Однажды он ждал ее на обычном месте, но она не пришла. Он пошел назад. Эмери возле школы не было. И на площадке тоже. Алекс заглянул в обе школы, долго ждал у дверей началки, а затем нехотя пошел домой, опасаясь реакции матери, когда он скажет, что потерял сестру.
Но, войдя в дом, он обнаружил там Эмери. После школы она погналась за чьей-то кошкой и немного заблудилась, но потом нашла дорогу домой. Так Бет узнала, что Алекс уклоняется от своих обязанностей.
– Мы еще не знаем этот город, – напомнила ему Бет. – Мы никого тут не знаем. Мы должны держаться вместе.
Бен водит один из тех исполинских самосвалов, которые вывозят из карьеров сырую руду.
Таежный лес вырубают аккуратными прямоугольными лоскутами, как вырезают с противня финиковые коврижки. Снимают влажный ковер торфяной почвы, чтобы вычерпать то, что копилось здесь сотню миллионов лет, – забродивший черный мед времени.
На месте добычи находится коксовый завод, и Бен считает это забавным. «Все это место – один большой коксовый завод». Один из парней, с которыми знакомится Бен, – бывший кокаиновый наркоман, который перестал употреблять после того, как друзья устроили ему взбучку: сломали все его трубки для крэка и знатно его поколотили. Рассказав Бену эту историю, он добавляет: «А выйдя из больницы, я поблагодарил их за это, и мы продолжаем дружить. Эти ребята спасли мне жизнь».
Только две женщины работают на карьере. Каждый парень в смене всегда знает, где они и что делают. По большей части это типичное поведение ротозеев, любящих поглазеть на дам, но порой наблюдение носит явно враждебный характер. Эти мужчины не хотят, чтобы в их сфере работали женщины.
Вся работа упорядочена, методична, отлажена. Если не считать нескольких повернутых шоферов. Из-за марафонских смен эти молодые работники выглядят так, словно медленно тлеют, будто токсичное топливо, которое они забирают из земли, просочилось в их вены и сгорает в них. Бен держится подальше от этих парней. Он здесь ради семьи. Вот в чем все дело. Он тоже выбирает работать упорядоченно, методично, отлаженно. Но порой новые друзья приглашают его выпить после смены, и ему трудно отказаться. Некоторые молодые парни из повернутых ходят с ними, а в баре быстро пьянеют и готовы наброситься на любого, кто посмотрит на них косо.
Однажды на выходных новые приятели приглашают Бена погонять с ними на квадроциклах в лесу, который еще не вырубили.
Они приезжают на дальнюю стоянку, разводят костер, достают холодильник с пивом. Их смех звучит все громче с закатом солнца. Когда Бен был молод и холост, он жил ради таких моментов. Но сейчас у него сердце не на месте, он гадает, как скоро сможет уйти, не рискуя быть осмеянным. Внезапно опускается ночь. Ему становится не по себе: он глядит на красные искры, уносящиеся в темноту, и чувствует себя слишком далеко от дома, жены, детей.
В школе не обсуждают рябь.
Алекс сидит на обществознании, на первом уроке с утра, слушает вполуха и, как обычно, рисует на полях тетради мультяшные лица и супергеройские костюмы. Его учительница, миссис Кышка, показывает на интерактивной доске карту Америк и рассказывает о Кортесе и падении государства ацтеков, когда по классу пробегает рябь рассогласования.
На мгновение карта меняется: крупный остров в центре Атлантики, у которого было столько имен за всю историю, исчезает. На его месте лишь голубой океан. Затем экран выключается и вновь оживает, а остров возвращается на свое место.
Миссис Кышка издает нервный смешок и продолжает рассказ о том, как конкистадоры положили конец варварским человеческим жертвоприношениям.
Хьюитты подписаны на местную газету «Время», а Эмери – на «Сову». Сова может поворачивать голову на 360 градусов, ну почти. У нее желтые глаза, подобные лунам. А вот сова на том дереве или только что была, возможно, кажется, но уже темнеет, свет обманчив, и ни в чем нельзя быть уверенным.
Тостер снова сломался. Рычаг опускается, но не поднимается обратно. Бет делает для Эмери гренки на сковородке в качестве лакомства, а потом собирает для Бена ланч.
Он любит толсто порезанные огурцы и чеддер. Не слишком много майонеза, от него хлеб становится влажным, если сэндвич лежит слишком долго, а порой ему удается выкроить перерыв только после полудня. Бет добавляет в контейнер парочку помидорок черри и маринованный огурец, закрывает крышкой. Эмери наливает себе стакан апельсинового сока.
– Брат не спускался? – спрашивает Бет.
– Он не хочет сегодня в школу. Говорит, плохо себя чувствует.
– Неужели? И что он сейчас делает?
– Рисует комиксы. Он останется дома?
Бет фыркает.
– Как бы не так.
Эмери – самая высокая девочка в классе. Она говорит матери, что мальчики ее боятся. Бет понимает, что Эмери считает, это из-за роста, но, пожалуй, дело не только в этом. Дело в ней самой. Она стала почти сверхъестественно красивой. Бен всегда говорит, что она хорошенькая, вся в маму, но это не совсем подходящее слово для ее ангельского личика, высоких скул, глубоких, серьезных, почти не моргающих глаз. Откуда взялось это лицо? Бет видит, что у Эмери рот слегка как у Бена, но ничего от нее самой. Алекс похож на родителей, но Эмери выглядит так, словно в ее создание вмешалось третье существо, еще один родитель – небесный, крылатый, наполненный светом, из вышних сфер.
Бет приносит две чашки чая с лимоном и имбирем в гостиную, где Бен смотрит вечерние новости. Он берет у нее одну. Они смотрят новости вместе, отхлебывают чай, молчат. Завтра обещают заморозки. Когда передача заканчивается, Бен зевает.
– Я устал, – говорит он, почесывая шею, и идет к лестнице. – Доброй ночи.
Допив чай, Бет выключает телевизор. Берет обе чашки и собирается тоже идти в спальню, но потом оглядывает законченный первый этаж дома, на мгновение не понимая, где она и как здесь очутилась. Это не рассогласование. Это один из тех моментов, когда до нее доходит, что они покинули дом, приехали в этот город и остались в нем. Отчасти она до сих пор до конца не верит, что это произошло.
Бен устал, но сегодня ему не спится. Строки его любимого стихотворения «Другая дорога» Роберта Фроста, их мягкий ритм звучат в его голове снова и снова. Он читал его на фестивале талантов в шестом классе. Но не победил. Девочка, которая вышла на сцену после него, декламировала «Плач индейской жены»[3] громким и трагическим голосом. Бена бесила ее идеальная дикция и постановочные жесты, но судьям она понравилась.
Однажды он выбрал другую дорогу, и они оказались здесь. Какой была бы их жизнь, если бы он остался на главной трассе и не гнался за воспоминаниями об отце?
Эмери часто просыпается ночью и зовет маму. Она уверяет, что в ее комнате кто-то есть. Кто-то шумит так, будто перемещается в стенах. Порой дверь ее шкафа открывается сама. Бет и Бен ничего не находят. Бен говорит дочери, что дом новый, ему требуется усадка, вот и все. Не нужно будить их всякий раз из-за этого. Она уже большая.
По правде, все они замечают одно и то же: странные звуки, лязг и дребезжание, двери открываются и закрываются сами собой, – но не хотят пугать Эмери, да и себя тоже.
Бет неохотно соглашается с Беном, но втайне хочет и дальше утешать свое дитя в надежде оставаться к ней ближе. Эмери так отдалилась. Она почти не общается с того вечера, как они приехали в Ривер-Мидоуз. Из всего, что занимает Эмери, Бет знает только, что дочь любит животных. Сейчас она чаще бывает на улице, чем в доме, часами бродит где-то и приходит домой с травянистыми пятнами на джинсах, волосы спутаны – либо шла за кошкой, либо ползала по земле, наблюдая за насекомыми.
Когда Эмери была маленькой, ей снились жуткие кошмары, в основном про ведьм. Бет обнимала ее и уговаривала не бояться: уверяла, что последняя ведьма умерла давным-давно, растаяла, как туман, и больше ее никогда не видели, ведь никто в нее больше не верил.
– Но вдруг я снова в нее поверю? – спросила Эмери однажды вечером после сна, который ее разбудил. Бет сидела возле нее на постели и гладила ее волосы.
– Ты лишь одна малышка, – ответила ей Бет. – Удивительная малышка, но все же. Этой веры не хватит, чтобы вернуть всю ведьму целиком. Разве что ее мизинчик. Но ты сможешь на него наступить. Бум! И раздавишь ведьмин мизинчик.
Эмери рассмеялась и повторила слова Бет: Раздавишь ведьмин мизинчик.
Это стало их любимой фразой на долгие годы, когда возникала проблема, большая или маленькая, с которой им не удавалось справиться в одиночку.
Эмери зарылась под одеяла, Бет пожелала ей доброй ночи и встала, чтобы уйти. У двери в комнату Бет повернулась, и за окном ей померещилась прекрасная молодая ведьма, глядящая на них, ее длинные струящиеся волосы были как лунный свет.
По выходным Эмери бродит в лесу возле дома, и Алекс, повинуясь наказу матери, ходит с ней. Эмери начала вести дневник о насекомых, птицах и растениях, которых она находит, усердно корябает записи и рисунки, и они, Алекс вынужден признать, не так уж плохи. Бен и Бет смотрят на такое развитие дел позитивно как на увлечение их вдумчивой и прилежной дочери, которое может способствовать выбору карьеры. Лесоводство – важная наука в их регионе, где пожары могут приводить к эвакуации целых городов.
Следуя за Эмери в одну из ее экспедиций, Алекс гадает, где же находится рубеж между городом и окружающим его лесом. Мальчик уверен, что такая граница должна существовать, хотя обычно он не понимает, когда они ее пересекают. Он убеждает себя, что пока они еще на недикой стороне, медведь на них не нападет.
Если уйдешь хоть на несколько шагов с асфальтированных улиц, ты уже направляешься в чащу, но когда ты там оказываешься? Заросли вокруг города пронизаны тропами, которые выглядят старыми и утоптанными, и, разумеется, рядом всегда автомобильные дороги, линии электропередачи, заброшенные автомобили и прочие следы человеческого присутствия. Можно ли назвать это чащей? Алексу даже странно говорить, что кто-то направляется в лес. Как можно идти вглубь того, что находится вокруг?