это часто бывает, – говорит он. – Со мной иногда тоже.
– Город будто водит тебя кругами, – ухмыльнувшись, она кружится, чтобы показать, как это происходит, и это дает ей возможность проверить лавочку на остановке. Ее контакт уже ушел.
– Что ж, если тебе надоело ходить кругами, мое предложение еще в силе, – замечает Андрос.
Склонив голову набок и делая вид, будто обдумывает сказанное, Клэр успокаивает себя долгим, медленным вдохом. Она по опыту знает, что лучше всего уйти с места передачи как можно быстрее.
– Конечно, почему нет.
– Отлично. Куда бы ты хотела поехать?