– Сегодня нам стоит взобраться на гору, – говорит она Хезер, пока все уплетают сосиски с яичницей, которые Бен приготовил на завтрак. – Уверена, мы легко сможем подняться на одну из них.
– Отличная мысль, – говорит Бет, улыбаясь Эмери. – Давайте все полезем на гору.
– Серьезно? – удивленно спрашивает Бен.
– А давайте! – говорит Лайл Баттерфилд, взмахивая кулаком.
– Ну, я не знаю, – сомневается Морин Баттерфилд.
– Нам не нужно взбираться на самый верх, – уточняет Бет и указывает поверх крыши своего прицепа. – Там есть тропа, которая ведет на тот хребет, вон туда. Я видела на информационной доске при въезде. Примерно на час и не слишком крутая.
И они лезут на гору. Алекс сначала злится: он-то планировал провести день в прицепе с комиксами и блокнотом для рисования, вдали от остальных, но очень скоро входит во вкус. На тропе царит дух приключений, будто что-то неизведанное так и ждет, чтобы его обнаружили за поворотом или на следующем подъеме. Он читал много фантастических романов, играл с друзьями в игры, ландшафт которых ему примерно таким и представлялся. Он чувствует, как легкие наполняются слегка морозным воздухом, вдыхает теплый аромат высокогорных можжевельников и пихт. Промеж деревьев он замечает речку и лагерь далеко внизу, солнце блестит на машинах и автодомах, которые ползут по далекому шоссе. Когда путники останавливаются, чтобы перевести дух на повороте тропы со скамейкой, от которой открывается вид, он закрывает глаза и слушает ветер со склонов под ними – многие километры соснового и елового леса.
Эмери поддерживает поток болтовни: о школе, о других ребятах в школе, о ее любимых телешоу, – и Хезер отвечает тем же. Но Эмери не поспевает за ней, и когда она наконец смолкает, Хезер тоже молчит. Вскоре они уже не идут рядом, расходятся.
Они приходят на открытый пологий луг, заросший травой и цветами, под горной стеной, с которой падает тонкая белая нить водопада, довольно далеко от них – его звук не доносит даже ветер. Это конец тропы. Алекс разочарован, что подъем закончен. Он хочет идти дальше, вверх, к ветру и свету.
– Здесь так спокойно, – говорит Бет.
Алекс понимает, что она имеет в виду: здесь нет ряби. Все такое, каким и должно быть.
Они достают ланч, который Бен и Лайл несли в рюкзаках. Две семьи садятся чуть поодаль, особо не болтают. Эмери поднимается и уходит. Хезер за ней не идет.
Они нежатся на солнце какое-то время, теплый воздух убаюкивает их. Прежде чем кто-то успевает это заметить, с утеса на них уже надвигается темная, мрачная туча. Ветер становится холодным, несколько острых капель падает на шеи и плечи.
– А вот и дождь, как по заказу, – говорит Бен. – Если не нравится погода в горах, подождите пять минут.
– Наверно, нам стоит вернуться, – говорит Морин, обнимая Хезер.
Капли потяжелее начинают стучать по головам, и люди спешно пакуют вещи. Когда Алекс оглядывается в поисках Эмери, он видит ее на краю леса, она вглядывается в темно-зеленые дебри. Он подбегает к ней.
– Идем, – говорит он, не в силах сдержать раздражение в голосе. По какой-то причине ему хочется винить ее в перемене погоды.
Она оборачивается и смотрит на него.
– Я вернусь сюда, – говорит она с уверенностью в голосе, без тени мечтательности.
– О чем ты?
– Я вернусь сюда. Чтобы взобраться на эту гору.
– Ладно, хорошо. Как скажешь. Завтра?
– Нет. Через много-много лет.
– Почему бы тебе не остаться здесь, – говорит он небрежно. – Все равно никто не хочет с тобой дружить.
Он уходит, не проверив, обидели ли ее эти слова.
Насколько Алекс помнит, они больше никуда не ездили с Баттерфилдами.
Прошло две недели с тех пор, как они вернулись с гор. Они за столом, ужинают, как вдруг наверху раздается мягкий удар, а за ним другой.
– Когда закрывается одна дверь, – говорит Бен, устало пожав плечами, – открывается другая. Как обычно.
Никто не смеется. Папина шутка уже наскучила.
– Я ничего не слышал, – говорит Алекс.
– Да брось, – говорит Бен. – Это был бельевой шкаф на втором этаже, прямо возле двери в спальню твоей сестренки. Можешь пойти и проверить, если хочешь.
Бет делает глубокий вдох и не отрывает взгляда от тарелки.
– Это неважно, – говорит она мягко.
– Важно, – отвечает Бен, свирепея. – Нам надо отслеживать эти вещи, Бет. Сама знаешь. Мы купили этот дом, исходя из вполне обоснованного предположения, что получим то, за что заплатили. И мы платили хорошие деньги за качество. И мастерство. А теперь оказывается, что дом явно был наскоро склепан неумехами.
Бет возражает:
– Возможно, это не дом…
– Нет? Сначала пол шатается в коридоре. Потом таинственные запахи. А теперь, эй, насколько это круто? Самооткрывающиеся двери. Вот почему нам нужно следить. Нам нужен точный, подробный отчет обо всем, что не так с этим домом, вплоть до последней скрипучей половицы, поскольку, на мой взгляд, это выглядит так, что у нас нет выбора, кроме как засудить этого треклятого строителя.
Его голос стал громче, настроение явно испортилось. Деньги теперь давят на него больше, чем когда их не было. Когда он такой, Алексу приходится сопротивляться желанию встать из-за стола и уйти. Он знает по опыту, что от этого будет только хуже, но порой именно этого он и хочет – чтобы все взорвалось. Сегодня что-то в напряженном тоне матери удерживает его. Злить отца, похоже, его обязанность. Но злить мать – запретная зона.
– Люди будто бы больше не гордятся своей работой, – продолжает Бен. – Кто-то всегда пытается обчистить тебя или обмануть, и мы все подыгрываем, вроде как «ну что ж, так уж устроен мир». Что ж, раньше он был устроен иначе, и он не должен быть так устроен.
– Это не моя, – говорит Эмери.
– О чем ты, солнышко? – спрашивает Бет. Услышать Эмери за обеденным столом в эти дни – еще большая редкость, чем такие вспышки Бена.
– Это была не моя дверь, – уточняет Эмери. – Это Алекса.
– Брешешь, – говорит Алекс.
– Алекс! – одергивает его Бет.
– Ну, она ошибается.
– Нет. Я их различаю.
Алекс вынужден признать, что, наверно, она права, хотя и не собирается с ней соглашаться. Эмери гораздо чувствительнее к таким вещам, чем остальные, это очевидно. Что и понятно, если странные явления в их доме как-то связаны с рассогласованиями.
– Мы можем вернуться к разговору? – говорит Бен, обращаясь к лампе над столом. И словно по подсказке та начинает мерцать. Рябь проходит по комнате – теперь уже столь привычное событие, что никто его даже не комментирует.
– Ты же знаешь, что подрядчик придет посмотреть дом на следующей неделе, – говорит Бет. – А пока мы ничего не можем сделать. Так почему бы просто…
– А я знаю, что делать, – бормочет Бен, отталкивая тарелку. – Приложу свою ногу к жирной заднице одного подрядчика.
Бет трет глаза.
– Это хороший дом. Мы все исправим.
«Она не хочет здесь оставаться, – думает Алекс. – Зачем же она защищает дом?»
Рэй, подрядчик, скользит рукой по кухонной стене, потом стучит по ней мягко, прислушиваясь.
– О да, – бормочет он, кивая.
– Что – да? – спрашивает Бет.
– Так бывает с некоторыми новыми постройками, – отвечает Рэй. – Ни с того ни с сего. Не похоже, что оно выбирает дом по какой-то определенной причине.
– Так это рассогласования?
– Ну, трудно сказать наверняка. Я в этом не спец. Может, почва едет.
– Можно ли что-то сделать?
Рэй прижимает ухо к стене, мягко стучит, слушает.
– О, разумеется, у вас еще есть время, – говорит он. – Мы поймали это на ранней фазе.
– Хорошо, – говорит Бет. – Значит, вы можете это исправить?
– Я могу собрать бригаду, может… через три или шесть недель. Нужно свериться с расписанием. Но не волнуйтесь, мы все исправим. Без проблем.
Он стучит по дверному косяку.
– Дом будет как новый.
– Он и есть новый, – говорит Бет.
Рэй усмехается.
– Конечно, – отвечает он и подмигивает ей. – Лучше, чем новый.
Зябким субботним днем в начале весны, когда остатки грязных сугробов еще жмутся к краям газонов, Бет возвращается домой из магазина в тихий дом. Она идет наверх, обнаруживает, что комната Эмери пуста. Алекс в своей комнате, как обычно, рисует комикс.
– Где твоя сестра?
– Я не знаю.
– Как это ты не знаешь?
– Я больше не хожу за ней повсюду, мам. Почему я должен нянчиться с ней, ведь она уже не маленькая? Это нечестно. Мне есть чем заняться.
Они выдерживают взгляды друг друга, никто не отступает. Бет глотает гневный ответ и уходит. Крик Алекса догоняет ее на лестнице.
– С ней все отлично! Она там своя! И ты это знаешь!
Бет плохо спит. Как и остальные в семье. Ну, кроме Бена. Он без труда отключается сразу, что бы ни случилось.
Ломтики огурца, а чеддера нет. Только плавленый сыр, Бен его не любит, но она забыла купить вкусный вчера вечером в магазине. Бет слышит, как Алекс кричит на Эмери через дверь ванной, чтобы та поторапливалась.
– Я беру сверхурочные сегодня в администрации, – говорит Бет Бену, который пролистывает свежий номер «Вестника Ривер-Мидоуза». Читает за столом, а сам говорит Алексу так не делать.
– Правда? Все хорошо? Выглядишь усталой.
– Я в норме.
Бен кивает, складывает газету. Встает, прикасается к ее плечу.
– Я позвоню тебе во время ланча.
– Ладно.
Дверь ванной открывается, и Бет слышит, как Алекс произносит:
– Давно бы так.
Эмери входит в кухню, берет миску и ложку, приносит их к столу и насыпает себе хлопьев. Бет следит за ней, стараясь не показать виду. Эмери вот уже несколько недель не говорит ничего о пугающих шумах и дверях, которые открываются сами собой. Может, наконец-то привыкла. Возможно, ей придется привыкнуть, если подрядчик больше не появится. Но Бет чувствует, что дело не только в странностях в доме. Эмери так спокойна и решительна во всем, что делает. Ничто, похоже, не выводит ее из себя. На днях была гроза, окна дребезжали и у всех душа в пятки уходила с каждым оглушительным грохотом. Но только не у Эмери, а ведь раньше она боялась грома.