Книга дождя — страница 22 из 59

– Что ж, веками люди думали, что Платон его выдумал.

– Да, и в некоторых реальностях, пожалуй, так и есть: мы лишь поучительная история в чьей-то книге. Большинство тропинок, однако, представляют лишь едва заметные отличия от реальности, которую мы знаем. Теоретически вероятность того, что наша вселенная выберет одну из них, можно изменить. На это мы и надеемся. Сильное давление и жар внизу дают нам оптимальные условия для этой попытки. По сути, мы стремимся создать небольшое, локальное отклонение от нашего пути. Изменить вероятность лишь чуть-чуть. Если мы настроим волну правильно, то сможем сделать катастрофический исход скорее возможным, чем неизбежным.

– Я уже слышала об этих волнах, – говорит Клэр и неожиданно для себя начинает рассказывать, откуда она: про Ривер-Мидоуз и как там использовали похожие процессы для извлечения необходимого из токсичной черной руды, в которой содержалось это необходимое. Клэр вроде бы не говорит ничего такого, в чем ей не стоит признаваться, но ощущает себя именно так.

– Мы изучали этот ранний способ на занятиях, – говорит Андрос. – Он вызвал больше проблем, чем решил.

Она кивает.

– Много странностей случалось в том городе. В основном с маленькими детьми и подростками. Обмороки. Видения. Странные болезни. Люди исчезали на несколько часов, а потом возвращались, но не помнили, где были. Никто так и не смог доказать, что именно волны вызывали эти явления, не смог затащить корпорацию в суд. Эта добывающая промышленность, по сути, правила городом. Она держала на коротком поводке власти города, и все зарабатывали кучу денег, так что люди решили: «К черту все, полный вперед!» А теперь это зона бедствия, и до сих пор никто не знает, как ее очистить.

– Здесь такого не будет, – говорит Андрос. – Это невозможно. С тех пор технологии давно ушли вперед.

– Так у вас что-то получается?

Он стучит пальцем по стеклу.

– Мы пока не уверены.


Когда он вечером возвращает ее в «Трезубец», она совершенно уверена, что позволит случиться тому, чего они оба явно хотят. В этом есть риск, но она делала это раньше, и не раз это даже помогало ей выбраться из трудной ситуации, подкрепить ее легенду. Она уже знает, что порой не повредит выглядеть слегка безрассудной и даже глупой.

Она собирается пригласить его в номер на стаканчик спиртного, но то ли ее настигает запоздалая осторожность, то ли по иной причине, когда она слезает со скутера и встречает его простодушный взгляд, она не может произнести нужные слова. Вместо этого у входа в гостиницу она быстро и неловко желает ему доброй ночи. В фойе оборачивается и смотрит на него сквозь стеклянные двери. Он медленно забирается на скутер. И перед тем, как тронуться с места, поднимает взгляд и видит, что она смотрит.

Он улыбается и машет. Она улыбается и машет.

Прежде чем нажать на кнопку лифта, она оглядывает фойе на случай, если ее контакт здесь и готов попробовать передать предмет снова. Но нет, о чем она только думает? Они ведь сказали – «не сегодня», и дураков нет соваться туда, где она остановилась. Она лишь мечтает об этом, приходится ей признать, потому что отчаянно хочет разделаться со своей задачей.

Раздеваясь перед сном, она проверяет пластырь. Он выглядит тоньше, а края стали неровными, будто он расползается, подобно амебе.


Даже в наши дни во многих домах сохраняется обычай проливать несколько капель соленой воды после ужина на пол, чтобы почтить морских богов. Считается, что эти божественные сущности посещают островитян, когда те спят, дают им советы и предостерегают от опасностей.


На заданиях ей чаще снятся сны, а может, сами сны лучше запоминаются. Она уже привыкла к этим ночным спектаклям, подробным и связным, в которых сохраняются место, замысел и развитие, что вообще-то редко бывает в снах. Большинство снов следуют похожему сценарию. Они начинаются обыденно: она готовит еду дома на кухне, идет за почтой, за покупками – и внезапно понимает, что забыла, зачем шла, и настойчивый поиск уводит ее все дальше от знакомого окружения, порой она попадает в очень странные декорации, альтернативные реальности, драматичные и хаотичные, где обнаруживает себя в уже действующем сюжете, включающем героев, которых ее сновидящий разум вызывает из забвения, словно они только и ждали всю ее жизнь этого момента, чтобы проявить себя. Некоторые люди-фантомы оказываются столь живыми в ее снах, что остаются с ней по пробуждении, и она тоскует по ним, мечтая увидеть снова этих друзей, соперников, любовников.

Сегодня ей снится эта же гостиница, «Трезубец», ее награждают в одном из конференц-залов. Она только что издала подробный путеводитель по острову – толстую книгу, напичканную фактами, датами, загадками. Она гордится этим достижением, но огромная толпа аплодирует и смущает ее своим вниманием. Тут она вспоминает о ребенке. Да, она должна была присматривать за ребенком, пока она здесь, за маленькой дочкой своей старшей сестры, они пришли с ней в бассейн этим утром (в бодрствующей жизни у нее нет братьев и сестер, но во сне вся история опирается на факт существования этой колдовской сестры). Им было весело плескаться на мелководье, покупать рожки мороженого в баре, но потом она оставила малышку там – забыла о ней. Как она могла так поступить? Ей нужно вернуться и найти ребенка, пока не случилось ужасное.

Она выходит из конференц-зала, не оглядываясь, и спешит по надземному переходу в комплекс с бассейном. Это кошмар: в бассейне темно, но еще остаются люди, которые бродят вдоль берега под звездами. Звезды? Крыши нет – бассейн под открытым небом.

Она замечает мужчину примерно одного с ней возраста, он стоит у воды и выглядит так, будто он не отсюда: все вокруг в пляжной одежде и купальниках, а на нем толстая фланелевая рубашка, грязные джинсы с травяными пятнами на коленях и треккинговые ботинки. Мужчина смотрит на нее, когда она проходит мимо, и ей кажется, что он ей знаком, он тот, кого она знала много лет назад, но у нее нет времени вспоминать, ведь вдали на берегу она видит ребенка, копающегося в песке.

Звучит горн. Вот-вот прибудет волна. Последняя волна, в которой утонут все.

Клэр хватает малышку на руки, та стала крошечная, как новорожденный котенок. Но она не младенец, а просто миниатюрная девочка, и Клэр любит это невозможное существо всей душой, любила всегда. Она бормочет: «Теперь ты со мной, прости, я больше тебя не брошу, обещаю». Заворачивает девочку-куколку в полотенце и спешит с ней назад тем же путем. Когда они идут по надземному переходу, Клэр замечает блеск в темноте за окном, мерцающую рябь. Она присматривается: это что-то живое, нет, это множество живых существ, косяк крошечных серебряных рыбок, снующих и разом меняющих направление в темноте.

Слишком поздно. Она опоздала. Надземный переход уже под водой.

Клэр замирает у окна. Огромная тень возникает из темноты. Проплывая мимо, она смотрит на Клэр любопытным голубым глазом.


Андрос работает в исследовательской лаборатории весь день, так что она предоставлена самой себе. Что хорошо, убеждает она себя. Она выходит из гостиницы, проверяет факты, делает пометки о мелких подробностях, в которых путеводитель ошибся, и ее собственная ментальная карта начинает наполняться, словно проявляются на листе бумаги слова, написанные невидимыми чернилами. На короткое время ей и впрямь удается забыть, что передача пока не состоялась.

В полдень над городом сгущается облачная пелена, приносит с собой моросящий дождь, подгоняемый ветром, и сумрак. Вечером Клэр возвращается в гостиницу насквозь промокшая и решает избегать бара и Андроса.

Пока она ждет ужина в номере, ее внезапно настигает страх. Она сворачивается на постели клубочком, сжимает подушку и стонет.

В чем дело?

Пластырь.

Она садится, включает прикроватную лампу, проверяет плечо. Пластырь больше не квадратный, он расползся еще больше, у него появились ложноножки, полуострова. Он почти слился с ее кожей.

Вот что ее дурачит. Город просачивается в нее. Требует ее. Но она ни за что не поддастся.

Она пытается сорвать пластырь. Не может поймать край. Она щиплет его. Скребет.

Эта штука никак не сходит.

Она спешит в аптеку, которую заметила в конце квартала. Показывает фармацевту пластырь и спрашивает о побочных эффектах. Он уточняет, что за пластырь она наклеила. «Кожный что-то-там», – отвечает она. Она не помнит, она выбросила упаковку. Он убеждает ее не беспокоиться: к пластырям просто нужно привыкнуть.

– Они сами нужны для привыкания к среде, – возражает она.

Если она и впрямь так беспокоится, замечает он, можно обратиться в круглосуточную клинику.

По дороге в гостиницу она раздумывает, не принять ли его совет, но это значит, что придется провести несколько часов под слепящими лампами в переполненной приемной, со множеством любопытствующих незнакомцев. И, разумеется, ее личные данные загрузят в какую-то официальную базу, и кто-нибудь где-нибудь заметит ее, сопоставит эти данные и найдет закономерность в ее путешествиях, которую она так усердно старается скрыть. Ладно, может, это лишь паранойя, но кто знает. И как бы то ни было, если она пойдет в клинику, это значит, что с ней и впрямь что-то не так. А этого не может быть. У нее есть дело, а потом она уберется отсюда.


Пересекая фойе, она натыкается на Андроса. Он сияет при виде нее, говорит, что ему удалось раздобыть два билета на представление сегодня вечером и ей нельзя это упускать. Особое событие, бывает лишь раз в год. Как Рождество.

– Это отчасти связано с тем, ради чего ты сюда приехала, – говорит он.

Она хочет сказать «нет». Она говорит «да».


Новый концертный зал возвышается над гаванью перламутровой спиралью, напоминающей раковину огромного рапана. Чтобы добраться туда, они преодолевают пешеходный мост над водой в толпе до странности мрачной – ведь предполагается развлекательный вечер. Андрос не сильно распространяется по поводу предстоящего события. Говорит, что лучше всего, если она будет воспринимать все самостоятельно, без подготовки.